знал, то умер, ничего не сказавши. Святыня же ж… на нее много охотников.
Киваю.
Верно. И про эту святыню в Москве должны были знать. И за нею как раз людей отправили, ибо не место святыням в богами забытом крае. И после-то, возвращая церковь роду, наверняка остались приглядывать. И те, кто вернулся, знали…
Запутано.
А потом, те, кто знал, умерли. Вот и вышло, как вышло.
- Я решил, что надобно стать, как они… те, кто принес Щит Господень…
- Все-таки щит?
- Крест, - чуть подумав, ответил дед. – Крест особый, отлитый из гвоздей, на которых кровь Спасителя…
Крест?
Почему бы и нет.
- Какой он?
- Не ведаю, - дед покачал головой. – Мой дед только и сказал, что, мол, крест это… особый… его берегли, да не уберегли. Что одними руками сложено, другими взято будет. Ну и ждать надо, дабы воссоединить разделенное. Но тут я уж ничего не понял.
А я вот поняла.
Стало быть, угадали мы, и я, и Лют.
Воссоединить.
Разделенное.
- Я решил, что если стану праведником, то и крест мне покажется. Что должен последовать примеру предков… а там и землю возродить. Как была. Чистая, светлая…
Наивный.
Надо же, а он и вправду верил. Но хоть понятно-то… святости норовил достичь. Идеала. И не только сам, но и окружающих пытался идеальными сделать. По своему усмотрению.
- Не нашел? – уточняю я.
Дед развел руками.
- Погоди… тогда как она… убила?
- Гвоздем, - дед сказал это спокойно. – Рака-то была. Драгоценная… как… драгоценности-то с нее содрали. Жемчуга там. Золото… после уж иные поставили, благодаря неравнодушным людям. Спалить еще пытались…
А она не сгорела.
Гвозди…
- Я его нашел, мальчишку этого. В лесу… он лежал. И гвоздь в груди… старый, ржавленый. Я и понял… понял… вытащил. А после уж стрельнул, чтобы…
Скрыть первое ранение.
- Отчего не рассказал?
- Как? Я виноват. Я в семье старшим был. А дочь не ублюл. Сын сбег. Теперь и жена-убийца…
Да уж. Ему проще, чтобы его самого убийцей считали.
- А где мой второй дядька, знаешь? – спохватываюсь вдруг.
И понимаю – да, ведает.
- Она… и его, - тихо произнес дед. – Когда он уйти захотел. Собирался. В сарае их отыскал… сидела, баюкала… и гвоздь в глазу… гвоздем его… я там и схоронил. В сарае.
Выживу – надо будет сказать дяде, чтоб поискал. А то ведь нехорошо…
- Гвозди где?
- Гвозди? – он смотрит на меня не понимающе, а потом вдруг приходит осознание. – Гвозди… гвозди…
И дед хохочет.
- Гвозди.
А после рассыпается туманом.
Ну да, гвозди… логично же. Если из гвоздя можно выковать крест, то почему бы из креста не сделать гвозди? И не вернуть их в раку, где крест хранился?
А раку припрятать.
Её ведь нашли. И заглянув, поняли, что содержимое утеряно. Точнее досталось кому-то другому… а оно вот как… гвозди.
Надо будет сказать.
Если выживу.
Глава 37
Глава 37
Кладбищенские лютики пахли. Тоже странно. Здесь запахов почти и не было, а те, которые имелись, казались слабыми, почти размытыми.
Но лютики пахли сладко.
Одуряюще.
И это не к добру. Кроме того, чем дальше я шла, тем отчетливей и тяжелей становился запах. Еще немного, и он превратиться в вонь.
Иду.
И туман поднимается. Серо-серый, почти белый. Как лепестки этих лютиков. И травы не видать. И ничего-то, кроме разве что…
Женщины с округлым лицом, расписанным морщинами. Это лицо я видела на многих иконах. Темные глаза. В них – усталость и смирение. А черные одежды, что крылья ворона… кто это?
Кто-то важный.
На моем пути иные не встречаются. Она выходит из тумана и идет навстречу. Лицо её меняется. Сперва исчезают морщины, после уходит усталость от взгляда, а там и чернота одежд выцветает. И уже не черный, но красный, с бусинами, будто гроздьями рябиновыми расшитый наряд. Золото на шее.
Золото на волосах.
- Княжна… - говорю, озвучивая свою догадку. – Сбежавшая.
Вздох.
И руки прижатые к сердцу.
Сколько ей было, когда её замуж выдали? Выглядит совсем девочкой, ребенком почти.
- Пятнадцать.
Здесь, в этом мире, мысли тоже слышны.
- Мне было пятнадцать. Но я была послушной дочерью. И когда отец объявил, что нашел мне мужа, я обрадовалась. Разве не радостно женщине найти свою судьбу?
Я промолчала.
Что-то… как-то… не радостно, если посмотреть с точки зрения всего, что было.
- Я жила надеждами. И мой отец, мои братья тоже радовались, ибо союз этот обещал многое. Мой муж был богат и славен. И град, им воздвигнутый, крепко стоял…
Только любви у него не нашлось.
Да и разве о ней речь? Когда браки заключаются ради выгоды. Такие вот…
- Он не был со мной груб. Напротив. Мне поднесли богатые дары. Дали рабов и слуг, чтобы исполняли они все мои желания. Но я видела, что не нужна ему.
- А потом рассказали о ведьме?
- Да, - она коснулась пальцами золотого ожерелья. – Ведьма была старой…
С точки зрения пятнадцатилетней девчонки, несомненно.
- Но он так на нее смотрел… и так говорил, если о ней… я как-то спросила. Я… я подумала, что, возможно, он мог бы взять её в дом. Ключницей. Мой отец так делал. А он разозлился. Впервые. И ругал…
- А тот, другой, не ругал?
Смущение.
- Я… не думала о таком. Он рассказывал. Про… веру. И Господа. Про… мужа и жену, про то, что одному мужу одна жена суждена. И ей тоже. Про…
Много про что, я думаю.
Правильные, причем, вещи рассказывал. Пока самих не коснулось.
- Про долг… но у меня не получалось. Понести. Мой муж… заходил ко мне, но, верно, ведьма его прокляла, чтобы не было у него других детей. И не получалось… никак!
А ребенок был нужен. Правильный ребенок от правильных родителей, которого можно было бы сделать наследником. И воспитать тоже правильно.
- Я… мы… не знаю, как получилось…
Пальцы взлетают ко рту, точно желая его запереть.
- Это… наваждение… верно… и мы… я…
- Согрешили?
Кивок.
- Ты забеременела.
Еще один кивок.
А что, вариант, если так, неплохой. Тесты ДНК еще не придумали, а в остальном… может, останься князь жив, и усомнился бы. Или нет. Или тоже закрыл бы глаза, сделав вид, что