Читать интересную книгу Там, где всегда ветер - Мария Романушко

Вернулась Мариша домой опять хорошенькая, и все были счастливы, и любили её после всей этой истории ещё больше.

Откуда мы здесь?…

В соседней комнате работал телевизор, который забыли выключить. Он негромко вещал о чём-то в пустой комнате – ни для кого. Я вошла за какой-то книжкой да так и застыла у раскрытого книжного шкафа, забыв, зачем вошла…

Шла научно-популярная передача. На экране – солидный дядечка, учёный, никаких признаков розыгрыша, тем более, что сегодня – не первое апреля. Слушаю – и по мне прямо мурашки от волнения и радости. Да-да, я так и чувствовала, да, именно так!… Хотя и не могла этого объяснить словами. И вот учёный с экрана озвучил мои смутные догадки.

Оказываются, люди, живущие на планете Земля, имеют разную природу. Одни произошли, как утверждает Дарвин, от своих пещерных пращуров и с тысячелетиями эволюционировали, а другие… (В этом месте я напряглась, как струна). А другие залетели из других миров… Одним словом: одни из нас – местные, а другие – нет. Пришельцы. Разумеется, это не значит, что одни – лучше, другие – хуже, одни первого сорта, а другие второго. Просто они (мы) – РАЗНЫЕ.

…Я не помню научных доказательств этой волнующей гипотезы, которые приводил в той давней передаче учёный. Я не помню его имени. Но я запомнила главное: просто мы все – РАЗНЫЕ. Разные по мироощущению. По целям в жизни. По способам достижения этих целей…

Вот всё и разъяснилось. Мне стало удивительно спокойно и хорошо. Я услышала ответ на один из самых мучительных вопросов: почему я не такая, как окружающие? Не такая, как все? Почему не нахожу практически ни с кем общего языка? Вот и объяснилось… Просто я – не местная.

«Ты была такая странная…», – сказала мне Аня-большая спустя сорок лет. «Почему странная? Какая странная?» – стала допытываться я. Но Аня неожиданно смутилась и постаралась уйти от ответа: «Ну, не могу я тебе этого объяснить…» – «А сейчас я разве другая?» – «Ой, прости, я не хотела об этом говорить, лучше не будем…»

Самое обидное в отрочестве

Самые обидные фразы, которые я слышала в отрочестве в свой адрес:

«И что ты можешь понимать в жизни?»

«Рано тебе рассуждать об этом».

«Я тебя насквозь вижу, как облупленную!»

«Тебя надо соломой кормить!»

«Посмотри на Аню».

«Лэдаща!»

«Тебя только за смертью посылать!»

«Вешалка, смотреть на тебя страшно!»

«Посмотри на Аню. Почему ты не берёшь с неё пример?»

«Долго ты будешь издеваться над бабушкой?»

«Нет, ты определённо хочешь довести меня до инфаркта!»

«Ну, что, что ты так вытаращилась?!»

«И в кого ты такая уродилась?»

«Это она в отца – такая же бешеная!»

Моя реакция на эти милые фразочки? – По обстоятельствам.

Иногда задирала голову к потолку – чтобы слёзы утекли внутрь…

Порой хлопала дверью и уходила на улицу – подальше ото всех – в дождь и ветер… (Хорошо, если была осень).

Иногда хотелось что-нибудь сломать, разбить, как-нибудь выплеснуть эмоции. Но я изо всех сил сдерживалась. (Представляю, чтобы было, если бы я принялась крушить всё вокруг!…) И только глаза выдавали, что там – внутри.

Иногда не выдерживала и кричала: «Ну, так удочерите свою Аню, если она вам так нравится! А меня сдайте в детдом! Да, лучше есть солому, чем эти жирные сырники! Да, я такая!… Какая уж есть!!!»

«КАКАЯ УЖ ЕСТЬ!!!» – это был мой ответ на все претензии и придирки взрослых. «КАКАЯ УЖ ЕСТЬ!!!» – кричала я без всяких запинок и страха речи. «И в кого ж ты такая уродилась?» – «САМА В СЕБЯ!!!»

Да, моим домашним было со мной непросто. А уж как мне с ними непросто…

Поскорее стать взрослой

Очень, очень, очень хотелось поскорее стать взрослой, уехать подальше ото всех. И я опять утыкаюсь в атлас мира… У меня был небольшой, компактный, я его повсюду с собой таскала. Самая драгоценная книга! Меня привлекали дальние места: Сахалин, Камчатка, Заполярье, Алтай… Барнаул!… Мне хотелось пожить и там, и там, и там. Я решила, что обязательно поживу хоть недолго (года по три – четыре) во всех этих местах. А если понравится, то и подольше. Мечтала работать на рыбном сейнере на Дальнем Востоке, а в Заполярье – на какой-нибудь геодезической станции, ну и так далее… В мечтах я спасалась от своего унылого настоящего, которое не казалось мне настоящим, а было каким-то призрачным и лживым…

