Вот одно освежеванное чудовище плюхнулось совсем рядом и прорычало сквозь оскаленные клыки.
— Я убью ее!
Она проснулась. Кошмар проходил тяжело, рассасываясь как густой туман.
— Я убью ее! — повторили рядом, — проклятая сука, она мне заплатит за все!
Голос был полон такой злобы, что Илта дернулась встать и чуть не взвыла от невыносимой боли, пронзившей все тело. Открыв глаза, она увидела искаженное дикой злобой лицо чекистки, с размаху хлестнувшую пленницу по лицу.
— Очнулась сука?! — если бы голосом можно было убивать, Илта уже лежала бездыханным трупом, — быстро не умрешь, не надейся! — она подняла руку для нового удара.
— Хватит, товарищ Барвазон, — послышался позади негромкий голос.
— Да эта сука…
— Алиса!
Комиссарша бросила злобный взгляд поверх головы Илты, но, тем не менее отошла в сторону. Илта тем временем попробовала оглядеться, что оказалось нелегким делом — сейчас она не могла пошевелить и пальцем.
Ее обнаженное тело крепко-накрепко перекручивали желтые ленты, глубоко врезавшиеся в плоть. Вдоль лент тянулись закорючки монгольского письма, в котором куноити опознала шаманские заклинания, связывавшие злых духов. Как будто этого было мало, руки и ноги девушки заводились за узкую длинную скамью, и скованы там.
Сама куноити находилась внутри небольшой комнаты, при взгляде на убранство которой она живо вспомнила юрту Бэлигте хар-боо: на стене висели бубны, стояли шесты, с навешенными на них амулетами, стены покрывали замысловатые изображения. Правда если они и изображали духов-защитников, то выглядели они довольно однообразно — все те же обезьяноподобные чутгуры. На отдельной подставке красовалась скульптурная композиция «сандзару» — только в отличие от классического изображения, одна обезьяна отнимала руки от зажатого рта, вторая от ушей, третья, расстопыривала пальцы, будто подглядывая сквозь них. Символизм был понятен — в пику буддийским монахам, здешние хозяева собирались видеть, слышать и говорить о зле. А еще — и творить его. Антагонизм «садзару» видимо отображал сам Мечит. Он тоже здесь присуствовал: в виде исполинского барельефа выступающего из стены — обезьянья личина искаженная дикой злобой. Морда уродливого мертвеца преисполняла та же ненависть, что проступала сквозь барельеф — словно одна и та же сущность смотрела сквозь каменную и плотскую морду. Когтистые пальцы вздернутых лап скрючились, слово хватая что-то.
Перед барельефом было каменное возвышение, на котором лежало скрюченное тело, поросшее седой шерстью. Илте не потребовалось много времени, чтобы опознать труп убитого ею Ильи Иванова.
Рядом с ним, как и во всем помещении чадили масляные светильники выполненные в форме головы опять-таки обезьяны — электрического освещения тут, видно, не признавали. Светильники стояли и в специальных углублениях в каменной стене, вдоль которой протянулся длинный диван, накрытый черным шелковым покрывалом. На нем и восседала комиссарша, смотревшая на Илту с ненавистью.
— Что довольна, тварь!? — она кивнула на мертвого профессора, — шалава японская, да сотня таких как ты и мизинца его не стоили. А теперь…
— Перестань, Алиса, — вновь послышался голос позади и кто-то шагнул мимо Илты загородив от нее свет. Иван Сагаев сел на диван в черном шаманском одеянии и головном уборе из обезьяньей шкуры. В отличие от кипящей злостью комиссарши он неплохо владел собой.
— А наша гостья не проста, — с некоторым даже удовлетворением произнес он.
— Я уже поняла, — огрызнулась Алиса, — по всему Центру трупы валяются. Вертухай да докторша — черт бы с ними, невелика потеря. Но она ведь и Иванова пристукнула, тварь.
— Вообще-то он сам напросился, — подала голос Илта.
— Заткнись!
— Ты только не прибедняйся — подмигнул ей Сагаев, — я уже понял, как ты проникла сюда. Все же я был неправ — Бэлигте знал кого посылать. Если бы ты так по-глупому не привязалась к этой русской дурочке — может и ушла бы. А так она стала живцом, хоть и не ведая об этом. Ты думала, что спасешь ее, столкнув в водопад? Глупая, там она умрет столь страшной смертью, что даже тебе не пожелал бы. Тебе впрочем, легче не будет.
— Она сдохнет, это понятно! — повернулась Алиса к шаману, — речь сейчас не об этом. Послезавтра из Новосибирска прилетает Свечкарев, после доклада об успехах в Центре. Насколько мне известно, после этого ожидается, что сюда приедет Лаврентий Павлович или сам Вождь — посмотреть на новых солдат. А то, что сейчас будет это же полный провал, это катастрофа! — она посмотрела на Илту, — все из-за тебя фашисткая сука!
Алиса была «на взводе», слова лились из ее уст потоком, она только что пеной не исходила от ненависти, досады и, похоже, страха.
— Эти твари же видели смерть Иванова, — она почти кричала, — видели, ты понимаешь, Иван? Я не догадалась вовремя изолировать их от остальных, а теперь — уже поздно, слухи ползут среди новусов и они боятся. И бесятся со страху! Когда лейтанант Лю попробовал загнать свой взвод в казарму, они просто разорвали на части его и двоих рядовых. В ответ китайцы застрелили пятерых, новусы тоже схватились за оружие. Пришлось посылать наших, чтобы разнять их. В других частях тоже волнения, а твари в ямах просто взбесились — я туда сейчас и с целым взводом не войду.
Сагаев бросил на Алису предостерегающий взгляд, видно предупреждая, чтобы та не откровенничала при Илте. Однако комиссарша, находящаяся под сильным впечатлением от всего увиденного, не могла остановиться. Илту она уже не числила в мире живых, а Сагаев, судя по всему, остался тут единственным человеком, с кем она могла поделиться своей тревогой.
— Все учения пришлось отменить, — говорила Алиса, — китайцы боятся, говорят, что новусы одержимы демонами. Наши тоже напуганы. Если так дело пойдет дальше — будет бунт!
— Демоны? — Сагаев обернулас к Илте, — слышишь, это по нашей части. Впрочем, я бы знал, если это чутгуры.
— К вашей монгольской чертовщине я уже привыкла, — махнула рукой Алиса, — тут другое. Я когда все это началось, пошла в лабораторию Иванова — ну, когда ключи сняли с этой девки. Там у него кое-какую документацию почитала, поняла, что к чему. Умный был, собака, и хитрый — не так уж и не от мира сего, как казался. Все эти твари, так или иначе, происходят от тех первых черных, которых профессор еще в Африке вывел. Там он использовал знания местных мракобесов — она осеклась, поглядев на иронично ухмыльнувшегося Сагаева, — ну, знахарей или колдунов. В общем как-то сочетая все это, он смог не только измениться сам, но и завязать на себя всех новусов.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});