Читать интересную книгу Золото на крови - Евгений Сартинов

Праздничный гудеж начался сразу после ликвидации похмельного синдрома. Уже часов в пять вечера вагон напоминал растревоженный улей. Слава Богу, пацан-переросток уже сошел, и я перебрался на полку над Еленой. К этому времени мы уже знали всю биографию семейства Пацюры. К счастью, словоохотливые старички больше говорили сами, чем спрашивали. А в восьмом часу вечера они на два голоса принялись спивать свои заунывные хохляцкие песни.

Волновало меня то, что я редко видел Андрея. Тот очень долго дрых на второй полке, подложив под голову свой тяжелый рюкзак. Проходя мимо я еще подумал: "Эх и дорогая же у него подушка!"

Затем Лейтенант сидел за столом, его щедро угощали и не только закуской. Сначала я был спокоен. Чтобы свалить Андрея выпивкой, надо приложить очень много усилий. Лейтенант не зря хвалился подвигами в этой области народного

искусства. Уже к десяти часам вечера купе, где он ехал, стало чем-то вроде клуба. Пассажиров туда набилось раза в три больше, чем полагалось по билетам. Взрывы хохота, соленые анекдоты, забористые частушки, а затем и невесть откуда взявшаяся гармошка превратили купе Андрея в центр праздничного веселья.

Самыми трезвыми в вагоне оставались мы с Еленой. Лишь в двенадцать ночи мы поцеловали спящую дочку и выпили по рюмке портвейна, любезно предложенного нам соседями. Сами они предпочитали пить водку.

Примерно через полчаса к нам пробился с бутылкой шампанского Андрей. Шею его украшала лента серпантина, и, судя по лихорадочно блестящим глазам и заплетающемуся языку, лейтенант был мертвецки пьян. Не смотря на это Андрей свято придерживался выбранной нами легенды.

- А вот с этими пассажирами я еще не пил! - провозгласил он, разливая нам по стаканам шампанское.

Рука его при этом дрогнула, залив белой пеной столик. Старик хохол тут же запротестовал:

- Ни-ни, я эту газючку нэ потребляю. Я горилку.

Зато старуха его охотно подставила стакан под дармовую выпивку.

Андрей торжественно провозгласил:

- Желаю всем забыть все плохое, что произошло в прошлом году. Дай Бог, чтобы в Новом году все было совсем по-другому!

Смысл его тоста поняли только мы с Еленой. Выпив шампанского, Андрей поцеловал Елену, чмокнув в щечку спящую Валерию и пошел дальше вдоль вагона. Я его догнал и шепнул на ухо:

- Андрей, прекрати пить!

- Все нормально, все под контролем, - еле выговаривая слова, шепнул мне лейтенант.

Последний раз я видел его в том же купе уже во втором часу ночи. Пышногрудая блондинка с увядающим лицом так страстно лезла к нему целоваться, что я побоялся, как бы она не лишила лейтенанта девственности при всем честном народе.

В третьем часу ночи гудеж пошел на убыль, и мы все втроем устроились на нижней полке. Я задремал, чувствуя на щеке дыхание Елены, а под боком тепло дочери. Примерно через час я проснулся от того, что воспринимал всегда болезненно, от холода. Вагон явно выстывал, а одеяло оказалось слишком коротким.

"Проводники, похоже, опять отключились. Пойду-ка подкину угля, подумал я, - а то опять задубеем к утру".

Осторожно выбравшись из-под одеяла, я встал, обулся и пошел к тамбуру. Проходя мимо купе Андрея, я глянул на его полку, и меня прошиб пот. Она была пуста. Исчез и рюкзак Лейтенанта. Во всем вагоне стояла тишина, нарушаемая только стуком колес да многоголосым храпом пассажиров. Мне послышался какой-то шум со стороны тамбура, и я бегом рванулся туда.

Первое, что я почувствовал, высунувшись в тамбур, яростный морозный ветер, врывающийся в открытую дверь вагона. И в проеме этой двери сплелись в борьбе три фигуры. Ситуацию я понял мгновенно. Двое парней пытались выбросить из вагона Андрея. Тот упирался, но уже из последних сил. Ничего не соображая от ненависти, я кинулся вперед, нанося свои легковесные удары по головам мужиков. Один из них оставил Андрея и повернулся ко мне.

- Ах ты щенок, туда же хочешь? Ну иди!

И, ухватив жесткими, как клещи, руками, он поволок меня к открытой двери. Я попробовал упираться ногами, но детина так сдавил мое горло, что я почти задохнулся. Поток ледяного ветра ударил мне в лицо, перестук колес нещадно давил на уши, я пытался разжать его руки, но у меня ничего не получалось. А верзила молча сопел да дышал на меня перегаром. Как у меня получилось то, что я сделал потом, я не пойму и сейчас. Мозги у меня не работали совсем. Резко взмахнув рукой, я попал своему врагу пальцем в глаз. Он отчаянно взвыл, хватка его ослабла, и я сумел вырваться из его объятий. Напоследок детина все-таки ударил меня наотмашь локтем, и я, отлетел в другой конец тамбура, упав на жесткий железный пол. При этом я еще хорошо приложился головой об дверь. Но отдыхать было некогда. В тусклом свете фонарей было видно, что Андрей по-прежнему сопротивлялся второму громиле, а вот первый, зажав одной ладонью глаз, шел на меня.

