Читать интересную книгу Числа и знаки. Трилогия - Юрий Бурносов

– Что вы еще знаете о карликах, хире Клеен? - спросил юноша у толстого торговца, семенившего рядом с видом значительным.

– Что они искусны как землекопы и горняки… - отвечал толстяк, явно польщенный неожиданно обнаружившимся знакомством со столь важною персоною, как столичный чиновник-секуратор. - Остальное вам бы спросить у стариков - в них мало кто верил, в карликов-то, а, видать, зря…

Старичок священник куда-то подевался - очевидно, отправился к своему коллеге, фрате Элингу. Детей и женщин уже собирали в арсенал, крепкое одноэтажное здание без окон и с одними токмо воротами. Фолькон подумал, что еще лучшею защитою было бы посадить их на корабли, ибо вода всяко удержит карликов, но утлые рыбацкие лодки мало подходили для такой цели, да и море стало неспокойным.

Горожане тем временем вооружались. Распоряжаясь через кривого рыбака - а звали его Реенсакер, и был он старшиною рыбацкой артели, - Фолькон велел не брать луков и арбалетов, но отдавать предпочтение топорам, мечам и простым дубинам, ибо небольшое и юркое существо куда проще поразить обычною палкою, нежели арбалетным болтом или стрелою. Для себя он выбрал довольно сносную шпагу - скорее для солидности и привычки ради, нежели как серьезное оружие противу зловредных карликов, - а также топор на длинной рукояти, вроде как у алебарды, но чуть покороче.

Время подошло к полуночи, а карлики никак себя не проявляли. Фолькон как раз отдавал должное горшку овощного супу, когда к нему привели древнего старика, поведавшего, что в молодости он не раз видел каменных карликов в горах и даже прикончил одного; по словам старца выходило, что карлики пребольно кусаются, а помимо того вооружены копьями и мечами, иного же оружия не знают. Хотя, добавил старик, кто знает, что они могли выдумать за прошедшие годы в своих подземных обиталищах.

– Что же заставило их, столько лет не казавших виду, выйти на поверхность и напасть на людей? - спросил в недоумении Фолькон.

– Кто ж их знает, хире, - прошамкал старик. - Не иначе, почуяли какую напасть… Солнце небось тоже неспроста пропало, а, хире? Сколько живу, такого не помню…

Тут юноше припомнились три розы, нетопырь и долгоносик, Третья Книга Марцина Фруде и слова: «А кто поймет, тот восплачет, ибо ничего сделать нельзя». Дорого дал бы Мальтус Фолькон, чтобы сейчас оказаться рядом с субкомиссаром Бофранком, но дело обстояло так, что юноша давно уже не ведал, что происходит в столице. Внезапно ему стало ясно, что и набежавшая столь не вовремя тьма, и появление карликов могут быть напрямую связаны с историей, которую он безуспешно тщился понять вот уже столько времени, с историей, главным участником коей был Хаиме Бофранк.

Однако судьбе было угодно, чтобы нынешняя ночь сделала Мальтуса Фолькона единственной надеждой добрых двух сотен горожан, которым объяснять про Фруде и мрачные пророчества было нельзя, да и не к чему.

Оставалось ждать. Кстати вспомнились и строки стихов, читанных бог весть когда:

Что с нами произойдетвскоре, в этом году?Зловещих дел чехардупринес с собой этот год.Судьба, что ни день, нам шлетновых угроз череду.Что с нами произойдетвскоре, в этом году?Пусть явится то, что нас ждет!Очнуться в раю иль в адунаписано мне на роду?Новое небо грядет.Что с нами произойдет?

Тяжело вздохнув, юноша прислонил к стене свое оружие и подумал, что не ведает, какова судьба друзей его, уцелели ли они в морском крушении и чем они заняты в сей момент; кто знает, может быть, им приходится куда как несладко и все его треволнения суть прах в сравнении с выпавшими на их долю!

Наверное, пришло время рассказать немного о злоключениях, выпавших на долю юного Мальтуса Фолькона прежде, чем мы обнаружили его во влекомой осликами повозке на морском побережье.

