Читать интересную книгу Ястреб халифа - Ксения Медведевич

– Халиф приказывает взять тебя под стражу! Сдай оружие! – приказал Хашайр.

– Да ну? – тихо спросил Тарик.

И медленно поднялся.

Остроногая погремушка соскочила с мраморного бортика и поскакала по песку, высоко подпрыгивая и оставляя за собой ниточку крохотных рытвин. Мальчик захлопал в ладоши и припустил за ней. Шайтан-юла направлялась к прямоугольнику двери в боковое крыло павильона.

Из темного проема выступила высокая женская фигура в ослепительном желтом платье. С открытым бледным лицом сумеречницы. Женщина ласково улыбнулась мальчику, сторонясь и мягко поднимая руку в тяжелом, свисающем до пола рукаве. Проводила хохочущего малыша взглядом. А когда тот исчез в прохладной темноте лестницы, подняла глаза на Хашайра с воинами.

И улыбнулась – как улыбается, наверное, ангел Азраил, заглядывая в глаза умирающим.

По пологой лестнице неспешно, придерживая длинные шлейфы, спускались еще женщины в ярких, пылающих на солнце шелках.

Судорожно оглядываясь, гулямы стали сбиваться в круг, спина к спине.

– Ты ничего не добьешься, – спокойно сказал Хашайр, встряхивая клинком. – Мы взяли дворец. Сардар ибн Масуди со своими Левыми гвардейцами подчиняется мне. А под городом стоят шесть тысяч наших воинов. Твоих ведьминских баб не хватит на войско Умейядов.

Тарик медленно потянул из ножен меч и зевнул, лениво прикрывая рот узкой ладонью:

– Боюсь, мой друг, Сардар ибн Масуди подчиняется уже только Всевышнему – ибо отправился на встречу с вечностью. И все его Левые гвардейцы тоже. А твои шесть тысяч воинов уже не стоят под городом. Они лежат под ним. Потому что сегодня все они повстречались с моими южанами и с отрядом молодого Аслама ибн Казмана, эмира Исбильи, который они так неосмотрительно приняли за подкрепление.

И нерегиль вскинул ослепительно вспыхнувший в вечернем солнце клинок.

…Когда рядом с окружающими Двойной пруд кустами тяжело упало первое тело, веселящиеся гулямы сначала не поняли, в чем дело. И только когда над водой невесомо зашелестели распахнутые рукава, двор Госпожи заполнился дикими криками ужаса. Впрочем, они быстро стихли: всхлипывающие, придерживающие шнуры шальвар женщины оцепенело смотрели на окровавленные тела тех, кто их насиловал за мгновение до того.

Айша сидела в мелкой воде пруда и, стуча зубами, пыталась свести на груди края нижнего платья. Ее руки дрожали, с подбородка капала вода – не отпуская одной рукой широкую золотую кайму, женщина время от времени начинала судорожно умываться.

Тарег постоял над ней – и тоже залез в воду. Присел рядом и прислонился, как и она, к мрамору бортика.

– Не холодно? – спросил нерегиль. – Вечереет…

– Ххх-холоддд-дно…

Тарег поднял руку и потянул с куста чье-то осиротевшее покрывало. Сдернул с ветвей и укутал им дрожащую в воде Айшу. Подумав, обнял и прижал к себе:

– Так теплее?..

– Д-дда…

– Прости, задержался на перевале под Маджеритом. Там лежал глубокий снег.

– Гг-где о-онн?..

– Фахр с женщинами Тамийа-химэ. Ему ничего не угрожает.

– А…а… о…о… онн-ни?..

Тарег промолчал.

Айша наконец-то набрала в грудь воздуха и протяжно, подвывая, по-бабьи заревела, тычась ему в плечо и шмыгая носом.

В ветвях раскидистой черешни ворковала горлица. Угу-гу. Угу-гу.

Легкий ветерок колыхал алый прозрачный шелк.

Угу-гу. Угу-гу.

За завесой раздались шорох и тихий звон – Айша пошевелилась, и капельки подвесок в ее серьгах зазвенели.

– Прости меня, – наконец, послышалось из-за алой колышущейся стены.

– За что? – В голосе нерегиля звучало неподдельное удивление.

– За… тот фирман. Я… я не должна была им верить.

Тарег помотал головой:

– Тот указ спас жизнь тебе и мальчику. Если бы они не нуждались в вас для его исполнения, убили бы сразу. Но там стояли подписи Фахра и твоя – без вас указ потерял бы силу.

– Я уже сожгла его.

– Спасибо, – Тарег грустно улыбнулся.

– Что ты будешь делать дальше?

Тут он надолго замолчал.

За шелком снова зазвенело:

– Ты ведь… подгадал с моментом… правда?

Нерегиль резко вскинул голову:

– Что ты хочешь этим сказать?

– Ты… дал им войти во дворец. А мог бы остановить еще на подступах, правда?

– Жалеешь, что сожгла фирман? – криво улыбнулся он.

