Читать интересную книгу Ответ знает только ветер - Йоханнес Зиммель

Ввиду значительности транснациональной компании, о которой в данном случае идет речь, действия членов этой компании в состоянии аффекта могут привести к волнениям во всем мире — прежде всего в том случае, если получат огласку масштабы валютных спекуляций и финансовых афер. Как будут реагировать на это другие предприниматели, банки и финансовые магнаты, а также биржи? Чрезвычайно велика опасность «черной пятницы», то есть гигантского скандала на бирже, если распадется этот синдикат преступников, к которому принадлежала и фирма «Куд». По совокупности всех этих причин следует рассматривать и предавать гласности все, что случилось и что еще может случиться, лишь как некое загадочное нагромождение несчастных случаев и преступлений.

Таким образом, на самом высшем уровне было решено поручить руководство всем этим делом человеку, в обязанности которого будет входить информирование прессы, радио, телевидения, а также французских и иностранных репортеров, во множестве слетевшихся в Канны после гибели Килвуда, всячески вуалируя подлинные события и, применяя приемы искуснейшей дипломатии, предотвращать самую возможность причинения неприятностей кому-либо из членов той компании «супербогачей», ограждая их от резких выпадов, дающих им основания для жалоб или обвинений.

Все это сообщил нам Гастон Тильман. Как при таких обстоятельствах вести нормальное расследование, он тоже себе не представлял, в чем тут же признался. И выразил наши задачи в следующих словах: «Мы должны общими усилиями постараться выйти как можно более сухими из воды».

Мне было искренне жаль Гастона Тильмана. Он произвел на меня приятное впечатление. И работенку его легкой уж никак не назовешь.

Руссель цинично заявил:

— Ясно как день — все разрешено. Мы можем делать все, что захотим. Лишь одного нам делать нельзя. Нельзя бестактно спрашивать у этих миллиардеров, откуда взялись их миллиарды, ценой каких страданий и несправедливостей они были добыты. Это было бы невежливо.

— Мсье Руссель, вы преувеличиваете, — сказал Тильман и опять пригладил волосы. — Сумейте доказать вину одного из этих людей… — Он не договорил. Вид у него был несчастный.

— Ну-ну, и что же будет? — уже завелся Руссель.

— …и мы найдем способ привлечь его к ответственности, — выдавил Тильман и гордо откинул голову.

— Но не тревожа общественность, — съязвил Руссель. — Главное — не тревожить общественность.

— Мсье Тильман, — вдруг заговорил молчавший до того Кеслер, да таким агрессивным тоном, что все повернулись в его сторону. — Но ведь общественность — это мы все! Разве перед законом теперь уже не все равны? Разве теперь согласно закону не все люди имеют одинаковые права на счастье, безопасность, справедливость и информацию?

— Все это по-прежнему верно, мсье Кеслер, — спокойно ответил Тильман. Терпение этого человека было поистине безгранично. Поэтому его, видимо, и выбрали для этой миссии.

— Медсестра Анна Галина тоже имела эти права, — продолжал Кеслер уже откровенно вызывающим тоном. — Равно как и капитан-лейтенант Виаль. У медсестры Анны остались родственники в Милане. Виаль оставил одинокую старушку-мать. Значит, теперь мы и им будем сообщать правду о гибели их близких в отцензурированном и отфильтрованном виде, если нам удастся обнаружить преступников, так что ли?

— Я же сразу признал, что нас с вами поставили в трудное и пренеприятное положение, мсье Кеслер, — ответил Гастон Тильман, поправляя дужку очков. — Но люди, которые так поступили, отнюдь не глупцы или мерзавцы. К сожалению, в таких случаях, как этот, лучше, чтобы немногие, непосредственно причастные к этому делу, не узнали или, по крайней мере, не сразу узнали правду. Лучше, чем переполошить весь мир и спровоцировать его на неконтролируемые действия, обнародовав эту правду. В вашей среде, мсье Кеслер, тоже есть люди, разделяющие нашу точку зрения, что мне подтвердил мсье Фризе.

— Да я уже знаю, — сердито выдавил тот. — Общался с ним по телефону. Я считаю все это сплошным позором. И не прошу извинить меня за эти слова. Вот мы сидим здесь, взрослые люди, которые понимают, что происходит, в какие игры тут играют, которые чуют, почему это все происходит и почему в эти игры играют. Здесь гибнут люди — виновные или невиновные, это безразлично, важно, что они гибнут, и так все будет продолжаться, а нам вменяется в обязанность докладывать обо всем лично вам, мсье Тильман — при этом я ничего не имею против вас лично, мсье Тильман, вы лишь выполняете ту задачу, которую на вас возложили, — чтобы вы нам указали, как нам действовать дальше, что можно и чего нельзя. — Никогда еще я не видел Кеслера таким взволнованным. Тут он бросил взгляд на меня. — Скажите же и вы что-нибудь, Лукас, дружище! Не все мне одному тут выступать!

