Просияла. Как пряжка на выходной шляпе. А стоило чуть притухнуть – вновь слова посыпались. Словно язык внутри не помещается.
– Госпожа…
– Ну, что еще? Кстати, шнуровку подтяни потуже. После офицерского пояса – как голая. Нет, наверху не надо. Грудь жмет.
– Я не понимаю?
– Да чего ж тут не понимать, глупая? Повезло тебе с Хайме.
– Это-то ясно, – Хуанита поднимает наивные коровьи очи. – Госпожа, а в чем при мытье-то экономия? Мыло, оно ужас какое дорогое!
Это и стало последней каплей. Руфина засмеялась.
– Мыло-то я сама варю. А потому для меня оно дешево, не считая работы.
– Но продать его можно. Значит…
– Значит, какая-то богатейка должна благоухать, а я, благородная девица – смердеть? Мол, по чести живу, да только в хлеву?
– Простите, госпожа.
– Я-то прощу. А вот ты сама мыться собираешься? А то есть у меня подозрение, что если тебя хорошенько поскрести, так ты не то что за благородную – за сестру Патрика сойдешь.
– И обгорю на солнце… Простите, не хочется.
– А за Хайме замуж хочется? Тогда начинай таскать воду, – шаг на лестницу.
– А мне и после вас сойдет…
Вот и хорошо, что шнуровка не туго затянута. Хоть воздух есть куда хватать. А вот ноги от смеха чуть не отказали, Руфина уж рада, что с лестницы кувырком не скатилась. Перед калиткой приходится стоять, успокаиваться. Дыхание-то нужно ровное. Впереди – площадь, а на ней видно все. Теперь сеньорита де Тахо в Ла-Веге своя. Потому – должна прогуляться, перездороваться с почтенными людьми, принять поклоны лиц попроще. Выдержать взгляды, которые отметят все. И обратят во славу. Добрую или худую, зависит от того, как себя поведешь.
Сегодня, впрочем, все внимание – сеньору коменданту. Патрик купается в признании и в девичьих взглядах, а потому их можно спокойно изучить, девушек. Да не завидных невест, а тех, что попроще. Среди них должна отыскаться та, что станет береговой служанкой. Воду натаскает, платье зашнурует, приглядит за комнатой, когда «Ковадонга» в море. И затиранит гаванскую смугляночку так, чтоб той донья Изабелла добренькой казалась, а душа в море рвалась!
Полкруга пройдено. Кажется, все хорошо. Город увидел носок туфельки всего трижды. Не стыдно и к Патрику подойти. Вперед невест, но позади их отцов. Поздравить с победой. И начать разговор о деле. Издалека.
– Я слышала, дон Патрик, вы потеряли в бою шляпу.
– Увы, это так. Она испугалась высаживающихся еретиков и решила полетать!
– Судя по тому, как вы обгорели за день, это произошло с самого утра. Так что признавайтесь – сколько бортовых залпов на нее потратил залетный голландец?
– Я не заметил. Но им, и верно, удалось нанести мне тяжкую рану. Которая зудит, а почесать нельзя – выйдет только хуже.
– Что ж, образованной даме допустимо заниматься врачеванием. А потому я приготовила средство от вашей хвори. Вот! – Руфина вручила ирландцу горшочек с мазью. – Должно помочь, хотя я и поменяла кое-что по сравнению с обычным рецептом. Смазывать все, что покраснело. Два раза в день. И пройдет быстрей, и чесаться не будет…
Патрик ведет разговор, как должно, сам же понять не может, на каком он свете. Голова все еще идет кругом от порохового дыма и удара в пики. Смог! Враги валились на песок, умоляя о пощаде. И вот, на губах мед победы. Хмельной, сладкий, но приправленный полынной горечью. Он защитил Ямайку. Не Дублин. И рядом с ним, пика к пике, стоят добрые парни. Которые ловко толкают пику – сам учил – и не менее ловко хлещут сидр. Большие мастера поотлынивать да потрепаться. Только, увы, ни слова по-ирландски.
И это б зло не так большой беды, да только вспоминаются остатки роты. Те, кто не рискнул. Или не влез. Или был продан в другое поместье. И теперь гниет на сладкой каторге…
Вот и слетают с губ родные слова.
А человек, готовый выслушать и понять – вот, только руку протяни. Правда, слова перевести придется. Изабелла по-ирландски не говорит.
– Родину вспомнил?
– И родину. И товарищей, – Изабелла спасла его. А вдруг? – Послушай… Ямайке ведь нужны солдаты? Особенно пушкари?
– Нужны… А что дон Себастьян?
– Говорит, сначала пушки.
– Зря. Люди могут драться без пушек, а пушки без людей – никак.
– Вот и я так думаю. Барбадос нейтрален. Значит, мы рискуем не слишком сильно.
– Согласна. А на подъеме тяжестей от «Ковадонги» все равно мало прока. Так что, пожалуй, мы сбегаем на восток.
– Когда?
– Как только будем готовы. Нужно собрать припасы. Днище в приличном состоянии, а вот снасти стоит обновить. От тебя же мне нужны порох и ядра. И не говори, что у тебя нет двенадцатифунтовых ядер!
– Есть. На испанский фунт.
– А мне нужен голландский. Испанское ядро будет болтаться в стволе, как горошина…
– Нужен, значит, будет. Головешка, что торчит на рейде, прогорела не до днища. Погреба в порядке. И там запасов – на пару дней непрерывной пальбы. Поищем…
Значит, решено. Осталось уговорить губернатора – и «Ковадонга» выйдет в неблизкое путешествие к Барбадосу. Туда – донесут зимний западный ветер и усаженные за весла пленные. Обратно? Придется лавировать.
Идея с плаванием на Барбадос дону Себастьяну понравилась. Наказать пиратов чужими руками, а заодно улучшить отношения с церковью, выкупив единоверцев, – уже заманчиво. А если учесть, что Ла-Веге нужны рабочие руки – и вовсе неотказуемо.
Дело осталось за малым – подготовить поход. Увы, пиратский корабль почти не имел запаса нужных выстрелов. Перемерить порох в иные картузы – несложно, но времени требует. Сами картузы пошить – тоже долго да и недешево, особенно если брать индийскую бумажную ткань, что везут через Манилу, Панаму и Гавану.
Ядра тоже вышли золотыми. Хорошо, что вообще удалось подогнать калибр! Голландский приз ничем не помог – двенадцать фунтов оказались единственным из малых калибров, которых не стояло на борту. По счастью, Патрик О'Десмонд был не просто пехотным, а гарнизонным офицером. И хорошим. А потому знал некоторые хитрости.
Так что в форте закипела работа. Плавили свинец, макали в него ядра, увеличивая калибр и тяжесть. И вот – пробный выстрел. Донью Изабеллу едва отогнали за бруствер – уже после того, как в Правую забили непривычный заряд. Плотно! Даже кожаная обшивка не понадобилась. Тут комендант и переспросил – кто желает рискнуть шкурой. Вперед вылезла половина канониров форта, ожидая награды за умеренный риск. Если верить Патрику, после подобных манипуляций с боеприпасами разрывает только чугунные орудия, и то не всегда. Патрик хитро сощурился и почесал шелушащийся нос.
– Прячьтесь за бруствер. Стрелять будет фитиль.
Картуз – непривычно – пробили холодным пырялом. Засунули фитиль в запальное отверстие. Подпалили. Спрятались. Выстрел!