Читать интересную книгу Повседневная жизнь тайной канцелярии XVIII века - Елена Никулина

Однако через 15 лет, в 1770 году, Вaлькруассан уже в качестве драгунского полковника был направлен французским правительством в лагерь сражавшихся против России польских конфедератов. Лихой военный «инструктор» предлагал туркам сформировать корпус из поляков, молдаван, валахов, венгров и трансильванцев, чтобы вести боевые действия против России, отвоевать у русской армии Валахию, а сам был не прочь стать ее господарем: «Если бы решились его низложить и поставить меня на его место, я бы обязался к будущему маю месяцу выставить против неприятеля 6 000 солдат, которые ровно ничего не стоили бы Порте на протяжении всей войны и оказали бы ей важнейшие услуги, если не будут требовать налогов все указанное время».[556] К счастью для турок, французский посол в Константинополе авантюриста не поддержал.

В 1757 году были задержаны прусские шпионы барон Ремер и слуги принца Антона Ульриха Ламберт и Эрик Стампель. Полковник Нарвского гарнизона Сванге-Блюм и нарвский комендант барон фон Штейн попались на передаче секретных сведений прусским властям в письмах, адресованных в гарнизон польского города Данцига. Блюм сразу же во всем сознался, был посажен в Шлиссельбургскую крепость, где умер в феврале 1759 года. В 1758 году за аналогичные преступления были осуждены капитан Альбрехт Ключевский и драгун Абрам Дейхман. За добывание секретной информации для пруссаков попали под следствие в том же году прапорщик Павел Калугерович, в 1759-м – инженер-поручик Фридрих Теш и вахмистр Мартин Келлер, в 1761 году – Даниил Фишер.

Однако заслуги самой Тайной канцелярии по части контрразведки были не так уж значительны. Подчиненные А. И. Шувалова получали агентов, уже выявленных «на фронте», в том числе при помощи самих немцев.[557] Бдительный армейский подпоручик Тизенгаузен в феврале 1761 года опознал в торговце из польского Торуня Фишере прусского «аудитора» по имени Лоэ. Арестованный военными властями коммивояжер вначале категорически отрицал обвинение, но против российских батогов не устоял и признался, что был завербован прусским фельдфебелем, в «мужицком платье» действовавшим в тылу русских войск. Этот резидент Янцын поручил Фишеру и другому агенту Ягану Петерсену разведать расположение русских войск в районе Гданьска; они собирали информацию по трактирам и передавали ее работодателю, рассчитывавшемуся полновесными червонцами. По заданию фельдфебеля Фишер отвозил донесения в прусский Штеттин к принцу Бевернскому. Командование тут же разослало по воинским частям сделанное Фишером словесное описание внешности действовавших в русском тылу прусских разведчиков. Самого же Фишера из «секретной канцелярии» при главнокомандующем отправили в Тайную канцелярию; но в Петербурге он, как видно из второго заведенного там и неоконченного дела, ничего существенного к данным ранее показаниям добавить не смог. Судьба неудачливого агента неизвестна; можно лишь предполагать, что он был отпущен после заключения Петром III мира с Пруссией.[558]

«Шпионы» той поры квалификацией не отличались и настоящими «рыцарями плаща и кинжала» не являлись. 65-летний прусский инженер-поручик Теш, служивший в силезском Бреславле «при военном камерном правлении», во время войны перешел на службу к польскому магнату князю Сулковскому, а после его пленения стал проситься обратно, но был арестован за переписку с неприятелем – своим бывшим начальником Шлаберндорфом. Собственно, шпионом Теш никогда не был; но Тайную канцелярию заинтересовала сочиненная им «пиеса», где почтенный чиновник упоминал, что был очевидцем того, как в его родной Бреславль в 1744 году был доставлен под охраной неизвестный мальчик, про которого караульные говорили, что он есть не кто иной, как «объявленный в Петербурге царь», «тайно увезенный» из России, а «другой на его место подложен». Но ничего более конкретного следователи от него не добились, и Теш до конца войны «проживал» в Петропавловской крепости без особого надзора – летом даже двери в казарме были открыты из-за жары. В один из таких знойных дней августа 1761 года честный немец, увидевший, как по двору «ходил пруской шпион инженер-капитан Гиза и осматривал в крепости строение», счел нужным об этом доложить тюремному начальству. Другой «шпион», вахмистр Келлер, оказался российским дезертиром, явившимся из немецкого плена прямо к генерал-квартирмейстеру русской армии Штофелю за паспортом в Кенигсберг. На допросе этот бродяга «венгерской нации» показал, что служил сначала в австрийском, затем в русском войске, откуда бежал, испугавшись «штрафа» батогами, и поступил в полк прусских «желтых гусар», но не прижившись и там, решил вернуться. Перебежчиков Сенат приговорил к ссылке: Теша – прапорщиком в Сибирь, Келлера – на нерчинскую каторгу; но оба были помилованы и отправлены в свое «отечество».[559]

Летом 1774 года был выслан из России полковник русской службы Франсуа Анжели – после самовольной поездки в Вену, а затем в Париж, где его принял министр иностранных дел герцог д’Эгийон. Судя по всему, ничего вредительского он сделать не успел; но французский посланник в Петербурге Дюран де Дистрофф утверждал, что Анжели «мечтал возвыситься способами необыкновенными, а потому замыслил взбунтовать русские полки в Ливонии, захватить Ригу, а затем Петербург, вовлекая в восстание крестьян, и провозгласить великого князя Павла императором».

