Мурин посмотрел на Витольда виновато.
— Я знаю, что убегать нельзя. Вам много хлопот меня потом выискивать. Но я не знаю, как это получается. Просто… иногда нужно спрятаться. Я вам знаете что скажу? — добавил он вдруг и заморгал очень быстро, как будто готовился заплакать. — Я этого никому не говорил. Там, внутри меня, есть злой. Он маленький совсем, но очень злой. Вот ему и надо в пещеру. Он там просыпается. А сам я сплю.
— Дальше, — сказал Витольд, никак не реагируя на признание Мурина.
— Я убежал, — послушно заговорил опять Мурин. — Я не сумасшедший, я знаю, что ушел глубоко в пещеру, а проснулся возле самого входа. Я все помню! Это вы меня вытащили. Я же помню, как вы меня ловили и вытаскивали. — Он покачал головой и усмехнулся, лукаво и совершенно незнакомо. — Ну и ненавижу я вас, Витольд Александрович, когда вы меня так хватаете и веревкой тащите! Просто убил бы, шею бы сломал… А когда просыпаюсь, то иначе все — я одно добро помню. Если тот, злой, заснет — мне одному из пещеры не выбраться. А злой нипочем из пещеры добровольно не уйдет. Так и сгнил бы я внутри земли…
Он вздохнул.
— Вернулся я домой из пещеры в тот раз, а браслет уже был у меня в кармане. Я его в пещере и нашел. По-подобрал зачем-то и в карман положил, потому что вещь дорогая.
— Там герб князей Мышецких, — сказал Витольд. — Это ты тоже разглядел?
— А как же, — кивнул Серега. — Первым делом. Ну, думаю, все, пропал Серега Мурин! Идти к Софье да отдавать ей вещь, которую украли из ее дома? Она же меня поедом заест! Ни один ее обидчик жив не остался… Как глянет — так все, начинает человек чахнуть, а потом умирает. Мне этого не надо. Ну я и спрятал браслет. Никому ничего не говорил. А теперь время пришло. Заберите от меня эту вещь, чтобы я больше не вспоминал про нее.
— Так и будет, — обещал Витольд. — Держи свою вторую таблетку и ступай, братец, спать.
Мурин схватил таблетку и быстро ушел, почти убежал, не оглядываясь на браслет, который так и остался лежать посреди стола.
Витольд проводил его взглядом.
— Я себя чувствую каким-то отравителем, — сказал он. — То Макрину травлю, то Мурина. — И посмотрел в камеру: — Это была шутка. Не всерьез. Не признание. — Потом перевел взгляд на меня. — Что скажете, Трофим Васильевич?
— Я не знаю, — выговорил я. — Кажется, начинаю понимать ваши вчерашние жалобы на мозоль в мозгу.
— Я ведь предупреждал, что Мурин всегда говорит правду, — заметил Витольд. — Причем даже в ущерб себе. Сейчас он фактически признался в том, что мог совершить преступление в состоянии забытья.
— Думаете, это Мурин — маниакальный убийца?
— Десять лет назад Мурин был еще ребенком, — сказал Витольд. — Может быть, он подражает маниаку. Или стал орудием в его руках… Но вернее всего то, что он просто подвержен припадкам, как я и говорил с самого начала, а браслет действительно нашел на месте преступления. И потом, не забывайте: Мурин все-таки не фольд, а тот, кто убил Анну Николаевну, имел в своих жилах кровь фольда.
Он вдруг замолчал — да так, что у меня мороз прошел по спине.
— Кровь фольда, — повторил Витольд. — Не обязательно фольд. Просто его кровь… И браслет с гербом Мышецких на месте другого преступления.
— Нам в любом случае не связать браслет с убийством Ольги Сергеевны, — сказал я. — Может быть, Софья просто лазила по пещерам для собственного развлечения и потеряла браслет.
Витольд взял серебряную вещицу и показал на один из завитков:
— Видите вот здесь?
Я пригляделся и увидел: в тонкую щель плотно забился обрывок светлого волоса.
— Поэтому я и говорил об экспертизе. Если будет доказано, что волос принадлежит Ольге Сергеевне, значит, владелец браслета встречался с ней на месте преступления. Кто владелец — мы знаем. Вырванный волос и потерянный браслет обозначают, вероятно, схватку. Это соответствует общей картине: следователь говорил, что Ольга оказала сопротивление прежде, чем ее все-таки убили.
— А у вас есть сомнения? — спросил я Витольда.
— Нет, сомнений нет, я уверен, что волос Ольгин, однако экспертиза позволит Порскину официально снять с меня все обвинения.
— Давайте действовать постепенно, — предложил я. — Сначала отвезем браслет с волосом в Петербург и дождемся результатов исследования. Потом попросим Порскина приехать в «Осинки». Покажем ему запись, которую сделали сейчас. Весь рассказ Мурина, без купюр. Из «Осинок» направимся к Софье Дмитриевне и зададим ей вопросы. Послушаем, что она скажет.
— А дальше? — Витольд слушал меня с каким-то детским интересом.
— Дальше? — Я пожал плечами. — Дальше будем жить, как жили прежде.
— Нет, Трофим Васильевич, — помолчав, сказал Витольд, — как прежде уже в любом случае не получится.
Глава двадцатая
Когда я позвонил в управление, дежурный ответил мне почему-то приветливо, едва ли не весело:
— А, Городинцев. Хорошо, что позвонили. Тут о вас только что был разговор… — Он отвернулся от передатчика и сказал кому-то: — Звонит сам. Еще не сказал. Не надо? — Затем снова обратился ко мне: — Говорят, приезжать не надо. Никаких новых данных пока нет. А ваш, как его… — Снова к невидимке: — Как его? А, Безценный. — Мне: — Не сбежал еще?
— Вы там что, пари устраиваете? — спросил я. — Ставьте на меня, не проиграете. Это вам добрый совет за то, что у вас такой приятный голос. Я бы хотел поговорить с Кононом Кононовичем.
— Он на совещании, — поведал дежурный. — А по какому вопросу? Еще труп?
— Еще одна улика… Хорошо бы проверить.
— Ладно, — неожиданно легко согласились в управлении. — Давайте. Проверим вашу улику.
— Я привезу, — сказал я.
— Не нужно, — последовал еще более неожиданный ответ. — К вам приедет сотрудник. Передадите ему образец для исследования, заполните сопроводиловку.
— С чего это вы вдруг стали такие добрые? — спросил я.
— Делом заинтересовались в ведомстве… — пояснил дежурный. — Ждите, до восьми часов человек будет.
Я успел дочитать классический китайский роман почти до конца, когда действительно в «Осинках» появился сотрудник. Наружностью и манерами он был похож на учителя гимназии — из тех милых неудачников, которые никогда не могут наладить дисциплину среди учеников, откликаются на прозвище, бессильно улыбаются во время проверок и тихо пьют водку поздними осенними вечерами. В их памяти живет строгая девушка с гладкой прической, которая когда-то, очень давно, сказала «нет» и уехала в далекую колонию спасать прокаженных. Об этой девушке они никому никогда не рассказывают.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});