монастырское добро — грешно, а отдать этим разбойникам еще хуже. Лучше всего, как можно скорее спрятать, чтобы об этом не узнал Миллер.
Так и сделали; несколько человек вскочили на коней, взяли на повозки бочки и с такой добычей направились к ксендзу Рыхтальскому. На случай, если бы Миллер начал требовать, они оставили несколько серебряных сосудов, которые не были освящены, чтобы этим успокоить его жадность. Но едва это случилось, как генералу уже все было известно.
Что значит шведам серебро! Когда им рассказали о находке, Вейхард, желая прислужиться, тотчас быстро поехал туда, чтобы уплатить, хотя и из чужого кармана, за все старания поляков. Остановился он в том месте, где лежал еще мокрый невод, и было несколько плотов, щепок и много травы с раковинами, добытой со дна.
— Где серебро? — раздались крики шведов. — Где серебро?..
Никто о нем не знал. Направились к начальникам, потом к простым солдатам, но серебра не было, как в воду кануло; никто не хотел открыть тайну. Шведы, хотя и были заинтересованы, не хотели показать себя слишком жадными.
Говорили, что Миллер для большей безопасности хотел серебро спрятать, но его совсем не было.
Генерал очень рассердился, посылал гонцов одного за другим, прослеживали, спрашивали, требовали, но напрасно. Трунский и Зброжек принуждены были отвезти Миллеру несколько сотен оставленных случайно гривен. Это была, по-видимому, чья-то жертва, еще не использованная на нужды костела. Миллер набросился на добычу, но когда увидел ее, поморщился, хотя все-таки принял.
Между тем Вейхард строил уже себе какие-то планы.
В монастырь, по поручению квартиан, Ярошевский бросил записку, в которой сообщал монахам, что серебро найдено и скрыто в безопасном месте; приор принял это известие совершенно равнодушно.
— Серебро, — сказал он, — это пустяки; Бог дал, Бог взял, лишь бы алтарь остался нетронутым.
В то время в лагере Миллера нашли новый выход: предложили перемирие, на что монахи согласились, так как рады были отдохнуть, а Вейхард особенно настаивал на своем новом плане, ручаясь, что он, действительно, прекрасен и своевремен, как все его планы, которых еще не испытали.
— Пане генерале, — сказал он, — прекрасная мысль.
— Прекрасная? Просим говорить!
— Монахи, — говорил быстро, не смущаясь, граф, — чересчур корыстолюбивы и жадны; послать к ним гонцов, обещая отдать им серебро, если только они сдадутся. В Ясной-Горе мы будем иметь в десять раз больше.
— Действительно, это может быть недурная ловушка для монахов, — проворчал Миллер. — Что же дальше?
— Так как монахи не могут принять комендантом крепости человека чужой веры, а меня они считают богохульником, то предложим на это место князя Хесского. Лишь бы только войти, потом сделаем, что хотим.
— Никогда у графа нет недостатка в планах, а сегодня в особенности, — ответил иронически Миллер. — Затем спокойно им заявим, что мы не хотим разрушать их святыни, по неосторожности только немного повредили костел, собственности не будем уничтожать, серебро возвратим и Хесского сделаем комендантом. В самом Деле, если на это не согласятся, тогда уже разве…
— Обезумели бы! — воскликнул Вейхард.
— Как же вы хотите, — с усмешкой сказал князь Хесский, — чтобы они сдались, когда им все благоприятствует и, кроме того, располагают чарами, которых хватит больше, чем на десять тысяч солдат.
— Чары! — воскликнул разгневанный Миллер. — Князь, вы смеетесь надо мной за то, что я в них верю. Но разве то, что происходит, не есть непонятные явления?
— Непонятные явления могут и не быть чарами.
— Никогда шведские войска не терпели поражений, а тем более от такой горсти неприятелей; не проходит дня, чтобы мы не имели убитых воинов, лошадей и подбитых орудий.
— Я придерживаюсь того мнения, что лучше отказаться от осады и уйти на зимние квартиры, — ответил князь Хесский, — это было бы самое благоразумное; королю Карлу не очень нужен какой-то пограничный замок, а губить столько людей…
— Но ведь стыдно, князь.
— А стыд нужно проглотить, — сказал князь Хесский.
— Пусть же это сделает граф, который сюда нас привел, — ответил Миллер.
Вейхард увильнул от ответа с усмешкой, делая вид, что не понял.
На другой день отправили посла, кого же другого, как не пана Калинского? Его в монастыре боялись, но как можно было не принять пана-старосту, который являлся в роли друга, покровителя и посредника! Калинского направили в келью приора, подали вина; здесь же собралось немало монахов. Замойский, которому памятны были последние стычки со старостой, не хотел идти. Чарнецкий приглашал его остаться вместе с ним на стенах.
Калинский в своем предисловии долго останавливался на побудительных причинах, комментируя их то так, то этак, то восхваляя Миллера, то рассыпаясь в похвалах королю Густаву и восхищаясь поведением Вейхарда, пока, наконец, не приступил к делу. Так как он был человек, высоко ценивший бескорыстие, хотя сам никогда в этом отношении не был безупречным, то начал с серебра. Приор слегка улыбнулся.
— Относительно этого серебра, — сказал он, — мы спокойны. Оно в руках квартиан, находящихся, пан староста, под вашим начальством; поэтому нет никакой опасности; оно не могло попасть в лучшие руки, а то, что находится у Миллера, сомневаюсь, чтобы мы увидели, но это ничего не значит.
— Генерал возвратит решительно все.
— Действительно, громадное великодушие — возвратит нам наше сокровище, — сказал насмешливо Кордецкий.
— Добычу, — подхватил староста.
— Добычу монастырскую! А, впрочем, пусть его забавляется: это ему не первая.
— Но Миллер предлагает при этом прекрасные условия, невозможно допустить, чтобы вы их не приняли, ксендз-приор. Побойтесь Бога и не губите себя! Комендантом будет назначен князь Хесский, частная собственность обеспечена, обеспечена…
— А кто поручится за Миллера? — спросил тихо Кордецкий.
— Как! Вы ему не верите?
— Посмотрите, пан староста, что делается в Польше, и не удивляйтесь этому. Виттемберг, знатный вельможа и поважнее Миллера начальник, что же, однако, сделал с Краковом? Спросите пехотинцев Вольфа, они вам расскажут, как они выполнили свое обещание.
Пристыженный староста тяжело вздохнул.
— Да, — сказал он, — тяжело подчинять свою судьбу воле победителя, но это неизбежно!
— Не произносите этого слова, — ответил приор, — ничего нет невозможного для Бога. Я верю и надеюсь, что мы вернемся к своему королю и своим законам.
— Дай Бог! — воскликнул, задумавшись, староста. — Но этого быть не может.
— Будет! — быстро проговорил монах. На минуту все замолкли.
— Что же передать Миллеру? — спросил Калинский.
— Передайте ему еще раз то, что он уже слышал: мы останемся верными нашему королю; опасность нам пока не угрожает, крепость еще наша, и мы в ней хозяева. При чужеземном гарнизоне уменьшилась бы хвала Божия. Сделавшись главным центром войны, Ясная-Гора перестала бы привлекать богомольцев и быть местом неустанного почитания Матери Бога живого. Если