– Раз хозяин сказал доставить тебя в Мельин, я доставлю! – рыкнул крылан, набирая высоту. – Сиди смирно, не то сброшу!
Фесс с каменным лицом закрыл глаза. Это было всё, что он мог в тот миг сделать.
Полёт оказался очень странным. Ни свиста ветра, ни его напора; они плыли в беззвучии. Сила вложенного в летуна заклятья заставила бы, наверное, Архимага Игнациуса съесть свою собственную бороду. И невольно Фесс задумался – да что же это тогда за гость, если он, похоже, заткнёт за пояс всю Радугу? И для чего ему, такому могущественному, нужны какие-то жалкие помощники из смертных, пусть даже и не слишком уж простых?..
...Когда он наконец открыл глаза, они были уже почти в окрестностях Мельина.
Крылан резко нырнул вниз – у Фесса к горлу подкатила тошнота. И тотчас же следом за ней – опаляющий жар чужой магии. Боевой магии Семицветья.
Он невольно вцепился в мех. Тварь почти что падала, сложив крылья, ускользая из-под невидимых сетей, надвигавшихся с разных сторон. Конечно, глупо было рассчитывать, что к Мельину они подберутся незамеченными. Очевидно, добыча оказалась не по зубам, раз чародеи Радуги, вместо того чтобы просто приказать твари самой опуститься где следует, да при этом еще и представить связанным седока, принуждены оказались пользоваться ловчими снастями...
– Быстрее! – рявкнул крылан, и Фесс кубарем покатился по земле.
Он едва-едва успел повалиться в какую-то канаву – крылан попытался было резко уйти вверх, но тут сети до него-таки добрались. Казалось, летучее создание врезалось в целое облако голубой тончайшей паутины; громадные черные крылья затрепыхались, забились, когти рвали опутавшие нити; тварь закричала от боли, как закричал бы и человек, не завыла и не заревела, а именно закричала; и когда, вся окровавленная – паутина резала шкуру – она уже, казалось, вот-вот прорвётся, голубая паутина превратилась в паутину огненную.
Пламенные клинки, сотни, тысячи лезвий кромсали бьющееся в агонии существо; крылан катался по земле, и кричал, кричал, кричал... Так мог кричать только человек.
А потом огненные сети сошлись наконец в единый шар белого огня, раздался гром, и обугленные остатки летучего создания расшвыряло по сторонам. Фесс помотал головой, приходя в себя – кто-то из магов Радуги использовал, наверное, всю силу Башни, чтобы расправиться с крыланом. Лицо всё горело, в воздухе витал удушливый смрад. Теперь эта полянка надолго станет «заколдованным» или «гиблым» местом, если, конечно, никто не озаботится её очистить от следов чародейства.
Так или иначе, Фесс был почти на месте. Но при этом едва ли не вся Радуга уже должна знать о случившемся. Они будут здесь в считанные мгновения.
Он вскочил и побежал, мигом забыв и о горящем лице, и о засевшем в лёгких отравленном дыме. Как можно дальше отсюда. И – никакого волшебства. Они всё равно станут искать его, положив на это все свои силы, все заклятья...
С неожиданной, отстранённой холодностью он вдруг подумал, что шансов больше нет. Ему могло повезти один раз, в хвалинской башне Арка. Здесь, около Мельина, с лучшими из лучших против себя, шансов не оставалось. Кроме лишь одного – уйти отсюда в Долину.
Леса вокруг имперской столицы – одно название, что леса, они все прорежены, исчерчены просеками, большими и малыми дорогами, тут и там натыканы сторожки, егеря свой хлеб едят недаром и, конечно же, так просто его не выпустят. И не дадут отсидеться. Фесс знал – лес будут прочесывать методично и неторопливо, окружив его тройным, а то и четверным кольцом стражи, пригнав сюда сотню-другую адептов низших ступеней – и в конце концов найдут. Скрыться он мог лишь в людском муравейнике Мельина, да и то ненадолго. Арк не забудет поражения, а теперь ещё и эта тварь... Фесс понимал – насланные Радугой сети охотились не за ним, а за его крылатым конём. Пока еще о существовании наездника никто не знает... но стоит очутиться здесь хоть самому завалящему магу, и всё. Отпечаток его сознания – в архивах Арка; поделятся ради такого случая...
Выучка сказывалась – Фесс бежал ровно, с носка – на пятку, с носка – на пятку, почти не оставляя следов. Он, конечно, успеет проскользнуть до того момента, как сомкнётся оцепление. Вопрос только в том, как его встретят в Мельине...
Только теперь он начинал понимать, что воин Серой Лиги по имени Фесс заканчивает свой путь. Он слишком сильно насолил Радуге. И у неё слишком много его следов. Не приходится сомневаться, теперь за него возьмутся всерьёз. Да и за тётушку тоже.
От этой мысли стало совсем плохо.
Школа Патриарха Хеона вызвала к жизни слабосильно-утешительную мыслишку, что всё случившееся, мол, есть хитроумный замысел самой же Радуги или, к примеру, Арка, нацеленный на то, чтобы заставить его, Кэра, убраться из Империи. Мысль эта продержалась непростительно долго – несколько мгновений, прежде чем исчезнуть под натиском холодно-рационального «нет». Ночной гость на дороге был самым настоящим, а вовсе не созданным Радугой страшноватым фантомом. За ним ощущалась Сила – не магическая и не человеческая, абсолютно и совершенно непознаваемая, пришедшая из ниоткуда и неведомо зачем.
Из ниоткуда. Неведомо зачем. «Твари Неназываемого. Граница», вдруг припомнились слова Командора. Не о них ли речь?..
Он бежал. Мысли метались перепуганными сурками, однако дышал он по-прежнему ровно и ни разу не сбился с ритма. Может, ещё не всё потеряно? Может, Радуга займется крылатым существом и не обратит внимания?..
На сей раз он так разозлился на себя, что на бегу хватил кулаком по собственному лбу.«Мальчишка, глупец! Радуга не стала бы Радугой, коль допускала б подобные детские ошибки! Как же, жди. Упустят тебя. Размечтался...»
И побежал дальше. Кажется, это всё, что ему теперь оставалось.
* * *
В окружавшей Императора тьме горела одна-единственная крошечная лампадка – больным, бледным бело-жёлтым пламенем. Под пальцами чуть подрагивал тёплый алтарный камень. Повелитель Империи стоял на коленях в крошечной молельне. Он знал – Сежес, Гахлан, Реваз и другие – сейчас далеко. У них что-то случилось, даже у надменной и всесильной Радуги бывают неприятности... Император отдал бы, не колеблясь, свою левую руку за то, чтобы узнать – какие именно. Что в целом свете могло заставить Сежес смертельно побледнеть и прижать руки к сердцу?.. Что могло заставить старого Гахлана рухнуть в кресло, словно ему подрубили ноги? Их достигла какая-то весть, посланная из орденских башен – и тотчас же все до единого волшебники, исключая, конечно, аколитов из приставленной к Императору охраны, испросили разрешения откланяться. Они даже не сочли нужным скрывать раздражение, исполняя никчёмный ритуал. Император не обижался. На приговорённых к смерти не обижаются.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});