— Сигизмунд! Сигизмунд! — наперебой звучали встревоженные голоса.
— Он пропадет, этот благородный юноша! — в отчаянии восклицал синьор Гримальди, который успел всем сердцем оценить как оказанные ему Сигизмундом услуги, так и достоинства его характера. — Он умрет жалкой смертью, лишенный утешения встретить свою судьбу в обществе товарищей по несчастью!
И тут, словно бы слившийся с вихрем, до них донесся крик Сигизмунда.
— Благой Повелитель, велика милость твоя! — возликовал Мельхиор де Вилладинг. — Сигизмунд нашел дорогу!
— И да славится Матерь Божья Мария! — пробормотал итальянец.
В тот же миг раздался лай, из снежной пелены выпрыгнула собака и, повизгивая, принялась обнюхивать замерзших путешественников. Не успели они выразить свое удивление и восторг, как к ним присоединился Сигизмунд в обществе какого-то незнакомца.
— Честь и хвала добрым августинцам! — радостно воскликнул проводник. — Вот уже в третий раз они меня выручают!
— Оно бы хорошо, честный Пьер, — отвечал незнакомец. — В такую бурю Мазо с Неттуно — плохая замена слугам Святого Бернарда и их собакам. Я такой же заблудший путник, как и вы, и не могу дать вам ничего иного, кроме общества товарища по несчастью. Уже во второй раз святые сводят меня с вами, когда наши жизни висят на волоске!
Последнее замечание Мазо сделал, когда, приблизившись к группе, различил при неверном свете, из кого она состоит.
— Если сейчас ты окажешься нам так же полезен, как тогда, — произнес генуэзец, — то эта встреча на руку нам всем, включая и тебя. Вспомни быстро все, что знаешь и умеешь, а я уделю тебе равную долю всего, что даровало мне благое Провидение.
К словам синьора Гримальди Маледетто обычно прислушивался с особой заинтересованностью, на которую, как уже говорилось, не однажды обращал внимание и сам Гримальди, естественным образом приписывая ее тому обстоятельству, что Маледетто, называвший себя уроженцем Генуи, слышал о нем прежде. Даже сейчас, в пору опасности, Маледетто не изменил себе, и дворянин, сочтя это благоприятным знаком, решился вновь предложить ему отвергнутое ранее денежное вознаграждение, поскольку резонно предполагал, что надежда на весомую награду неминуемо удвоит его старательность.
— Светлейший синьор, — отвечал Мазо, — когда бы речь шла о том, чтобы в шторм и ураган, в штиль и среди бурунов стоять у руля или управляться с любыми снастями, — тут мой опыт и умение могли бы пригодиться, но нынче, пусть я не столь хрупок, как эта беззащитная перед морозом лилия, я так же ни на что не способен. От меня не больше толку, чем от вас, синьоры. К горам я, наверно, привычнее, но надеюсь только на милость святых, а иначе придется мне кончить свои дни здесь, среди снегов, а не в волнах прилива, как я всегда надеялся.
— Но как же собака, твой замечательный пес?
— Ах, Eccellenza, какой прок здесь от Неттуно! Бог дал ему одеяние теплее и толще, чем нам, христианам, но даже это преимущество вскоре сделается для моего бедного друга проклятием. Длинная шерсть, которою он зарос, быстро покроется сосульками и будет мешать ему пробираться через сугробы — а они растут и растут. У собак Святого Бернарда глаже шерсть, длиннее ноги и тоньше чутье, а кроме того, они приучены к этой тропе.
Громкий крик Сигизмунда заставил Мазо смолкнуть. Обнаружив, что случайная встреча с моряком, по всей видимости, в ближайшее время не улучшит их положения, юноша, совместно с Пьером и одним из его помощников, возобновил поиски. За призывом Сигизмунда эхом прозвучали голоса проводника и погонщика, а затем остальные путники увидели, как все трое, преодолевая натиск метели, бегут им навстречу, предшествуемые крупным мастиффом. Неттуно, который прежде припадал к земле, поджимая свой пушистый хвост, явно приободрился и залаял, а потом с нескрываемой радостью и дружелюбием кинулся навстречу своему старому недругу Уберто.
