Она запомнила точное место в гостиной, где он только что стоял, и отнесла назад, на чердак. Снова спустившись, она размотала веревку, и люк закрылся. Выйдя в холл, Ленора закрыла дверь, ведущую в коридор.
Вернувшись в гостиную, она почувствовала, как тоска вновь наваливается на нее. Легкий свежий ветерок, дувший с залива, шевелил шторы и мягко остужал кожу. Ленора взяла томик пьес и уселась рядом с застекленной дверью, где было всего прохладнее.
Через какое-то время книга соскользнула ей на колени, а взгляд устремился куда-то вдаль, в сторону океана. Постепенно перед ее внутренним взором выплывало некое лицо, но не то, которое она ожидала. Это был человек с портрета, и выражение его лица постоянно менялось. То оно смеется, то хмурится, то погружается в раздумье, то светится нежностью.
Ленора сдвинула брови. Где-то за непроницаемой стеной в ее сознании хранилась память об этом человеке, и казалось, что он хорошо ей знаком.
Некоторое время спустя вернулся Малкольм. Его лошадь черной масти, проделав длинный путь от самого города, была вся в пене, но наезднику, казалось, это было все равно, и он направил измученное животное в сторону палатки Эштона. Описав перед ней несколько кругов, Малкольм наконец остановился у входа. Натянув поводья, он иронически окликнул:
— Выбирайтесь из своего укрытия, мистер Уингейт. Я хочу поговорить с вами.
Гадая, что бы такое мог задумать этот тип, Эштон откинул полу шатра; Ленора тоже не смогла сдержать любопытства и вышла на крыльцо. Прищурив от солнца глаза и беспокойно закусив губу, она смотрела, как Эштон приближается к Малкольму.
— Ну, что вы сегодня задумали, Малкольм? — непринужденно спросил Эштон, поглядывая на визитера и покусывая кончик сигары.
Малкольм ответил не сразу, он поглаживал круп лошади и словно демонстрировал таким образом вообще-то несвойственную ему любовь к животным. Как правило, он загонял их до изнеможения, а затем менял одну лошадь на другую, готовя ей ту же судьбу.
— В городе мне сказали, что вы ищете лошадь в подарок некой даме.
— Верно, — согласился Эштон, закуривая новую сигару.
— Могу я поинтересоваться, для кого именно?
Разминая туго скрученные табачные листья, Эштон прищурился и, только убедившись, что сигара раскурилась, вынул ее изо рта и ответил:
— В свое время Лирин была отличной наездницей. — Он выковырял попавшую в зубы крошку табака и добавил: — Мне кажется, ей понравится такой подарок.
Взгляд у Малкольма сделался ледяным.
— Ленора тоже не последняя в этом деле, — злобно усмехнулся он, — но если вы думаете, что я позволю своей жене принимать подарки от чужих мужчин, то глубоко заблуждаетесь.
Эштон равнодушно пожал плечами.
— А я и не собираюсь загонять эту лошадь в вашу конюшню, Малкольм. Я для этого слишком хорошо к ней отношусь. — Эштон выразительно указал кончиком сигары на беспокойно переступающую кобылу. — Если с лошадьми обращаться так, долго они не протянут.
Малкольм и не подумал оправдываться.
— Я беру от них все, что мне нужно. — Он широко осклабился. — То же самое можно сказать и о женщинах.
У Эштона потемнели глаза. Он медленно провел пальцем по щеке.
— Да, мне приходилось видеть женщин, с которыми вы имеете дело, в таверне Руби. Вид у них примерно такой же, как у этой лошади.
Малкольм привстал в стременах, собираясь соскочить на землю, но здравый смысл возобладал, и он снова опустился на круп лошади, пожав тяжелыми плечами.
— По крайней мере, в одном случае наши вкусы совпадают.
— Восхищаться такой женщиной, как Лирин, нетрудно, — Эштон снова сунул сигару в рот и с наслаждением затянулся. Прицокнув языком, он добавил: — Не могу только понять, что в вас нашла Ленора.
Малкольм побагровел от злости и вновь с трудом удержался, чтобы не спешиться. С презрительной усмешкой он парировал:
— Тем же вопросом я задавался применительно к вам и пришел к выводу, что вы просто заставили Лирин выйти за себя. В этих краях вы стали просто чумой.
— Для вас — может быть, — усмехнулся Эштон.
— Нет нужды уверять, что мы не испытываем друг к другу симпатии, — холодно заметил Малкольм. — Полагаю, ни у кого из нас иллюзий на этот счет нет.
— Похоже, что так, — согласился Эштон.
— Тогда вам должно быть понятно, — криво улыбнулся Малкольм, — что я не позволю Леноре принимать от вас подарки. Так что лучше поберегите свои денежки.
— Я не нуждался в вашем одобрении, Малкольм, когда начал искать Лирин, — невозмутимо ответил Эштон. — Не нуждаюсь и сейчас. Я уже нашел лошадь для дамы. Скоро ее приведут сюда!
— И все равно я не позволю Леноре принять ее! — крикнул Малкольм. — Вы что, не понимаете меня?
Эштон лениво пожал плечами.
— Кобылу будут держать здесь. Хикори позаботится о том, чтобы в любой момент Лирин могла ею воспользоваться.
Едва сдерживаясь, Малкольм еще глубже вдавился в седло.
— Ушам своим не верю. С таким упрямством я еще никогда не сталкивался. У вас что, в голове вместо мозгов солома? Похоже, что так, если вы полагаете, что я разрешу Леноре сесть на эту кобылу. Солома!
— А вы, не иначе, собираетесь ее сделать пленницей этого дома? — в ответ заметил Эштон. — Вы не разрешаете ей выходить, пока я здесь…
— И ничего удивительного! — отрывисто заявил Малкольм. — Именно потому, что вы здесь! Я не хочу, чтобы она разделила судьбу Мэри. А ведь с ней случилось несчастье сразу, как вы приехали! Отчего бы это? Здесь было тихо и покойно, пока не появились вы!
— Ну разумеется, — иронически откликнулся Эштон. — Тут вам никто не смел перечить. А что касается Мэри, вам так же хорошо, как и мне, известно, что ни я, ни кто другой из моей команды не имеют к ее гибели никакого отношения.
— Вовсе нет! — запротестовал Малкольм.
— Я думал, вы умнее, — засмеялся Эштон. — Наверное, я заблуждался. Впрочем, понятно, почему вы хотите, чтобы меня обвинили в убийстве. Вы спите и видите, чтобы избавиться от меня и чтобы Лирин навсегда осталась в этом доме! — При этой мысли Эштон вышел из себя и, махнув рукой в сторону деревянного строения, заявил: — Вы боитесь дать ей свободу, потому что боитесь потерять ее или то, что рассчитываете получить от нее.
— Это еще что такое? — взвизгнул Малкольм.
Эштон бросил на соперника ледяной взгляд.
— Ее отец стареет. К тому же он пьет, и с ним в любой момент может что угодно случиться. Тогда вы станете богатым человеком. А пока вы просто выжидаете, позволяя природе делать свое дело.
— У меня есть собственные доходы! — крикнул Малкольм.
— Откуда? Откуда, скажите на милость? — настойчиво спросил Эштон. — Насколько я понимаю, ничего у вас нет. Вы не плантатор. У вас нет земли. Вы, как воробей, прыгаете с ветки на ветку, задерживаясь в тепленьких местечках и не оставляя за собой ничего, кроме помета.