А лучше всего стать проводником в поезде дальнего, очень-очень дальнего следования – и всю жизнь ехать, ехать, ехать… Никогда не останавливаясь, не заводя семьи и дома, не имея никакого пристанища, кроме купе проводников. Я не боялась грязной работы, меня жизнь уже ко всему приучила, мой вагончик будет сверкать, как игрушечный, и всем в нём будет хорошо и уютно, и все меня будут благодарить за пахучий горячий вкусный чай… Если уж меня не украли цыгане, когда я была маленькая, если уж я не родилась в семье бродячих циркачей, то нужно будет позаботиться самой о том, чтобы ехать и ехать, ехать и ехать… Нигде надолго не задерживаясь. Ни к чему не привязываясь. Никого не любя. Быть совершенно свободной и быть всегда в пути – вот чего хотелось в отрочестве.

Я уезжаю…Далеко и навсегда.Я буду вечно где-то ездить и скитаться…Ты на прощанье жёлтых листьев подари…И мне пора… Уже пора. Давай прощаться…

Рано или поздно

«Рано или поздно, под старость или в расцвете лет, Несбывшееся позовёт нас, и мы оглядываемся, стараясь понять, откуда прилетел зов…» Александр Грин. Маленькая книжечка с необъятным космосом внутри…

«Бегущая по волнам». Я купила её в нашем магазинчике у дома. Да будет благословен этот день и этот магазинчик! Я обрела родную душу. Грин – вот кто, оказывается, меня понимает лучше всех на свете! Друг, которому не надо ничего объяснять – он сам, лучше меня самой, мне обо мне рассказал…

Я читала и перечитывала, не в силах насытиться. Целые страницы выучивала наизусть и твердила про себя, как молитву. Только сейчас, благодаря Грину, я стала догадываться о том, что не такая уж я законченная пессимистка, что живёт внутри человек, страстно желающий радости… надеющийся на радость, на обретение какой-то ИНОЙ ЖИЗНИ, иного существования, иного мироощущения. И это иное мироощущение уже зародилось во мне, как зелёный весенний росточек…

Колдуй, бабка! Колдуй, дед!Колдуй, серенький медведь!Чтобы всё вдруг поменялось:Вместо осени – весна,А зимою – чтобы осень,А в апреле – чтоб зима!Чтоб тепло – когда студёно,Чтоб в июле – снег пошёл.А когда мне очень грустно,Чтобы кто-то взял – пришёл.И цвели б, пылали листья,Пахла ландышами грусть…Сразу – страшных слов не стало б:«Никогда!» и «Ну и пусть!»И чтоб не было тяжёлых,Горем сломленных плечей,И до всех всем было дело.Чтоб не стало вдруг ключейИ замков, засовов, ставен,Разделяющих границ.Равнодушных чтоб не стало,Вниз опущенных ресниц.И чтоб не было бы нищих,И исчезла б пустота.И пришла бы к людям щедрость,Тишина и доброта.Чтобы люди улыбались.Отчего? Да просто так!Оттого, что в белом снегеРасцветает красный мак…

* * *

Утро, весна, всё в зелёных серёжках, иду вприпрыжку, строчки сами складываются у меня в голове, как будто кто-то наговаривает их мне весёлым говорком… Сейчас приду в школу и быстренько запишу, пока не забылись.

Оказывается, я умею сочинять не только грустные стихи. Мне самой это непривычно и удивительно. При этом я вроде бы их и не сочиняю даже, в том смысле, что не придумываю, не фантазирую, не выдавливаю из себя, как из тюбика – просто во мне (внутри меня, в самой глубине) ВДРУГ отрывается окошко в иное измерение жизни, в иное понимание жизни, в иное ощущение жизни… Как будто его распахивает ветром, распахивает настежь…

Хотя ветер не всегда один и тот же. Так же, как в нашей степи дуют самые разные ветра, то жёсткий, то ласковый, то сухой, то влажный, – так и внутри постоянно дуют ветра… И тоже носят разные имена. И каждый несёт что-то СВОЁ. Можно жить, наглухо закрывшись от этих ветров, делая вид, что их и нет вовсе. А можно открыть свои внутренние окна настежь!… И услышать, о чём говорят тебе эти ветра… Тебе – о тебе самой. О тебе-самой-сегодняшней и о тебе-самой-завтрашней…

Имя которому…

Ветер, имя которому Сегодняшняя Боль, часто, чаще других, налетал на меня и выдувал из души боль, облекая её в слова. А слова такие большие и летучие, как паруса!… Это удивительно: напишешь о том, что болит – и уже не так больно. Боль становилась парусами… Облекшись в слова, боль отделялась от меня, начинала жить своей жизнью, в ней проявлялся СМЫСЛ, и даже какая-то особая, горькая радость (а кто сказал, что радость должна быть непременно сладкой?)