Пес Святого Бернарда был один. Но вид и действия животного говорили о том, что его сознание в настоящий момент находится на высшем уровне, доступном бессловесной твари. Он обегал путников, терся об их ноги своими крепкими гладкими боками, вилял хвостом — в общем, делал все, что свойственно собакам, когда они крайне возбуждены. К счастью, нашелся человек, хорошо знакомый с повадками мастиффа и способный истолковать его намерения, если это слово в данном случае уместно. Это был проводник, который, понимая, что ради спасения жизни самых слабых нельзя терять ни минуты, призвал путешественников быстро приготовиться, дабы не упустить открывшуюся им счастливую возможность. Женщины, как и раньше, оперлись на руку своих спутников, мулов привязали друг к другу, Пьер встал во главе процессии и весело окликнул пса, чтобы он показывал дорогу.
— А благоразумно ли это — слепо доверяться животному? — с некоторым сомнением спросил синьор Гримальди, поскольку даже ему, непривычному к горам человеку, было ясно, что в предстоящем путешествии все они могут погибнуть: тьма сгущалась и мороз усиливался.
— Не сомневайтесь в старине Уберто, синьор, — отвечал Пьер на ходу, потому что ни о какой отсрочке не приходилось и думать, — это пес надежный и хорошо выученный. Служители монастыря приучают собак держаться тропы и не терять ее даже в глубоких сугробах. Для того, как мне часто думается, Бог и дал этим тварям крепкое сердце, длинные ноги и короткую шерсть, и как много пользы приносят эти дары! Мне знакомы все их собачьи повадки: ведь как мы, проводники, изучаем свое ремесло? На службе в монастыре. Отец и мать Уберто были моими любимцами, и их сын вряд ли подведет старого друга семьи.
Остальные путешественники последовали за своим водителем более уверенно, хотя едва ли о чем-то догадывались. Уберто выполнял свой долг с видом вдумчивым и решительным, что подобало его летам и как нельзя более соответствовало сложившимся обстоятельствам. Молодая собака на его месте, наверное, ускакала бы вперед и скрылась из глаз, а этот благородный и, можно сказать, разумный пес продвигался неспешно, приноравливаясь к шагам тех, кто поддерживал своих спутниц; временами он останавливался и оглядывался, будто желая убедиться, что никто не отстал.
Собак Святого Бернарда отбирают — а точнее сказать, отбирали, поскольку, как известно, ныне эта старинная порода исчезла — за крупные размеры, длинные ноги и короткую шерсть, о чем и говорил Пьер. Физическая крепость им требовалась, чтобы во многих случаях оказывать помощь путникам, а также чтобы легко карабкаться по горам, два же последних из названных выше качеств — чтобы не бояться пурги и сугробов. При подготовке их приучали к человеку, делая преданными его друзьями: заставляли запоминать тропы и никогда от них не удаляться (за исключением особых — требующих наивысшего напряжения сил и способностей — случаев), а также учили отыскивать и извлекать наружу тех, кого погребла под собой лавина. Все эти обязанности Уберто исполнял так давно, что был повсеместно признан самой умной и надежной из собак-спасателей. Пьер, хорошо знавший пса, шел за ним с тем большей уверенностью, всецело полагаясь на его природные качества. Поэтому, когда мастифф круто свернул с курса, взятого вначале, проводник последовал его примеру, для верности отмел в сторону немного снега и затем радостно объявил, что потерянная тропа нашлась. Эта новость была встречена как отсрочка смертного приговора, хотя люди опытные хорошо знали, что впереди еще час с лишним изнурительного пути и что чем дальше, тем труднее будет его преодолевать. Когда при радостном известии у путешественников-мужчин вырвался крик ликования, их хрупкие спутницы, готовые вот-вот поддаться ужасной, предвещающей смерть сонливости, встрепенулись, и кровь в их жилах побежала быстрее.