жесткой позиции, в лучшем случае ограничиваясь малозначимыми фразами.
…Количество «ненавистников» увеличивалось с каждым днем и месяцем, с каждым годом, причем последние «рекрутировались» исключительно из числа совминовского и «цекашного» аппаратов. Противники Косыгина брали не «качеством» критики, а количеством критикующих…
От всех этих обстоятельств Косыгин уставал больше, чем от ежедневных вопросов, решаемых правительством.
В частном разговоре (1971 год) А. Н. Косыгин обмолвился: «Ничего не осталось. Все рухнуло. Все работы остановлены, а реформы попали в руки людей, которые их вообще не хотят… Реформу торпедируют. Людей, с которыми я разрабатывал реформу, уже отстранили, а призвали совсем других. И я уже ничего не жду»[477].
Это был по-настоящему выплеск эмоций человека, который много лет ждал своего часа и, только заняв второй пост в руководстве страны, получил возможность что-то изменить. Но и этот шанс, эту возможность у него отобрали…
…В 1971 году было восстановлено планирование показателей производства труда, темпы роста которого должны были обязательно опережать темпы роста заработной платы…
Реформа не просто забуксовала, она остановилась… Политика и идеология вновь переиграли экономику, реформаторы уступили свои позиции, отошли в сторону, не рискнули ринуться в бой…
Политическое «подмораживание» началось уже (уже!) в 1967-м, а в 1968-м вылилось в настоящий «ледниковый период» — советские танки в Праге[478].
А дальше пошло по нарастающей…
Еще в конце 1970-го «рвануло» в Польше, где руководство правящей Польской объединенной рабочей партии 13 декабря — нашли же день — объявило о повышении цен на продукты, промышленные товары, бензин… В ответ, вместо слов поддержки со стороны рабочих и служащих, на улицы крупнейших городов вышли докеры, строители, студенты, пенсионеры, творческая интеллигенция, потребовавшие отставки правительства… В ответ со стороны властей прозвучали выстрелы, — был отдан приказ «патронов не жалеть». Итог: 45 погибших и более тысячи раненых.
Москва отреагировала мгновенно — через четыре дня закрытым письмом ЦК КПСС в адрес высшего польского руководства с обвинением «в нарушении ленинских норм в народном хозяйстве».
Высшее польское руководство — первый секретарь ПОРП Вл. Гомулка и премьер Б. Ящук — покинули свои посты. Их сменили не менее знаковые фигуры польского политического истеблишмента — Эдвард Герек и Петр Ярошевич соответственно. 5 января 1971 года они вылетели в Москву, во Внуково их встречали Брежнев и Косыгин — два первых лица советского руководства, такое было впервые, все это свидетельствовало о важности и чрезвычайности ситуации.
Переговоры, естественно, крутились исключительно вокруг необходимых для Польши поставок из СССР продуктов, кредитов и отсрочек по ним.
Еще в октябре 1970 года прежнее польское руководство просило Москву выделить 2 миллиона тонн зерна, 200 тысяч тонн нефти и предоставить на 15 лет отсрочку по советским кредитам (при общем внешнем долге Польши в один миллиард долларов).
И в январе 1971-го новое польское руководство вновь просило о поставках из СССР всего: ежегодно в течение пяти лет по 2 миллиона тонн зерна, по 50 тысяч тонн подсолнечного масла. А еще 4 миллиона тонн нефти, 750 тысяч тонн дизеля — все в год, 3 миллиарда кубометров газа для всей Польши и отдельно 100 миллионов кубометров для Белостокского воеводства, 200 тысяч тонн в год стального проката, цемент, удобрения. И — кредит в 500 миллионов валютных рублей сроком на 10 лет.
Косыгин поинтересовался:
— А что взамен?
Ярошевич, ничтоже сумняшеся, заявил:
— 1200 спецвагонов, из которых 500 цистерн, и самолеты «АН-2» нового типа…
Косыгин его прервал:
— И вы сами в состоянии сконструировать новый тип?
Польский премьер отвел глаза:
— Мы рассчитывали, что его сконструируют в Советском Союзе…[479]
Какая уж тут реформа в собственной стране, когда надо вытаскивать из экономической «дыры» социалистического соседа!
* * *
Уже в январе 1971 года начали пересматривать уже готовый к утверждению на съезде КПСС проект пятилетнего плана: «Поручить Госплану СССР переработать проект Директив XXIV съезда КПСС по пятилетнему плану развития народного хозяйства СССР на 1971–1975 гг. с учетом обмена мнениями и в соответствии с предложениями и замечаниями, высказанными на заседании Политбюро ЦК КПСС, обратив серьезное внимание на дальнейшее повышение жизненного уровня народа, на основе всемерного повышения эффективности и интенсификации всего общественного производства, дальнейшего развития и внедрения научно-технического прогресса, роста национального дохода страны и более полного обеспечения рынка страны товарами народного потребления»[480].
Если «перевести» эти слова «с русского языка на понятный», то последнее означало: цены повышать не будем, но дефицит неизбежен. Правда, Москве, Ленинграду и ряду крупных промышленных центров выделялись дополнительные фонды по продовольствию и товарам первой необходимости, но вопросы дефицита они не решали…
А на подходе стояли Вьетнам, Лаос, Камбоджа, которые требовали «вливаний» из-за идущей там войны; Куба, Ангола, где «строился социализм», но собственных средств, естественно, не хватало…
В начале 1970-х годов о реформах все, кроме Косыгина, просто «забыли»… Такова была высшая партийная установка, и противостоять этому не получалось даже у председателя Совета министров…
В общем, реформа Косыгина «приказала долго жить»…
Отечественные — современные — «специалисты» считают, что «все успехи экономической реформы 1965 года являются либо статистической иллюзией, либо следствием благоприятного стечения обстоятельств, включая влияние погоды на сельское хозяйство… На высшем в советской экономике посту Косыгин ничем особенным себя не проявил»[481].
Или:
«Реформа 1965 года проводилась экономистами, которые характеризуются западными авторами как умеренные „оппозиционеры“, желающие улучшить систему планирования страны „сверху“, также руководствуясь марксистско-ленинскими принципами. Изменения не положили конец централизованному планированию. Скорее, они хотели несколько сократить его негативные эффекты»[482].
В принципе, неудивительно. Удивило бы обратное — учитывая российские традиции и российскую ментальность — если бы оценка была исключительно однозначной и положительной… И все же, все зависит от приоритетов тех лиц, кто оценивал реформу…
Попытка реформировать советскую экономику предпринималась дважды — в начале 1920-х и в середине 1960-х годов (во второй половине 1980-х ее не реформировали; она, экономика, просто рухнула под тяжестью проблем). Если с 1920-ми годами (со временем «новой экономической политики») более-менее понятно, то с реформами второй половины 1960-х годов многое остается сложным и противоречивым… И в этих противоречиях предстоит еще разбираться…
Косыгин пытался «в одну телегу впрячь коня и трепетную лань», стремясь сохранить, казалось бы, «незыблемые» первоосновы социалистической идеологии, вливая «новую кровь» с помощью таких явлений, которые не были прописаны ни у Маркса, ни у Ленина.
Косыгин считал возможным оживить экономику путем интеграции в планово-директивную систему таких рычагов, как прибыль и рентабельность.
Реформа без отхода от «советского классицизма» в экономике Косыгину не удалась, основной цели реформы достичь не получилось — переход на интенсивный