По их пестрой одежде можно было судить о вкусе южан и об их жизни в горах. Виднелись ратеро в пестром одеянии иберийцев, матросы в длинных шелковых плащах, смуглые галицийцы в своих черных костюмах, простые крестьяне, прыгающие при свете факелов, и мальчишки, радующиеся победе. Они долго шумели, угрожая пленникам ножами и палками. Весьма вероятно, что при том зверском настроении, в каком была шайка, конец пленников наступил бы очень скоро, если б не вмешательство одного из атаманов шайки. Это был великан в шапке, отделанной мехом. При звуке его голоса толпа отошла, а он, подойдя к Мессенджеру и низко кланяясь ему, казалось, извинялся, затем, обернувшись, велел стоящему около него испанцу разрезать канат, которым были стянуты шея и ноги пленных. После этого их посадили в лодки, приведенные к пескам во время схватки. В первую из них, красивую и похожую на лодку яхты, посадили Мессенджера и Фишера, во вторую, простую и вмещавшую по крайней мере двадцать человек, — Берка и негра. Нагрузив таким образом лодки, испанцы быстро направились к заливу, и надежды Мессенджера улучшились, когда он заметил, что они направлялись к лагуне, откуда он убежал утром, а люди, набросившиеся на них, были те, которые кричали друг другу при входе в туннель.
Во время этого короткого пути лодка, которая везла Берка, быстро шла за мелким судном, где находился Мессенджер. Он сидел у кормы, рядом с ним великан; Фишер лежал в сильном страхе на носу лодки. У обоих только руки были связаны канатом, однако они и не помышляли переменить положение, выскочив из лодки, — это было бы безумием.
— Куда вы нас везете? — обратились пленники к испанцу.
— Sade Dios quien sabe! — возразил тот.
Мессенджер, не поняв сарказма во фразе испанца, решился снова заговорить, на этот раз по-английски.
— Вы живете на холме?
— Perdone, senior! — ответил испанец с улыбкой, показывающей ряд темных зубов. Затем он указал по направлению к гавани, и, казалось, хотел сказать, что положение пленников причиняет ему страдание. Но Мессенджер, полагая, что его поняли, продолжал свой разговор.
— Кажется, в вашем распоряжении довольно много разбойников! Но это вам дорого обойдется! Мы ждем завтра судно из Ферроля, и английский консул узнает, где надо нас искать. Вы затеяли опасную штуку!
К его великому удавлению, испанец разразился смехом.
— Может быть, — сказал он на изящном английском языке, — очень возможно, но мы его встретим с пистолетом в кармане! Я говорю вам это в качестве предупреждения.
— А! Вы, значит, здесь главное лицо, — сказал Мессенджер, — и владетель местечка!
— Оно мое, как вы говорите, и в то же время не мое. Уже тридцать лет я служу своей госпоже и прослужу ей еще тридцать.
— Едем ли мы теперь к ней?
— Нет, я вам скажу со временем. Я только слуга, а слуга не может говорить, когда хозяйка не говорит, — никоим образом!
Мессенджер заметил при этом, что испанец хитрит, и погрузился в молчание. Лодка вошла теперь в бухту, и они поплыли через узкий проход, который возвышался по крайней мере на триста футов над берегом и казался необыкновенно величественным при лунном свете. Крутые каменные стены были наполовину скрыты под соснами и ползучими растениями, растущими на них, но были и пространства, где кварцевая руда выглядывала, как полированное серебро, и сама лагуна блестела, как зеркало, там, где падал на нее нежный свет. Около трети мили лодка скользила молча под жилищем орлов и вершинами, покрытыми лесом, не встретив ни одного судна. Не было видно никакого признака людей, как вдруг при повороте показалось отверстие туннеля и двенадцать грубых людей, собравшихся на краю маленькой стены, приветствовали экипаж лодки. Им ответили тоже приветствием. Крик был повторен трижды, и каждый раз эхо раздавалось в туннеле и, казалось, проникало в глубь холмов. При втором крике лодка подошла к большой бухте. Удручающий мрак закрыл все от взоров людей; они могли только различать мерцание ламп, которые тускло освещали стены, позеленевшие от тины, и воду, казавшуюся черной от окружающей темноты. Туннель переменил направление и пошел направо. Приплыв к повороту, лодка подошла к небольшой деревянной платформе в стене, где ее задержали два матроса с фонарями в руках.
Обмен приветствиями между испанцами был очень короткий. Атаман сразу встал на площадку и попросил англичан следовать за ним через железную калитку, сделанную в скале. Войдя в нее, они очутились в узком кирпичном коридоре, слабо освещенном лампами. Коридор наклонялся под очень острым углом и был так низок, что нужно было непременно нагнуться, чтобы пройти по нему. Испанец ускорил шаги по склону, и теперь они вошли в каменный двор с чрезвычайно высокими стенами; затем прошли через другие ворота к зданию. Пройдя по нескольким коридорам, они очутились перед самым замком, о чем и не подозревали. Здесь им велели ждать под охраною трех человек.
Насколько Мессенджер мог заметить при тусклом свете, здание, где они теперь находились, имело очень толстые стены, и по каждой арке, по каждому столбу можно было судить о его долговечности. Над ними каменная крыша с богатой скульптурой указывала на влияние мавров, а тонкие колонны, поддерживавшие ее, имели много грации, чего нельзя было ожидать в Галиции. Однако в обширной передней меблировка была скудной, хотя ворота с башенками, украшенными блестящей медью, и много икон с горящими перед ними лампадами, свидетельствовали о постоянном уходе. Вид дома действительно был роскошен и заставлял воображение рисовать себе чудные картины за воротами, откуда доносилось журчание бьющих фонтанов и тихий шепот двух голосов.
В этой передней два пленника, — Берк и негр не были приведены сюда, — ждали около десяти минут, стоя грустно перед своими проводниками. Наконец одни из ворот открылись, и испанец возвратился, давая им знак следовать за ним. Он, казалось, не предвидел никакой попытки пленников к бегству, так как оставался с ними один, и остановился, чтобы разрезать веревку, которой были связаны их руки. Теперь они были в высоком коридоре, освещенном бронзовыми лампами и устланном такими толстыми коврами, что шагов совсем не было слышно. Стены коридора были в изобилии украшены странными аллегориями, изображенными блестящими красками испанской школы. Из большого коридора они прошли в круглую переднюю с позолоченным