– Да, могу. Причина, по которой я хочу приобрести у Кэтрин Александер эти свитки, заключается в том, что у меня имеется некоторое опасение, что эта женщина может их уничтожить. Эти рукописи являются достоянием всего человечества, а не одного человека. Я решил, что мое предложение ценой в пятьдесят миллионов долларов убедит ее поделиться свитками с миром. Но пока доктор Александер отказалась от моего предложения.
– Я не верю своим ушам! – воскликнул Майкл. Кэтрин стала переключать каналы. В других новостях сообщалось: «Миллиардер Майлз Хэйверз заявил сегодня о том, что ведет переговоры с Кэтрин Александер по личным вопросам. Он намеревается приобрести у нее древние свитки и готов заплатить за них пятьдесят миллионов долларов…»
– Я не понимаю, какая ему от этого выгода? – проговорил Майкл. – Зачем ему это?
Кэтрин покачала головой в полном замешательстве. Нажав кнопку на пульте дистанционного управления, она переключилась на канал Балтимора: «…Информация поступила в «Нью-Йорк Таймс» от анонимного источника, который утверждает, что приближен к Майлзу Хэйверзу. Неизвестный заявил, что свитки, о которых идет речь, были найдены на Синайском полуострове, имеют отношение к христианству, были нелегально ввезены на территорию страны, а также, что продавцом этих рукописей является Кэтрин Александер, до сих пор находящаяся на свободе».
– Сам Хэйверз и устроил все это, – заметил Майкл. – Если бы человеком, раскрывшим конфиденциальную информацию, был кто-то другой, Хэйверз бы все отрицал, так что этот маскарад его рук дело.
– Но зачем, Майкл? Какой ему от всего этого прок?
– Возможно, он думает, что таким образом заставит вас выступить в свою защиту.
Программу продолжили коммерческие новости, и Кэтрин выключила телевизор.
– Что ж, это не сработает. Я не собираюсь объявляться, буду так же молчать и продолжу перевод свитков. – Кэтрин посмотрела на Майкла. – Вам пора идти. Полуночная месса начнется уже через час.
– А вы уверены, что я не смогу убедить вас пойти со мной?
– Пятый свиток сохранился намного хуже, чем остальные. Я должна начать работу.
Но Майкл не уходил, и, ощутив на себе его взгляд, Кэтрин повернулась к нему:
– Майкл, я не могу пойти с вами.
– Почему?
– Потому что в ночь смерти своей матери я прокляла Церковь. И я прокляла Бога. Я не могу вернуться.
– Конечно же, можете. Обратный путь всегда открыт для вас.
Кэтрин вдруг вспомнила слова, сказанные им две ночи назад в «Атлантиде»: «Люди рождаются с тоской по раю. И задача заключается в том, чтобы отыскать путь домой».
«Но как?» – хотелось ей спросить.
Кэтрин вспомнила слова Сабины: «И я осознала истинный смысл понятия «Путь». Этот путь ведет не вперед, а к истокам».
Удалось ли Сабине найти дорогу домой?
Кэтрин покачала головой.
– Я не знаю, как мне вернуться, Майкл.
– Тогда позвольте сопроводить вас.
И она увидела перед собой его протянутую руку.
Ночь была невыносимо холодной. Ветер словно резал ножом. Но в открытые ворота церкви люди вливались плотным потоком. Ко входу продолжали подъезжать машины, которым на узкой улице уже не хватало места.
«Как много верующих», – подумала Кэтрин, посмотрев на готические шпили, упирающиеся в небо, на котором сегодня не было видно ни луны, ни звезд. Из храма доносились звуки органа. Играли «О, святая ночь». Из открытой двери изливался свет, походивший на поток жидкого золота. Кэтрин наблюдала за людьми, заходящими в струю света. Одни были серьезны, другие весело махали руками друзьям; старики медленно передвигались, опираясь на трости, дети спешили к невероятно красивой и ярко освещенной сценке Рождества Христова, расположенной на лужайке.
Когда они с Майклом подошли к церкви, сердце Кэтрин бешено забилось. Несмотря на низкую температуру воздуха, ей вдруг стало жарко, захотелось скинуть куртку и подставить тело морозному ночному воздуху. Наконец у основания лестницы остановилась.
Майкл посмотрел на нее.
– В чем дело?
– Я не могу.
– Здесь нечего бояться.
– Майкл, я не могу.
Увидев, что она сильно побледнела, он отвел ее в сторону, в небольшой сад, где в покрытом инеем кустарнике, словно призрак, стояла ванна для крещения младенцев. Кэтрин опустилась на каменную скамейку и, стянув с себя шарф, подставила лицо холодному ветру, глубоко вдыхая воздух.
– Зачем же вы пошли со мной? – спросил Майкл, вглядываясь в ее лицо.
Она молчала.
– Вы сделали это для меня, правда?
– Я обеспокоена.
– Чем?
– Я опасаюсь, что вы можете оставить сан священника.
– И почему же это беспокоит вас?
– Потому, Майкл, что, если вы уйдете из Церкви, этим вы ничего не решите. Вина, которая не дает вам покоя, станет терзать вас еще больше.
– И вы подумали, что, если я верну на путь истинный заблудшую душу, это заставит меня остаться? Кэтрин, вы не можете переступить порог этой церкви ради меня. Вы должны сделать это для себя.
– Вы все еще верите, Майкл?
Он недоумевающе посмотрел на нее.
– Что имеете в виду?
– Все эти спасители, о которых пишет Сабина…
– Это не ново для меня. О них рассказывается в исторических книгах – Гермес, Таммуз, Марс. Они не подрывают моей веры в Иисуса, если вы имеете в виду именно это. Я рассматриваю их как его предвестников.
Майкл сделал паузу.
– А что случилось? Вы вдруг стали бледны, как полотно.
– Воспоминания, – коротко ответила она.
Кэтрин стянула с рук перчатки, подставив вспотевшие руки холодному воздуху.
– Ребенком я заикалась, когда нервничала или испытывала страх. С возрастом это прошло. Когда мы приехали в Южную Калифорнию, мне было десять лет, и я пошла в школу Пресвятой Девы Марии. Тогда я еще заикалась. Мама предупредила учителей об этом, но сестре Иммакулате, видимо, забыли сказать. Она преподавала в пятом классе и, к сожалению, тоже страдала этим недугом. Это случилось в мой первый день в школе. – Кэтрин провела рукой по коротким белокурым волосам. Она говорила отрывисто. – Мы изучали путешественников-первооткрывателей. Я жутко боялась, что сестра меня вызовет. – Вспоминая события прошлого, Кэтрин качала головой. – И, конечно же, она вызвала меня. Урок был посвящен Васко да Гама. Когда сестра произнесла его имя, у нее вышло «В-васко д-да Г-гама». Она задала мне вопрос, я стала заикаться: «В-васко д-да Г-гама». Класс взорвался от хохота. Сестра восприняла мои слова как оскорбительную насмешку. Она приказала мне встать на табуретку лицом к классу, повесила мне на шею табличку с надписью «Неверная». Сестра сказала, что я простою на табурете до тех пор, пока не пойму, что к людям необходимо относиться уважительно, после чего продолжила урок.