Увы! Именно при этой мысли змей ревности жалил Марию-Антуанетту особенно больно.
Счастье! Но будет ли она счастлива, испытав унижение, ведь ее любовью пренебрегли?
Счастье! Но будет ли она счастлива рядом с королем, этой воплощенной посредственностью, королем, в котором нет ровно ничего героического?
Счастье! Рядом с господином де Шарни, который мог быть счастлив рядом с какой-нибудь другой женщиной, например, рядом с собственной женой?
И в сердце бедной королевы вспыхивали все факелы, которые испепелили Дидону прежде, нежели она взошла на костер.
Но среди этой лихорадочной пытки мелькал проблеск покоя: среди содрогающейся тревоги – проблеск радости. Не создал ли Бог в своей бесконечной доброте зло лишь затем, чтобы научить нас ценить добро?
Андре во всем повинилась королеве, открыла сопернице позор своей жизни; Андре, не смея поднять на нее глаз, заливаясь слезами, призналась Марии-Антуанетте, что недостойна любви и уважения честного человека: значит, Шарни никогда не будет любить Андре.
Но Шарни не знает и никогда не узнает о том, что случилось в Трианоне и о том, что за этим последовало: значит, для Шарни всего этого как бы не существует.
Пребывая во власти всех этих дум, королева мысленно видела в зеркале свою угасающую красоту, исчезнувшую веселость, утраченную свежесть юности.
Потом она возвращалась мыслями к Андре, к странным, почти невероятным приключениям, о которых Андре ей поведала.
Она восхищалась поистине волшебным произволом слепого рока, который извлек из недр Трианона, из хижины, из грязи мальчишку садовника, дабы сплести его судьбу с судьбой благородной барышни, чья судьба оказалась связана в свой черед с судьбой самой королевы.
«Так атом, затерянный в низших сферах, – говорила она себе, – волею силы притяжения вдруг возносится в высшие сферы, дабы слить свой свет с божественным сияньем звезды».
Не был ли этот мальчишка садовник, этот Жилыбер, олицетворением того, что происходит ныне: человек из народа, выходец из низов, он вершит судьбы великого королевства; странный лицедей, порождение реющего над Францией демона зла, он воплощал в себе и оскорбление дворянства, и наступление плебея на королевскую власть?
Этот Жильбер, ставший ученым, этот выскочка в черном сюртуке, советник г-на Неккера и наперсник французского короля, в ходе революции окажется ровней женщине, чью честь он вероломно похитил однажды ночью!
Королева, вновь ставшая женщиной, невольно содрогалась, вспоминая ужасный рассказ Андре; Мария-Антуанетта почла своим долгом смело взглянуть в лицо этому Жильберу и самой научиться читать в человеческих чертах то, что Богу было угодно в них запечатлеть, то, что помогает постигнуть столь странный характер, и несмотря на чувство, о котором мы уже говорили, чувство, близкое к радости, при виде унижения соперницы, ее охватило сильное желание уязвить человека, который принес женщине столько страданий.
Да, да, ей хотелось взглянуть на него, и – кто знает? – быть может, не только ужаснуться, но и восхититься этим незаурядным чудовищем, которое преступно смешало свою подлую кровь с аристократической кровью Франции; этим человеком, который, казалось, вдохновил революцию, чтобы выйти из Бастилии, где в противном случае ему пришлось бы вечно учиться забывать то, что простолюдину не следует помнить.
Эти мысли возвратили королеву к ее политическим несчастьям, и она увидела, что все нити сходятся в одной точке и одна-единственная голова в ответе за все ее страдания.
Поэтому главарем бунта, сокрушившего Бастилию и пошатнувшего трон, стал для королевы именно Жильбер, Жильбер, чьи воззрения заставили всех этих Бийо, Майя-ров, Эли и Юлленов взяться за оружие.
Жильбер казался ей разом коварным и страшным: коварным, ибо он погубил Андре, став ее любовником; страшным, ибо он участвовал в разрушении Бастилии, став врагом королевы.
Тем более необходимо понять, что он такое, дабы держаться от него подальше, а еще лучше – дабы использовать его в своих целях.
Надо любой ценой поговорить с этим человеком, рассмотреть его поближе, самой составить о нем суждение.
Большая часть ночи миновала, пробило три часа, заря высветлила верхушки деревьев Версальского парка и головы статуй…
Королева не спала всю ночь: ее потерянный взгляд скользил по залитым белым светом аллеям.
Тяжелый беспокойный сон незаметно сморил несчастную женщину.
Запрокинув голову, она упала в кресло, стоявшее у раскрытого окна.
Ей снилось, будто она гуляет в Трианоне и из глубины куртины вылезает улыбающийся гном, он протягивает к ней скрюченные пальцы, и она понимает, что это подземное страшное чудовище, похожее на героя германских легенд, и есть Жильбер.
Она вскрикнула.
В ответ раздался другой крик.
Она очнулась от сна.
Кричала г-жа де Тураель: она вошла к королеве и, увидев ее в кресле, бледную и хрипящую, не могла сдержать удивленного и горестного возгласа.
– Королева занемогла! – воскликнула она. – Королеве дурно! Не позвать ли доктора?
Королева открыла глаза: намерение г-жи де Турзель совпадало с ее желанием, подсказанным болезненным любопытством.
– Да, доктора, – отвечала она, – доктора Жильбера, позовите доктора Жильбера.
– Доктора Жильбера? Кто это? – удивилась г-жа де Турзель.
– Новый врач, назначенный, кажется, вчера; он прибыл из Америки.
– Я знаю, кого имеет в виду ее величество, – набралась храбрости одна из придворных дам.
– И что же? – спросила Мария-Антуанетта.
– Доктор в приемной у короля.
– Так вы его знаете?
– Да, ваше величество, – пробормотала дама.
– Но откуда? Ведь он всего неделю или десять дней назад прибыл из Америки и только вчера вышел из Бастилии.
– Я его знаю.., – Отвечайте же, откуда вы его знаете? – приказала королева.
Дама потупилась.
– Да скажете вы, наконец, откуда вы его знаете?
– Ваше величество, я читала его произведения, и мне захотелось взглянуть на их автора, поэтому нынче утром я попросила, чтобы мне его показали.
– А-а! – протянула королева и в голосе ее прозвучала неизъяснимая смесь высокомерия и учтивости. – А-а, ну что ж! Коль скоро вы с ним знакомы, передайте ему, что мне нездоровится и я желаю его видеть.
В ожидании его прихода королева впустила в свои покои придворных дам, накинула пеньюар и поправила прическу.
Глава 32.
ЛЕЙБ-МЕДИК
Через несколько минут после того, как королева отдала приказ, который придворная дама поспешила исполнить, удивленный, слегка встревоженный, глубоко взволнованный, но тщательно скрывающий свои чувства Жильбер предстал перед Марией-Антуанеттой.