И я сказал:

— Я получил телеграммы моей фирмы. Ее тоже проинструктировали соответствующим образом, мсье Тильман. Меня обязали поступать так, как вы распорядитесь.

— Но ведь «Глобаль» — частная компания! — взорвался Руссель. — Как же государство может на нее повлиять? Разве оно имеет на это право?

— В сущности, права, конечно, не имеет, а мочь — может, как видим, — сказал Лакросс, опередив меня. — Однако, в вашем случае всегда остается возможность сказать: этого я делать не буду. Почему вы не ответили им так?

— Потому что я, как и мсье Тильман, убежден, что справедливость в конце концов всегда торжествует, — сказал я. — Хотя и длится это иногда слишком долго. Но в конце концов все же побеждает. И я хочу внести свой вклад в эту победу. — А про себя подумал: «Это ложь». Правдой же было вот что: если бы я отказался работать под опекой Тильмана, Густав Бранденбург отозвал бы меня из Канн и поручил бы какое-нибудь другое дело. Что тогда будет с Анжелой и со мной, с нами обоими? Я находился в таком состоянии духа, когда человек неспособен логически мыслить, чтобы понять: принятое им решение имеет лишь временное значение. Я мог думать только о сегодняшнем дне. Только об Анжеле. Что я должен оставаться с ней столько, сколько удастся. А потом… что будет потом, об этом я не мог думать.

Президент полиции сказал, к моему изумлению:

— Благодарю вас за эти слова, мсье Лукас. Господа, отныне мы все в конечном счете — подчиненные мсье Тильмана.

— Который никогда не станет своевольно злоупотреблять вверенными ему полномочиями, — тихо произнес Тильман, на что Лакросс ответил презрительным сопением.

— Вы все продолжите свои расследования, — сказал президент полиции. — Но координировать свои действия будете только через мсье Тильмана.

— Тогда у меня сразу будет вопрос к мсье Тильману, — сказал Келлер. — Думается, он мучает всех.

— Какой же именно, мсье? — спросил Тильман.

— Именно тот, который никто из нас пока не мог выяснить, поскольку тут все следы начисто смазаны. Считается, что господин Хельман отправился на Корсику, чтобы в Аяччо встретиться с деловыми партнерами. — Тут я заметил, что губы у Тильмана слегка дернулись. — Эти деловые партнеры никому из нас не известны. Очевидно, они жили в частных домах и после встречи с Хельманом тут же уехали. Кто были эти деловые партнеры, мсье Тильман?

— Французские промышленники, — без запинки ответил дипломат.

— Что за промышленники? Их фамилии? Где они сейчас?

— Этого я не имею права вам сообщить, мсье Кеслер, — заметно понизив голос, ответил Тильман.

— А почему? — озадаченно протянул Руссель. Он был так удивлен, что даже растерялся.

— Потому что мое министерство запретило мне это кому-либо сообщать, — сказал Тильман. — Во всяком случае сейчас; могу лишь заверить вас всех, что эти промышленники не имеют никакого отношения к серии преступлений или каким-то другим нарушениям законов.

— Следовательно, их надобно от всего ограждать, — сказал Лакросс.

— Именно так, мсье, — подтвердил Тильман.

— В интересах нашей страны?

— В интересах всех стран, — парировал Тильман. Он пробежал глазами по лицам сидящих за столом. — Мне очень жаль, что наша работа начинается таким образом, но я ничего не могу изменить. Есть еще вопросы?

Вопросов ни у кого не было. Совещание закончилось. Все начали выходить из конференц-зала. Неожиданно я оказался рядом с Тильманом. Он тихо сказал, обращаясь только ко мне:

— Благодарю вас, мсье. Прежде всего за то, что вы поддержали меня словами, в которые сами не верите.

Мы шли по длинному коридору, направляясь к выходу.

— Какими словами? — не сразу понял я.

— О справедливости. Которая в конце концов всегда побеждает. Вы действительно в это верите?

— Нет, — ответил я. — А вы, мсье?

— Я тоже, — сказал Гастон Тильман, и его лицо, казавшееся таким приветливым, вдруг словно погасло.

2