Джастин застыл, как будто над головой его оглушительно грянул гром. Он молча уставился на Себастьяна. Потом вдруг глаза его расширились, и слезы разом высохли в них, как по мановению волшебной палочки. Едва мог дышать, он весь покрылся холодным потом. О Боже, пронеслось у него в голове, не может быть! Что же это такое? Это сосущее, болезненное чувство, грызущее изнутри его душу... Неужели это любовь? Как странно. А он мог бы поклясться, что это нож, раз за разом вонзающийся в кровоточащую рану. В его сердце... в самое его сердце.
Но разве любовь может причинять такую боль? Нет... невозможно, думал Джастин, так не может быть. Любовь – это совсем другое. Любовь – это радость, наслаждение и... Это что-то искреннее, чистое, как...
Как сама Арабелла.
Неужели он любит Арабеллу? Быть такого не может. Джастина снова прошиб пот. Признаться даже самому себе, что он влюблен в собственную жену... Нет, это было не то признание, которое он сделал бы с легкой душой. В конце концов, всю свою жизнь он бежал от любви.
Она все же настигла его.
Но почему-то легче от этого Джастину не стало.
Собственно говоря, ему даже стало тяжелее.
Глава 23
– Мадам, – торжественно объявил Эймз, – к вам посетитель.
Сидевшая на диванчике Арабелла удивленно вскинула на него глаза:
– Ко мне?
Ее сердце вдруг забилось торопливыми, неровными толчками. Может, это Джастин? Самые разные чувства, нахлынув на Арабеллу, раздирали ее на части. Надежда... страх... и многое другое. На пороге гостиной выросла высокая мужская фигура, и сердце Арабеллы разом ухнуло вниз.
Но это оказался не Джастин, а Себастьян.
Арабелла едва не расплакалась от досады. Со времени той ужасной сцены, которая разыгралась в этой самой гостиной, прошло уже целых два дня. Не успел Джастин уйти, как Арабелла, извинившись, поспешно поднялась к себе. Она вдруг словно ослепла и оглохла и не чувствовала ничего, кроме мучительной боли. И если бы кто-то сказал ей, что Джастин сейчас мучается ничуть не меньше ее самой, Арабелла не поверила бы.
Но потом она долго лежала без сна в своей девичьей постели, в которой так сладко спала прежде. Арабелла надеялась, что сон успокоит ее, но он бежал от нее. Мысли не давали ей покоя. Все казалось каким-то... неправильным, что ли. Без Джастина постель казалась ей пустой. К утру Арабелла окончательно измучилась. Конечно, она еще злилась... и при этом чувствовала себя ужасно несчастной. Она обижалась... и при этом отчаянно тосковала.
Но теперь... Взгляд Арабеллы метнулся к чайному столику, на котором стоял поднос с чашками.
– Хотите чаю?
Но Себастьян решительно отказался. Арабелла закусила губу.
– Вы ведь виделись с Джастином? – Вопрос вырвался у нее прежде, чем она успела остановиться.
– Да, вчера, – кивнул он.
Руки Арабеллы бессильно упали на колени.
– Это он попросил вас прийти сюда? – Но прежде чем Себастьян успел ответить, Арабелла уже сделала свой собственный вывод. – Нет, конечно же, нет. Джастин слишком упрям для этого. И слишком горд.
По губам Себастьяна скользнула легкая усмешка.
– Похоже, вы хорошо успели узнать его.
– Как он? – вырвалось у нее.
И Арабелла поперхнулась, будто этот вопрос обжег ей язык. Нет, ей совсем не хочется это знать. Ей это безразлично, твердила она себе, но... это было сильнее ее. Арабелла ничего не могла с собой поделать.
Себастьян поднял брови:
– А вы не догадываетесь?
– О-о! – беспомощно простонала Арабелла. – Пьет, должно быть. Я угадала?
– Ну, если хотите знать, от этого ему не легче. – Некоторое время Себастьян молча разглядывал ее. – Вообще говоря, ему неизвестно, что я здесь. И я явился вовсе не для того, чтобы умолять вас простить его. И просить вас вернуться к нему я тоже не стану.
– Тогда для чего вы здесь?
– Сам не знаю... – с подкупающей искренностью ответил Себастьян. – Но раз уж я все равно пришел, позвольте, я кое-что вам расскажу. Прошу вас, Арабелла, выслушайте меня, это очень важно, поверьте. – Себастьян снова замолчал. – Очень странно, – задумчиво проговорил он наконец, – но все сегодняшнее утро меня не перестает мучить воспоминание о том, что случилось много... очень много лет назад. Дело в том, что я никак не могу выкинуть это из головы и... в общем-то, если честно, именно поэтому я здесь.
Арабелла удивленно смотрела на него:
– О чем вы? Не понимаю...
– Это случилось, когда мы все еще жили в Терстон-Холле, вздохнув, заговорил Себастьян. – Джастину в то время было лет восемь... может, девять, не больше, если мне не изменяет память. Как-то раз во второй половине дня Джастин исчез. Он должен был вернуться в классную, но не пришел. Поднялся страшный переполох. Очень скоро все, кто был в доме, бросив свои дела, уже искали его. Шли часы, и, по мере того как время близилось к вечеру, тренога становилась все сильнее. Джастин как будто испарился. Обнаружил его отец – просто случайно поднял голову вверх и увидел Джастина. Паршивец, спрятавшись среди ветвей старой яблони во фруктовом саду, несколько часов подряд любовался на эту безумную суету внизу, когда все носились по имению, разыскивая его и уже потеряв от страха голову. Отец, конечно, взбесился. Он крикнул Джастину, чтобы он немедленно спустился. Не знаю, что бы сделал Джастин, – не уверен, что он послушался бы. Но тут ветка, на которой он стоял, внезапно обломилась, и Джастин рухнул па землю. Но упал неудачно, на руку. Его запястье вывернулось под каким-то немыслимым углом, и я догадался, что рука у него сломана. Наверное, боль была адская... Я помчался к нему бегом... Не помню, чтобы я когда-нибудь бегал так, как в тот день. Я перепугался до смерти – ни разу в жизни я еще не видел отца в таком бешенстве, как тогда...
Арабелла похолодела. Все внутри ее вдруг сжалось, словно разом обратившись в ледяной ком. Она внезапно вспомнила, как Джастин когда-то показал ей то самое дерево...
– Наш отец... как бы это сказать? В общем, его вряд ли можно было назвать добрым человеком. Конечно, он видел, что Джастину больно, но если вы думаете, что это могло бы смягчить его сердце... Как бы там ни было, послали за врачом. Тот приехал, сказал, что кость сломана и что ее нужно поставить на место. Дьявольщина, готов поклясться, что Джастину было безумно больно, а ведь он был совсем еще ребенок! Но он не издал ни звука, пока врач возился с его рукой. Помню, как стоял возле него, держа его за руку. Врач сказал, что будет очень больно, что пусть он кричит, – мол, это нормально, и все поймут, если он заплачет. Но Джастин.... Джастин только бросил взгляд на стоявшего в дверях отца и поклялся, что не издаст ни звука... что не заплачет, чего бы это ему ни стоило. Поклялся, что отец никогда – никогда! – не увидит слез на его глазах! Думаю, отец продал бы душу дьяволу, чтобы услышать, как Джастин плачет! Я прочел это в его взгляде. Но Джастин так и не заплакал. Он вообще не издал ни звука – как и обещал. Он не доставил отцу такого удовольствия – видеть, как он плачет, – тихо проговорил Себастьян. – Ни тогда. Ни потом. Ни разу в жизни!