Райли поднимает голову и хмуро глядит на девушку. Она понимает, что говорила по-японски, и повторяет уже на тайском:
— Почему меня не выбрасываешь? Я — тоже мусор. Выбрось.
Полотер вздрагивает и, неуверенно улыбаясь, отступает.
Подходит Райли. Садится рядом.
— Вставай, Эмико. Ты его пугаешь.
— Да наплевать.
— Само собой. — Райли кивком указывает на соседний зал, где все еще сидят важные гости: расслабленно потягивают напитки и обсуждают недавнее развлечение. — Тебе — награда. Они дали хорошие чаевые.
— Каннике тоже дали?
— Не твое дело.
— Ей — тройные, а мне — пятьдесят бат?
— Даже не начинай, — предупреждает Райли.
— А то что? Выбросите в компост на метан? Сдадите белым кителям?
— Не нарывайся. И не зли меня. — Он встает. — Кончишь себя жалеть — приходи за деньгами.
Девушка провожает его потухшим взглядом. Старик залезает на стул, наливает себе еще, смотрит на нее, что-то говорит Дэнгу, тот услужливо кивает, кладет в чистый бокал лед. Райли показывает стакан Эмико, ставит его на пачку розовых банкнот и больше не обращает на подопечную никакого внимания.
Интересно, что происходит со сломанными пружинщиками? Она не слышала, чтобы кто-то из подобных ей умирал. С их хозяевами такое случалось, а с пружинщиками — нет, все ее подруги жили дальше, причем долго. Сенсея Мидзуми она никогда об этом не спрашивала.
Спотыкаясь, Эмико подходит к бару, приваливается к стойке, берет стакан. Райли толкает к ней кучку денег.
Она допивает, глотает лед и чувствует, как холод проникает глубоко внутрь.
— Вы уже узнавали?
— О чем? — Старик занят раскладыванием пасьянса.
— О поездке на север.
Он поднимает глаза на девушку, переворачивает колоду и, помолчав немного, говорит:
— Это очень непросто. За один день такое не устроишь.
— Так вы узнавали?
— Да, узнавал. Только пока белые кители бесятся после убийства Джайди, никто никуда вообще не ездит. Что-то изменится — скажу.
— Мне надо на север.
— Я это уже слышал. Заработаешь — поедешь.
— Я много заработала. И хочу уехать сейчас.
Рука Райли взлетает стремительно, но девушка успевает заметить не слишком быстрое для нее движение и принимает оплеуху с покорной признательностью, которую испытывала к Гендо-саме, когда тот водил ее в дорогой ресторан. Щека горит и тут же начинает неметь, Эмико ощупывает след от ладони.
— Поедешь, когда это будет удобно, черт тебя подери, — холодно прибавляет старик.
Девушка покорно кивает, усваивая вполне заслуженный урок.
— Значит, помогать вы не станете.
Райли снова берет в руки карты.
— Так она хотя бы существует?
— Конечно, раз уже тебе так хочется. Стоит на месте. А будешь меня допекать — исчезнет. Теперь уйди с глаз моих.
Сокол в ее душе мертв. Мертва и сама Эмико — мусор для компостной ямы, мясо, которое пожрет город; гнилье, которое станет газом для фонарей.
Она смотрит на Райли, представляет убитого сокола и вдруг понимает, что есть нечто худшее, чем смерть, что некоторые вещи нельзя стерпеть.
Кулак молниеносно ударяет прямо в мягкое стариковское горло.
Тот, выкатив глаза, валится назад, тянет руки к шее.
Все происходит очень медленно: Дэнг поворачивает голову на грохот упавшего стула, Райли вскидывает руки и хлопает ртом, как рыба, пытаясь вдохнуть, уборщик роняет швабру, Нои с Саенгом у дальнего конца бара и охранники, ждущие, когда их можно будет отвести домой, — все — очень медленно — оглядываются на шум.
Старик еще не успел упасть, а Эмико уже подбегает залу для важных гостей и спешит к своему главному обидчику — к тому, кто сидит среди друзей, хохочет и даже не вспоминает о боли, которую ей причинил.
Девушка распахивает дверь. Гости удивленно поднимают головы, смотрят на нее, открывают рты, хотят закричать, охранники тянут руки к пружинным пистолетам, но все они слишком медлительны.
Тут нет Новых людей.
30
Паи подползает поближе к Канье и смотрит на погруженную в сумерки деревню.
— Совсем крохотная.
Канья кивает и оглядывается на остальных: команда разошлась перекрывать подходы к креветочным питомникам, где выращивают невосприимчивых к горькой воде рачков — их потом продают в Крунг Тхепе.
Дома — все на бамбуковых плотах — сейчас стоят на земле, но в наводнение всплывают на потоках ила и воды, заливающей пруды и рисовые поля. Давно на Меконге семья Каньи жила в похожем, пока не пришел генерал Прача.
— Хорошую нам дали наводку, — тихо замечает она. Ратана чуть не прыгала от радости, найдя подсказку — рыбных клещей между пальцами ног на третьем теле.
Рыбные клещи — значит, креветочные питомники, а раз питомники, то только те, которым пришлось отправить людей в Бангкок, а отправить могли, только если случился мор. И вот Канья — у плавучего поселения в Тонбури, а ее люди притихли у края насыпи, ждут сигнала.
В бамбуковых домах внизу мерцают редкие свечи. Лает собака.
Вся команда в защитных костюмах. Ратана говорила, что болезнь вряд ли передается от человека к человеку, но рисковать не стоит. Канья отгоняет жужжащего возле уха москита, потуже затягивает капюшон и начинает потеть еще сильнее.
Над прудами слышны голоса — смех целой семьи, уютно собравшейся в своем доме. Даже теперь, как бы тяжело ни приходилось, кто-то еще может смеяться. Кто-то, но не Канья. В ней словно что-то сломалось.
Джайди постоянно говорил, что королевство — счастливая страна, вечно твердил о «Земле улыбок». Вот только Канья не припомнит таких улыбок, как на музейных фотографиях, и думает: может, те, кто жил до Свертывания, притворялись ради хорошего снимка, а сама Национальная галерея лишь для того и нужна, чтобы вгонять ее в тоску? Неужели было время, когда люди улыбались так открыто и бесстрашно?
Она опускает маску.
— Пошли.
Паи дает отряду знак. Солдаты вскакивают, перепрыгивают насыпь, бегут к деревне и окружают ее, как обычно перед поджогом.
Белые кители, когда явились в деревню Каньи, сперва быстро обошли лачуги, держа в руках шипящие и искрящие факелы. Тут все иначе: никаких криков в мегафоны, никаких офицеров, которые, пока оранжевое пламя охватывает стены из бамбука и всепогодки, по колено в воде оттаскивают вопящих людей от домов.
Генерал Прача велел провести операцию без шума. Подписывая отказ на карантин, он сказал:
— Джайди устроил бы переполох, но у нас не хватает сил и змеиное гнездо, то есть Торговлю, теребить, и это дело улаживать. Еще повернут против нас. Так что действуйте тихо.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});