Когда буря с ужасной силою набросилась на суденышко, на коем с острова Брос-де-Эльде бежали наши герои, юноша упустил из рук весло, тотчас канувшее в пучину вод. Смытый бочонок с водою ударил его по голове, отчего Мальтус Фолькон, слегка оглушенный, рухнул на днище и лежал там в полузабытьи, уставясь в почти черное небо, кое раздирали вспышки молний…

– Смотрите! - услыхал он вопль монаха и тотчас узрел, как на лодку катится новая волна - она казалась высотою с Фиолетовый Дом, - вспенившаяся и грозная. Чудовищный удар подбросил лодку едва ли не к самым небесам, юноша не успел уцепиться ни за какую снасть и высоко взлетел над бушующей морской поверхностью. Ясно увидел он под собою разламываемую волнами лодку, своих спутников, яркий росчерк молнии… Обыкновенно такое изображают на гравюрах, посвященных кораблекрушениям и ужасам морских плаваний, но юноша недолго мог созерцать открывшуюся панораму, ибо обрушился в воду, вследствие высоты падения уйдя на изрядную глубину, и забарахтался там с одною лишь мыслью - скорее всплыть наверх и сделать хотя бы глоток воздуха.

Юный Фолькон вовсе не умел плавать и был немало удивлен, когда обнаружил в себе некоторую способность к данному способу передвижения. По крайней мере, утонуть он не утонул, а когда наконец вынырнул, то не обнаружил ни лодки, ни своих несчастных товарищей. Тщетно кричал он и звал, тщетно метался туда и сюда, борясь с волнами, - никто не отозвался, никого не было видно. Однако юноша не спешил зачислять друзей в погибшие, здраво рассудив, что их могло разнести течением достаточно далеко в разные стороны и, вполне вероятно, все они благополучно доберутся до берега, ежели таковой есть неподалеку.

С превеликим трудом Фолькон освободился от тяжелой одежды, оставив на себе лишь то, что обеспечило бы минимум приличий, появись он на берегу в присутствии людей, - а именно тонкое шелковое белье и пояс, в клапане которого он хранил свою бляху чиновника Секуративной Палаты. Он по-прежнему держался на плаву, колотя руками, как это делают брошенные в воду собаки, но неумение плавать сказывалось, да и силы его были почти на исходе.

Спас юношу, как ни странно, давешний бочонок с водою, столь подлым образом ударивший его по голове. Он выскочил из пучины, словно большой поплавок; воды в нем было не столь много, чтобы бочонок затонул, содержавшийся внутри воздух обеспечивал отличную плавучесть, и Фолькон с радостью вцепился в кожаные ремни, оплетавшие бочонок поверх кованых обручей.

Теперь юноша мог отдохнуть и оценить свое положение. Особенно подбодрило его то, что в бочонке имелся некоторый запас питьевой воды: Фолькону было ведомо, что от жажды человек гибнет не в пример скорее, нежели от голода.

Направления, в котором находится берег, Фолькон не ведал и счел за благо дождаться окончания бури, заметно к тому времени ослабевшей, дабы на спокойной воде осмотреться. Он помнил, как над лодкою появилась стая птиц и как Альгиус сказал, что это означает приближение суши. Какова же была радость юноши, когда небо просветлело, выглянуло солнце и совсем недалеко он увидал изломанные скальные вершины, корявые деревья, приникшие к ним, и - о чудо! - небольшую парусную лодку, шедшую вдоль берега.

Фолькон принялся вопить что было сил и спустя некоторое время уже сидел на куче мокрых сетей, а двое рыбаков угощали его прескверным вином и спрашивали, как достойный хире оказался средь морских волн. Юноша поведал, что был смыт волною с почтового судна, - сия ложь, рассудил он, никому не помеха и не грех, рассказывать же истинное положение дел простым рыбакам вряд ли стоило. В ответ спасители Фолькона сказали, что высадят его в Гахе, деревушке к северо-западу от мыса Гильферд. Кто знает, плыви они в иное место - к примеру, в Кельфсваме, - не встретился ли бы тогда юноша с Бофранком и Альгиусом Дивором? Однако все сложилось так, как сложилось, к тому ж в Гахе Фолькона свалила неожиданная лихорадка, и, промаявшись ею много дней, немного окрепнув после и отдохнув, только тогда Мальтус отправился домой на повозке доброго фрате Стее, запряженной двумя неторопливыми осликами.

Что случилось дальше - то нам уже ведомо.

Что же случится потом - не ведает никто.

Поскольку здравый смысл всегда заставлял меня подозревать изрядную пустоту во всем том, что они именуют тайными науками, я никогда не отваживался заглядывать в подобные книги.

Монфокон де Вийяр «Граф Габалис или Нелепые тайны каббалистов и розенкрейцеров»

ГЛАВА ПЯТАЯ,

в которой жилище Хаиме Бофранка, покамест хозяина нет дома, наполняется все новыми и новыми людьми, к тому ж не отличающимися особым меж собою дружелюбием.

Хире Базилиус Кнерц, принципиал-ритор в отставке, сидел в уютной, хотя и маленькой кухне хозяйки Бофранка и кушал отменную яичницу с жареной морковью, зеленью и пряностями, запивая ее легким белым вином.