учитель останавливался, окруженный учениками, и рассматривал с ними какой-нибудь образец животного или растительного мира, или чертеж на листе папируса, или свиток с выписками из других ученых. Новые факты, сообщенные учителем, новые выводы, сделанные им, заносили на глиняные дощечки, покрытые воском, чтобы потом положить их в одну из корзин, где хранились рукописи в Ликейской библиотеке.
Так и теперь было. В тени дерев то тут, то там раздавался тонкий голос учителя, толковавшего ученикам об анатомии человека и животных; этот вопрос особенно занимал теперь учеников: недавно только прибыли новые коллекции с Востока. У одного из учеников были в руках анатомические таблицы, составленные учителем, с тщательно расставленными на них буквами – А, В, Г, Д и т.д., для обозначения различных частей тела, как это делается и теперь на таких таблицах. Аристотель знакомил учеников с строением тела разных животных, указывал замечаемые в них различия и общие черты, а потом обобщал их и делал выводы. «Это самый естественный способ изучения», – говорил он.
Начинать изучение животных надо было, по его словам, с человека, так как из всех животных это для нас самое близкое и известное. Прежде всего поэтому он разбирал с учениками анатомию человеческого тела, указывал им сердце и легкие, артерии и аорту, говорил об устройстве желудка и о значении ушей. Перейдя к рассмотрению нижней половины человеческого тела, Аристотель заметил, что эта часть изучена менее других, и потому при изучении ее придется прибегать к примеру других животных. Так он сравнивал кишки и желудок у человека и у других животных; желудок человека, говорил он, подобен желудку собаки, а нижняя кишка его устроена, как у свиньи. Что касается сердца, то у человека оно расположено в груди несколько левее, чем у других животных, у которых оно находится в середине.
В коллекциях, присланных с Востока, находилось несколько клеток с обезьянами, павианами и мартышками; клетки с ними были поставлены в саду. Это были животные, не встречавшиеся нигде в Греции, потому мало известные грекам; ученики Аристотеля очень заинтересовались ими. Они уже несколько дней рассматривали их и изучали; теперь учитель подвел их к клеткам и принялся толковать об этих странных существах. Аристотель обратил их внимание на большое сходство, какое замечается у этих животных с человеком. Лицо их очень похоже на человеческое лицо, такие же нос, уши, так же устроены и передние, и задние зубы, и ресницы на глазах есть и верхние и нижние, тогда как у остальных животных есть только верхние ресницы. Руки, пальцы и ногти похожи на человеческие, и притом почти полное отсутствие хвоста. Но вместе с тем во всем этом сказывается сильно и звериная порода. Итак, закончил свое объяснение Аристотель, животные эти занимают, как видно, среднее место между человеком и другими животными.
Затем Аристотель стал говорить о голосах животных, о их языке; указывал, что есть птицы, у которых можно в их крике различить определенные звуки: куропатка, например, в некоторых местах кричит явственно «Как! Как!», а в других местностях – «Три! Три!». Потом речь шла о сновидениях, и учитель заметил, что и собаки, по-видимому, видят сны, так как они иногда принимаются во сне лаять; люди же видят сны не ранее, как с 4—5‑летнего возраста. Несколько слов сказал учитель о переселениях птиц на зиму, о зимней спячке некоторых животных и насекомых и, указав, что зайцы, как сообщают наблюдатели, не выживают на острове Итака, а свиней не встречается вовсе в Индии, закончил на этом утреннюю свою лекцию.
IV
После этого Аристотель должен был заняться другим делом. Он должен был дать указания ученикам, изучавшим тот или другой вопрос, дать им необходимые материалы, объяснить предстоящую им задачу. Так, Феофраст – сын простого валяльщика, но один из первых среди учеников Ликея – собирал материалы о характерах разных людей, о их добродетелях и пороках; это нужно было для большой научной работы, предпринятой Аристотелем по вопросу о том, что такое добро и зло и как следует жить людям. Феофраст составил описание уже до 30 характеров; теперь он занят был изучением скупости, составлял характеристику скупого человека. Аристотель должен был просмотреть его работу и дать ему указания для дальнейшего. Учитель обратил при этом его внимание на то, что скупость вместе с расточительностью являются двумя противоположными крайностями, двумя пороками, а середину между ними занимает как раз соответствующая добродетель – разумная бережливость, не переходящая ни в ту, ни в другую крайность.
Затем Аристотель занялся с другим учеником, изучавшим политическую историю разных государств, историю бывших в них переворотов. Ученик изучил основательно вопрос, просмотрел историю 54 различных государств, изучил 130 переворотов и представил Аристотелю свой доклад на эту тему, о причинах и условиях переворотов. Аристотель рекомендовал ему дополнить весь этот материал данными из истории других государств, очерки истории которых, составленные в школе Аристотеля, имелись в библиотеке; их было там до 150.
Отпустив этого ученика, Аристотель перешел к другим, изучавшим специально политический строй разных государств, как существующих, так и рекомендуемых учеными мудрецами. Одному ученику он поручил рассмотреть спартанское государственное устройство, которое многими считалось тогда прямо образцовым.
Еще несколько человек изучали государственную историю Афин, работали над составлением новой, 158‑й «Политии», как назывались очерки политической истории и устройства различных государств. Учитель уже роздал ученикам нужные для работы материалы – историков Геродота и Фукидида, речи Демосфена, стихотворения Солона; несколько учеников работали специально над изучением Аттид – афинских летописей; это были списки архонтов, правителей Афин, составленные по годам, с погодной записью важнейших событий и перемен. Аристотель советовал обратить внимание на то, какое влияние имели Персидские войны на развитие афинской демократии, на рост значения демоса. Особенное внимание он просил обратить на реформы Солона и Писистрата, реформы, имевшие такое важное значение; Солон был, по его словам, первым в Афинах вождем народа, родоначальником афинской демократии; Писистрат тоже скорее был демократ, чем тиран, – это был крупный политический деятель. Иначе оценивал Аристотель деятельность позднейших афинских преобразователей, Аристида, Фемистокла и Перикла; эти люди, говорил он, только испортили демократию, исказили то, что было хорошего в реформах Солона и Писистрата, допустив к делам правления бездомный городской люд, ремесленный и рабочий (тэтов).
Этим закончились на этот раз утренние занятия Аристотеля. Да и пора было: и ученики, и сам учитель были утомлены и успели проголодаться; все поспешили поэтому в одну из зал гимназии, где были приготовлены столы с яствами, и уселись за общую трапезу. Аристотель занял место среди своих учеников. Теперь серьезные