- Нет, - сказал Акамие.
И Эртхаана ушел довольный, оставив Акамие в испуганном недоумении, и не повелел разлучить Акамие с Айели, чего опасались оба. Эртхаана рассчитывал, что перенесший пытки и мучения темнокожий невольник станет склонять господина к покорности, и ничьи увещевания не будут так убедительны, как опасения и советы того, кто сам подвергся жестоким страданиям. И Айели, сам того не зная, действовал так, как ожидал Эртхаана.
Но Акамие запретил невольнику вести такие речи, и когда Эртхаане донесли об этом, царевич и этим был доволен. Он желал, чтобы Акамие утвердился в своей гордости и ненависти к нему, зная, что под покровом ненависти и бессилия в изобилии произрастает страх.
Что сделал Эртхаана, так это приказал вынуть из сундуков в покоях Акамие всю одежду, а вместо нее положить новую, привезенную Эртхааной, годную только для тех, что под покрывалом, чтобы даже в том, как он одевается, не мог Акамие черпать сил и упорства.
И так оставался Эртхаана в замке Кав-Араван, не покидая его и не посещая больше узника, трижды три дня.
Это был день, когда, изодрав руки о камни, Дэнеш отчаялся проникнуть в замок. Не в том была беда, что замок неприступен. Крепость, неприступная для войска, - проходной двор для лазутчика. И десяток евнухов не был препятствием для Дэнеша - эти стражи ночной половины годятся только на то, чтобы стеречь прекрасных, чей каждый шаг сопровождается звоном браслетов и подвесок. Но двое ашананшеди, следовавшие за караваном и оставшиеся в замке... Это было другое дело, совсем другое. Дэнеш знал, что, если первая попытка не удастся, второй они ему не дадут. Может статься, ценой его оплошности будет жизнь Акамие. Ведь не в том дело, чтобы проникнуть в замок и уйти из него невредимым. Надо было увести невредимым Акамие.
Один раз Дэнеш видел его. Белый плащ высоко на башне бился, как платок, которым взмахнули, подавая сигнал. Порыв ветра чуть не сбросил его с площадки, он упал, опираясь на руки. Евнух его увел. Дэнеш до заката не шелохнулся на отвесном склоне, зная, что этого-то и дожидаются двое в серых плащах. Они не ответили на вопрос Дэнеша о том, какова цель их пути. Что ж. Обычное дело. Но Дэнешу не нравилось, что в прошлый раз ашананшеди с такой же шнуровкой пытался увезти Акамие. Царь, Эртхабадр ан-Кири, не мог поручить ему этого. Для Лакхаараа должен был постараться Дэнеш. Кто послал того неудачника? Кто мог его послать?
Дело прояснилось, когда на дороге, ведущей к замку, показались всадники. Дэнеш заранее занял удобное место неподалеку от ворот, откуда он мог разглядеть лица неожиданных гостей. То, что он увидел, не принесло ему успокоения. Теперь он даже не мог отлучиться, чтобы поохотиться на горных коз и пополнить свои припасы. Ему были известны особые пристрастия Эртхааны. Дэнеш решил, что будет все время поблизости, что если услышит крик, то войдет в замок немедленно - хотя бы для того, чтобы положить этому конец. Он полагал, что Акамие будет ему за это только благодарен.
Это был день, когда Акамие царапал ногтями стену, не находя сил иначе унять изъевшую душу тревогу. Айели приглушенно всхлипывал в углу.
- Замолчи! - взмолился Акамие. - Ты жалеешь меня, так пожалей! Или мне не страшно? Я бы умер, чтобы не достаться ему, но не могу... не могу. Почему нельзя умереть без ножа, без яда, просто умереть, если не хочешь видеть того, что сделают с тобой?
- Почему бы тебе не подчиниться ему, господин? Покорность избавит тебя от страданий.
- Тебя избавила? - Акамие отшатнулся от стены, обернулся. - Ничто нас не избавит от того, что суждено, а таких как мы - трижды ничто не избавит.
Тут же Акамие пожалел о своем упреке, подошел, сел рядом.
- Айели, последний мой друг, я боюсь. Разве я умею говорить "нет", я, воспитанный так же, как ты? Вкус этого словамне странен... И разве станет Эртхаана слушать меня? Ничем он не похож на твоего господина, нет у меня такого слова, которое остановило бы его. Что мне делать?
Он положил руку на плечо Айели, уронил на руку голову.
- Я боюсь. Если бы только мое отвращение, моя неприязнь к Эртхаане были причиной... Я всегда был послушен. Но кто мне Эртхаана, чтобы оказывать ему покорность? Что он такое после своего отца? Какое унижение было бы моему господину, если бы я достался Эртхаане! А ведь я ему и достанусь - если не умру, а отчего мне умереть? И вот я ничего не могут изменить, только повторять свое "нет", которого никто не услышит, и в любой час, когда ему вздумается, он может поступить со мной, как господин со строптивым рабом, хотя я не раб ему, и он мне не господин, но я в его власти... и никто не придет на помощь.
- Но твой перстень не нашли... - напомнил Айели.
- Так где же?.. - Акамие опомнился, прикусил губу и сделал страшные глаза. Переведя дух, он продолжил нарочито удрученно: - В этом причина всех несчастий. Если бы я не потерял его, беды миновали бы нас. А теперь... - он вздохнул неподдельно. - Теперь у меня уже нет надежды.
Это был день, когда Эртхаана рассудил, что опасения и неизвестность, бессонница и ожидание неминуемого произвели достаточное действие в душе его узника, истощив его отвагу и подточив гордость. И он послал за Акамие, наказав умастить и украсить его, как подобает невольнику, служащему утехам господина.
Это был день, когда двое путников, ища спасения от зноя, укрылись в прохладном гроте по другую сторону горы, к которой прилепился замок Кав-Араван. Снаружи воздух слоился маревом над раскаленными камнями, между которыми озорно звенел родничок. Путники уселись на влажные камни, осторожно вытягивая натруженные ноги. Младший вздрогнул, когда за ворот рубахи скатилась крупная капля. Другая шлепнула его по носу, едва он запрокинул голову, чтобы оглядеться. В глазах, ослепленных солнцем, еще плавали синие пятна. Когда же они растаяли, восхищенный вздох вырвался у юноши. Весь свод порос длинными прядями иссиня-черных стебельков, сплошь усеянных зелеными блестками. С каждого листочка капля за каплей стекала вода, рождая дождевой плеск и радужное сияние.
- Йох, мы промокнем! - опомнился юноша. - Вот уже... - он ощупал рубашку на плечах.
- Иди, сушись, - усмехнулся старик, мотнув подбородком в сторону выхода.
Юноша рассмеялся в ответ и, встав во весь рост, ударил ладонями по свисавшим травяным космам. Ледяной дождь оросил его, и он, ежась, тряс головой.
- Хватит, хватит, - ласково обратился к нему старик. - Не наигрался... Самому пора детей нянчить. Между твоим отцом и отцом твоего отца было двенадцать лет разницы.
- Ничего, - отвечал молодой, - вернусь домой, а у меня там сын. А может, и два. Почему ты ничего не говоришь мне об этом? Ты сказал, что отец умер, ты сказал, что мир между Хайром и Аттаном, ты все сказал - почему не говоришь, родились ли дети у моих жен?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});