– Двигатели второй ступени… в норме!
– Телеметрия – в норме!
– Метеоконтроль – в норме!
– Медицина – в норме!
Едва смолк последний доклад, как отчет пошел уже непрерывно.
– Сто двадцать секунд до старта… сто семнадцать… сто шестнадцать…
– …девяносто девять …девяносто восемь …девяносто семь…
– …полста восемь …полста семь …полста шесть…
– …десять секунд до старта …восемь …семь …шесть …пять …четыре …три …два …один …НОЛЬ!
– Ключ на старт!
– Есть ключ на старт!
– Протяжка!
Даже здесь, за тридцать километров до стартового стола, дрогнул пол. С экрана донесся глухой гул, клубы густого дыма заволокли площадку.
– Есть протяжка!
– Продувка!
– Есть продувка!
– Зажигание!
– Предварительная!
– Пошла предварительная!
– Промежуточная!
– Пошла промежуточная!
– Главная, подъем!
– Есть подъем! Отрыв от стола!
Нарастающий где-то за спиной гул вдруг неожиданно для Андрея перешел в рев, казалось, невиданной силы зверь попался в ловушку и напрягает все силы, чтобы выбраться на свободу. Кабина задрожала. В адском грохоте уже ничего нельзя было понять, мысли путались, даже сквозь звукоизоляцию шлема шум давил на него всей своей мощью.
Потом был могучий рывок, и корабль, ощутимо раскачиваясь, медленно пошел вверх, в маленьком иллюминаторе промелькнули опаленные выхлопом решетчатые фермы.
Внезапно словно тяжелая стальная плита пресса навалилась на Андрея сверху и начала методично и неуклонно вдавливать его в кресло, в пол кабины, в землю. Она очень хотела сплющить его, размазать подобно куску масла на бутерброде.
Было плохо. Было тяжело. Невообразимо тяжело, как будто трое или четверо Андреев уселись на плечи, живот и ноги. Не просто уселись, а то и дело принимались скакать, да так активно, что трещали ребра.
А в наушниках спокойный голос с земли продолжал отчитывать:
– …десять секунд – полет нормальный… двадцать секунд – полет нормальный… тангаж – в норме… тридцать секунд – полет нормальный… траектория стабильна…
Спустя какое-то время (ему показалось – вечность) корабль дернулся, на мгновение мышцы внизу живота сцепились в узел, как это бывает при спуске на скоростных лифтах. Голос в наушниках произнес:
– Отстрел первой разгонной ступени. Полет нормальный.
– Держись, Везунчик, – прохрипел Хрусталев, – сейчас вторая пойдет.
В этот раз рывок был не таким сильным, но измученному позвоночнику Андрея его хватило с лихвой. Некто могучий и неласковый со всей силы пнул его в спину. На секунду Андрей даже вроде бы потерял сознание.
Очнулся от шипения статики в наушниках. Голос земли молчал.
Казалось, хуже быть уже не может.
Паническая мысль «падаем?» появилась и тут же пропала. Вторая ступень отработала свое, электрическая искра воспламенила заряды отстрела, цилиндр разгонных «пакетов» ухнул вниз, и наступила невесомость.
Первые секунды после того, как страшная тяжесть ушла, Андрей как будто снова ощутил себя младенцем в утробе. Говорят, эмбрион не чувствует собственного веса и именно потому кричит, появляясь на свет, – протестует против неожиданно навалившейся на него тяжести.
Но когда первая эйфория абсолютной легкости прошла, у него вдруг все поплыло перед глазами. Андрей еще лежал в стартовом кресле, но на мгновение ему показалось, будто он падает в бесконечный колодец, летит в бездну…
Андрея стошнило. Хрусталев едва успел протянуть ему пакет. Потом стошнило еще раз, всухую. В животе было пусто – за сутки перед отлетом медики кормили Андрея только глюкозой, внутривенно. Еще давали немного меда, он безопасен – усваивается целиком.
По просьбе Андрея Хрусталев расстегнул страховочные ремни на поясе и груди. Стало чуть-чуть полегче.
– Хреновый из меня космонавт? – спросил он глухо, все еще прижимая ко рту гигиенический пакет.
– Нормальный. Вот если бы ты не блевал, я бы удивился. Через это все проходят – кто сразу, кто на второй день, на «Альфе» со мной в экипаже американец был, так он почти неделю продержался. А потом – всю кают-компанию уделал… – Хрусталев рассмеялся. – Сколько нас на центрифуге ни крути, организм все равно свое возьмет. Ему привыкнуть надо. Через пару часов все образуется, терпи, парень.
– Почему замолчала связь?
– Э-э, брат, я бы и сам хотел это знать. Алексей, что у тебя?
– Пока проверяю. Несущая есть. Машина сносится с землей без проблем, сейчас как раз принимает поправки. Телеметрия идет. Только голосовая связь отказала.
Петр Дмитриевич с замиранием сердца смотрел за разгорающейся внизу суматохой. В отрывистых командах, нервной скороговорке техников и суете двигателистов у своих пультов чувствовалась какая-то нервозность.
Что-то было не так.
Полковник обернулся к своему провожатому – бойкому пареньку из пресс-службы ЦУПа:
– В чем дело?
Тот быстро повторил вопрос в болтающийся у губ микрофон внутренней связи, вздрогнул, быстро стрельнул глазами по сторонам. Лицо его окаменело.
– Проблемы?
Парень кивнул, разом растеряв весь свой лоск и гордость, промямлил:
– Вас ждут у пульта руководителя полетов. Это… во-он там.
Он вытянул руку буквально на мгновение, указывая куда-то в сторону, но полковнику хватило этого времени, чтобы разглядеть: рука заметно дрожала.
Руководителя полетов на своем месте не оказалось. Вокруг пульта столпились несколько человек с растерянными лицами, они практически не шевелились, и издалека их можно было принять за каменные изваяния. Монотонный голос считывал данные телеметрии, за соседним пультом кто-то лихорадочно стучал по клавишам.
Мрачный помощник объяснил полковнику:
– Разгонная ступень сработала нештатно. Телеметрия показывает аварийный отстрел за восемь секунд до конца работы двигателей.
– Чем это может грозить? – спросил полковник. – Катастрофой?
– Катастрофы не будет. Программа после отработки второй разгонной ступени скорректирует курс, и корабль на основном двигателе пойдет к Луне.
Петр Дмитриевич нахмурился. Откуда тогда эта нервозность, растерянные лица, чуть ли не паника…
– Значит, все в порядке?
– В порядке?! Все очень не в порядке, уважаемый! В полной ж… гм… Это не просто неполадки, это конец программы. Им не хватит топлива вернуться!
– Все, – сказал вдруг кто-то за спиной обреченным голосом. Петр Дмитриевич узнал его – высокий тенорок руководителя полета вряд ли можно с кем-то перепутать.
И только теперь полковник понял, что монотонный голос отнюдь не считывает данные телеметрии, он пытается связаться с кораблем:
– «Россия», это ЦУП, ответьте… «Россия» – ответьте, это ЦУП… «Россия»…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});