- Ну гаденыш! Счас я тебя раздавлю! - прошипел он.

Пробуя встать, я нащупал под рукой что-то продолговатое. Лишь взглянув на этот предмет, я осознал, что держу в руках кочергу, вывалившуюся из-за плохо закрытой дверцы отопительного агрегата вагона. Первый удар я нанес, не вставая с пола, снизу вверх, по мужскому достоинству нападавшего. Он коротко, мучительно застонал и невольно наклонился вперед. Я быстро вскочил на ноги и со всей силы опустил кочергу на бычий загривок детины. Как подкошенный он упал на пол и замер без движения.

Андрею же приходилось совсем туго. Практически он уже висел за пределами вагона, только руками еще держался за поручень да ноги цеплялись за ноги врага. А тот, совсем озверев, колотил Андрея кулаками по голове. Раздумывать было некогда, и я опустил кочергу на затылок убийцы. Он даже не вскрикнул, просто осел на пол, и сквозь его темные волосы проступила такая же темная при таком освещении кровь.

Бросив кочергу, я помог Андрею твердо встать на ноги, он сделал шаг вперед и без сил сполз на пол, прислонившись спиной к стенке вагона. Рядом с ним приземлился на грязный пол и я. Мы оба тяжело дышали, по лицу Андрея текла кровь.

- Кто они? - спросил я, кивая на два неподвижных тела.

- Вагонные гастролеры. Ворье,... майданники. Почуяли, что у меня что-то солидное в рюкзаке. Подмешали какую-то гадость в пойло, до сих пор голова болит. Все слышал, а как во сне - ни ногой, ни рукой дрыгнуть не мог. Только когда дверь открыли... воздух освежил, а потом уже и ты подоспел.

- Рюкзак где?

- В ящике под первой полкой. Они хотели меня выкинуть, а его забрать. Сошел человек, и никаких проблем.

Тут первый из крещенных моей кочергой застонал, положил руку на голову и начал приподниматься. Я поразился. Приложил-то ведь я его хорошо, со всей силы. Поднялся на ноги и Андрей. Вдвоем мы спровадили живучего бандита туда,

куда он хотел отправить нас с Андреем. За ним отправился и его молчаливый подельник. Ей-Богу, пожалуй, впервые я не испытывал ни малейших угрызений совести. Как там говорила мать Пелагея? "...Каждому воздастся той же мерою добра и зла..." Кажется, так.

- Иди в вагон, - велел я Андрею.

- Куда теперь едем-то, Юрка? - спросил Лейтенант.

Он ужевытер с лица кровь, лишь по глазам было видно, что состояние у него по-прежнему болезненное.

- Да теперь что гадать! Едем до Одессы.

- А потом?

- Есть там один городишко. Дыра дырой, но мне он нравился. Крепость там старая. На берегу лимана. Белгород-Днестровский. Часа два еще электричкой от Одессы. Там попробуем бросить якорь.

- Хорошо, - кивнул Андрей, подобрал с пола шапку и прошел в вагон.

Я наконец-то смог заняться тем, зачем, собственно, и вышел в тамбур: подкинул в топку угля. Лишь после этого я почувствовал, какой вокруг холод. Я ведь выскочил в тамбур в одной рубашке. Зябко передернув плечами, я пошел к себе. Проходя мимо купе проводников, увидел в приоткрытую дверь лежащую лицом вниз одну из наших железнодорожных стюардесс. Рука ее свешивалась с полки, а по полу перекатывалась пустая бутылка из-под водки.

Проходя мимо купе Андрея, я увидел, как он проверяет свой "золотой" рюкзак. Подняв на меня глаза, он лишь утвердительно кивнул головой. Странно, мне было бы даже легче, если бы у нас все-таки стырили этот опасный груз.

Так в то утро я больше и не уснул. Слишком велико было возбуждение. А днем поезд пришел в Одессу-маму.

Проводницы поднялись минут за пятнадцать до прибытия на конечную станцию и подняли колоссальный шухер со сдачей белья. Половину пассажиров, упившихся за ночь до скотского состояния, пришлось будить чуть ли не пинками. Так что более унылой и хмурой толпы приезжих Одесса еще не видела. Почти всех сошедших с нашего поезда качало так, словно они до сих пор путешествовали, причем не на поезде, а на корабле.

Странно, но очень плохо себя чувствовал и я. Все как-то плыло перед глазами, одолевала слабость, на лбу выступил холодный пот. Я понял, что меня опять просквозило в тамбуре.

- Ты что? Плохо себя чувствуешь? - встревожилась Ленка, глядя на меня.