– Я бы ни за что не согласилась на казнь братьев, – бесконечно усталым голосом проговорила Айша.

– Да, – кивнул он. – Но их нельзя было оставлять в живых. Ты сама убедилась, на что они были способны.

Из-за занавеса раздался глухой смешок:

– И я бы никогда не позволила казнить семью аль-Кадира. А так – гулямы моих… братьев… перебили в тюрьме последних Аббасидов.

– Главных врагов твоего сына, – холодно поправил ее Тарег. – Уверяю тебя, они бы не были столь щепетильны, если бы вы с Фахром оказались у них в руках. К тому же гулямы твоих братьев убили не всех Аббасидов. Под Нисибином молодой аль-Кадир собрал двадцатитысячное войско.

– Они их убили…

– А когда их привезли в тюрьму, ты думала, что главный вазир приглашает потомков Аббаса на церемониальный ужин? Кто подписал указ об их взятии под стражу?! – Голос нерегиля прозвучал неожиданно зло.

Айша вдруг разрыдалась за занавеской:

– Я… я не помнила… ничего не помнила… не понимала, что делала…

Тарег вздохнул, огляделся – никого – и откинул легкий шелк. И протянул ей платок:

– Пожалуйста, прости меня. Я не хотел тебя обидеть.

Айша благодарно кивнула и принялась сморкаться и осушать глаза. Потом вдруг вскинула голову, ошалело огляделась и придушенно пискнула:

– Ты… что?! Ну-ка опусти занавеску!

– Я хочу видеть твои глаза, когда буду рассказывать о своих дальнейших планах, – тихо ответил нерегиль.

Айша легонько отстранилась. Тарег усмехнулся:

– В столицу из степи прибыли еще две тысячи южан – теперь весь мой корпус при мне. Через пару дней к нам присоединится Тахир ибн Хусайн, и мы выступим к Нисибину. Там нам предстоит принять бой со сторонниками Ибрахима аль-Кадира. Мне привезти в столицу кого-либо живым?

Женщина опустила платок и прищурилась, раздувая ноздри и поигрывая желваками на высоких скулах:

– А надо?

– Я полагаю, что да. Ибрахим Ка’им должен умереть при свидетелях. Иначе его объявят каким-нибудь очередным пропавшим имамом.

– Тогда привези.

Он не отвел холодного взгляда.

– Обещаю – я не буду плакать.

Тарег серьезно наклонил голову:

– Хорошо.

– Как ты предлагаешь поступить с моим дядей?

Мухаммад ибн Бакийа бежал в Васит к своему племяннику. Но тот велел схватить его и заключить в тюрьму. И прислал ко двору исполненное покорности послание, в котором клялся поступить с мятежником так, как будет угодно повелителю верующих. Возможно, племянника ибн Бакийи вразумила публичная казнь другого его дяди, вазира хараджа: того раздели донага, изваляли в дегте и пуху, долго возили по улицам столицы, объявляя об его измене престолу. А потом вывели за стены города в место Гвад-аль-Сухайль и посадили там на кол.

Тарег настаивал, чтобы казнь совершилась на площади перед воротами дворца, но молодой эмир Исбильи не поддержал его – сажать на кол внутри городских стен считалось плохой приметой. Преступники обычно умирали долго, в течение нескольких дней, и сыпали проклятиями – зачем слушать эти вопли?

Памятуя о том споре – Айша еще сидела в своих покоях и никого не желала видеть – Тарег дернул плечом:

– А что предлагаешь ты?

– Казнить, – твердо ответила Айша.

– Но не вместе с Ибрахимом аль-Кадиром, – поднял палец Тарег. – А то народ запутается. Нужно четко разделить: вот уничтожен один заговор, а вот – другой.

– Хорошо, – кивнула женщина.

– Его нужно казнить на базарной площади.

– Согласна.

– Но так, чтобы это запомнили.

– Это как? – искренне удивилась Айша.

– Эмир Исбильи сказал, что посоветуется с отцом.

Она вздохнула:

– Ладно, делайте как знаете.

Тарег покачал головой.

– Что ты хочешь этим сказать? – насторожилась Айша.

– По законам и обычаям, халиф должен присутствовать при казни государственного преступника, – спокойно сообщил нерегиль.

– Ты что, рехнулся? – вскинулась молодая женщина. – Фахру нельзя такое видеть!

– А я и не предлагаю смотреть на это Фахру, – усмехнулся Тарег.

Айша насупилась.

– Стараниями дядюшки ты у нас правительница при несовершеннолетнем сыне, – твердо посмотрел на нее сумеречник.

– Хорошо, – сдалась Айша. – Я буду присутствовать. На обеих казнях.

– Только в обморок не упади, – мрачно предупредил ее Тарег.

– Я все равно буду сидеть за занавеской, – не менее мрачно откликнулась мать халифа аш-Шарийа. – Так что, если упаду, этого все равно никто не увидит.

Помолчав, Айша добавила:

– Если это все, можешь удалиться.

И с удовлетворением кивнула, глядя на то, как нерегиль склонился перед ней до самого пола.