При дворе Екатерины II создать пропрусскую или профранцузскую «партию» было уже невозможно – твердый внутри– и внешнеполитический курс и реальная мощь державы не давали для этого оснований. Поэтому выбор платных агентов или источников информации у французских дипломатов был невелик – им оставалось довольствоваться придворными щеголями вроде графа Дмитрия Михайловича Матюшкина. «Ваше превосходительство! Господин Матюшкин, о котором я имел честь писать вам еще при жизни Петра ІІІ, поскольку он был мне весьма полезен, чтобы узнать некоторые подробности придворной жизни и иметь доступ к царице, которой он всецело предан, предполагает направиться из Вены в Париж и просит меня рекомендовать вам его как человека, преисполненного усердием и почтением к королю. Человек он очень ограниченный и поведения скверного, но я должен отдать ему справедливость – он всячески расположен к Франции. Его жена – статс-дама императрицы, ее записная фаворитка и наперсница в наслаждениях, и было бы весьма полезно благосклонно отнестись к этому русскому, который возбуждает в ней (императрице. – И. К., Е. Н.) добрые чувства по отношению к нам» – так аттестовал «агента» посол в Петербурге своему министру в Париже. Однако такие персонажи могли передавать только придворные сплетни, но к серьезным делам не допускались.

Не слишком важными сведениями обладали и другие российские «пособники». Блюм на следствии показал, что пересылал неприятелю «росписи», выкупленные им у сержанта Белозерского полка Михаила Будушева и писаря Новгородского пехотного полка солдата Осипа Ерыгина, получивших за услуги всего 16 копеек. Пленные «прусаки», сидевшие неизвестно за что в Московской конторе Тайной канцелярии, в 1760 году доложили понимавшему по-немецки прапорщику охраны: заключенный драгун Федот Псарев заявил им, что «из отечества своего побежит к прусаку и отечество свое продаст за семь червонцев», причем был при этом разговоре трезв. С помощью переводчика-врача немцев допросили, после чего взялись за Псарева. Он запираться не стал – признал, что уже бежал в 1748 году из полка в «Цесарию» и в рядах австрийской армии воевал с Фридрихом II, был взят в 1758 году в плен, о котором у него остались наилучшие впечатления: «Довольствован был как денгами, так и правиантом, а как он из полону вышел и явился собою (сбежал из крепости Шпандау в русскую армию. – И. К., Е. Н.), то де ему здесь ни правианту, ни денег ничего не производят». Обидевшись на такое обращение русских начальников, Псарев высказал немцам-сокамерникам свое желание продать отечество; следователей же уверял, что говорил «с простоты своей и в шутках». Но в Тайной конторе шутку не оценили; беглому драгуну пришлось бы плохо, если бы не вошедший в обычай бюрократический порядок и столь же обычная канцелярская безалаберность: по закону Псарев подлежал за побег военному суду, но в полку беглым официально не числился. После долгих проволочек Тайная канцелярия распорядилась отправить дезертира в оренбургскую ссылку даже без вразумления кнутом или шпицрутенами.[560]

Пожалуй, самым знаменитым шпионом стал генерал-майор русской армии граф Готлиб Kурт Генрих Тотлебен. Уроженец Саксонии был принят на русскую службу в царствование Елизаветы Петровны, участвовал в Семилетней войне, пока не был в июне 1761 года арестован за переписку с неприятелем через некоего «жида», у которого были найдены донесения генерала-изменника и копии «секретных ордеров» русского командования. На следствии Тотлебен оправдывался: он всего лишь желал от местных властей исправной поставки провианта и фуража, а переписку с Фридрихом II поддерживал для того, чтобы при удобном случае «уговорить короля к свиданию или разведать, когда и где он будет на рекогносцировке с малым числом людей», чтобы захватить его в плен. Генерала отправили в Петербург; следствие затянулось, и только в царствование Екатерины ІІ он был предан суду, приговорен к лишению чинов и сослан. Однако через несколько лет, в 1769 году, Тотлебен был вновь вызван в действующую армию и получил прощение за победы, одержанные на Кавказе. Как оказалось, он участвовал еще в одной шпионской истории – помог французскому консулу Россиньолю найти осведомителя, некоего Штрубера из Коллегии иностранных дел. Правда, агент запросил слишком большие деньги за не слишком важные материалы, и французы от его услуг отказались.