поддразнила меня леди Брайс. – Кстати об Отборе, тут кое-кто возник на горизонте. Но я не уверена, стоит ли сейчас о нем говорить.
– Что-то случилось? – Я удивленно прищурилась.
– Ну, – начала леди Брайс, – Марид Иллеа вчера выступал в одной из радиопрограмм. Если хотите послушать, мы специально для вас сделали запись. Оказывается, он нанес визит во дворец и даже прислал вам цветы.
– И что с того?
– Ему, естественно, задали вопрос, что бы это могло значить.
Я уставилась на леди Брайс:
– Но у меня ведь Отбор в самом разгаре. Как?..
– Он сказал то же самое. По его словам, он весьма сожалеет, что не поддерживал с вами контактов, и вообще вы стали не только потрясающе красивой, но и чрезвычайно умной. – Леди Брайс многозначительно подняла брови, и у меня вдруг затрепетало сердце.
– Неужели он именно так и сказал? – (Леди Брайс молча кивнула.) – Но почему вы вообще подняли эту тему? – Я отчаянно пыталась выровнять дыхание.
– Пресса уже связала ваших два имени вместе. Что может привести к одному из двух. Или подорвать доверие к Отбору, поскольку люди решат, что вы не придаете ему особого значения, или…
– Но как такое возможно?
– Ну, если народ решит, что вы из-за него забросили своих поклонников…
– Понятно. Это первое. Ну а что второе?
– Появится еще один претендент, если вы, конечно, не будете возражать.
Я рассмеялась:
– Насколько мне известно, правила Отбора достаточно строгие. Сомневаюсь, что я могу вот так просто выйти из игры ради кого-то другого.
– Он очень популярен, – передернула плечами леди Брайс.
– Вы что, советуете мне рассмотреть его кандидатуру?
– Нет, я советую вам отдавать себе отчет, что это стало достоянием публики. Одним словом, вам надо заранее продумать, как себя с ним вести. А также с Элитой.
– Ну, с этим я худо-бедно справлюсь. Тем более что мы с ним практически не общались. И я не собираюсь дискредитировать идею Отбора. Я уже столько раз неумышленно это делала, что теперь мне хочется продемонстрировать всем, насколько я заинтересована в результатах Отбора. Я никак не поощряла Марида, поэтому считаю неуместным говорить о нем во время «Вестей».
– Решено.
– Вот и отлично. – И все же мне было обидно, что простой жест доброй воли обернулся скандалом.
– А теперь, не поймите меня неправильно, я хотела бы узнать, что вы наденете сегодня вечером.
Я опустила глаза:
– Понятия не имею. У меня сегодня вообще не было настроения как-то специально одеваться.
– Только, ради бога, не обижайтесь, однако осмелюсь заметить, что это никуда не годится. Полагаю, вам надо изменить стиль одежды. Да, все платья, что вы раньше носили или придумывали, были прекрасны, но сейчас пора сделать шаг вперед. Перестать обыгрывать фасон платья, а, наоборот, попытаться использовать его, как выгодный фон для ваших слов.
Мне словно дали под дых. Ведь я так тщательно разрабатывала свой имидж, а теперь придется одеваться для других.
– Я понимаю. И что вы предлагаете?
Леди Брайс скрестила руки на груди и задумалась.
– А вы можете взять платье у своей матери?
Я бросила взгляд на часы:
– Если пойду прямо сейчас, то, может, что-нибудь и найду. Но, кроме Нины, никто не сможет подогнать платье по фигуре, а Нине нужно срочно закончить расписание на следующую неделю. И у меня свидание во время ланча.
Леди Брайс всплеснула руками:
– Ой-ой-ой!
– Вот именно. Достаточно и того, что бабуля назвала Фокса симпатягой.
Леди Брайс весело рассмеялась:
– Да неужели?
– Бабуля у нас лихая!
– Это у вас фамильное. А теперь поспешите. Найдите себе платье.
– Ладно. Пошлите за Хейлом. Он утверждал, будто дружит с иглой, вот мы и посмотрим, действительно ли он такой шустрый, каким кажется. И составьте для меня список ключевых вопросов. Я боюсь, что растеряюсь и поплыву.
– Уже составляю.
Я поспешно вышла в коридор в тайной надежде, что маму еще не выпустили из больничного крыла: ужасно не хотелось рыться при ней в ее платьях. Не успела я сделать и двух шагов, как наткнулась на поджидавшего меня Ганнера. Он вскочил со скамьи и поклонился.
– Привет. У тебя все в порядке? – улыбнулась я.
– Да. Но похоже, я сейчас сделаю жуткую глупость. У меня даже сердце в пятки ушло.
– Ой, ради бога, расслабься! Я уже видела столько глупостей, что, наверное, хватит на целую жизнь.
– Нет, тут немножко другое, – хмыкнул Ганнер. – Я просто… хотел вас кое о чем попросить.
Я подняла брови и осторожно сказала:
– Ладно. У тебя две минуты.
Он шумно сглотнул:
– Идет. Ух ты, я реально польщен, что вы оставили меня в Элите. Это заставляет меня думать, что я все же что-то сделал правильно, а вот что именно – без понятия.
– Твое стихотворение меня рассмешило, – пожала я плечами. – А иметь возможность от души посмеяться дорогого стоит.
– Совершенно с вами согласен, но это вроде подтверждает мою точку зрения. – Он нервно ломал пальцы. – Просто вы очень заняты, а мне так и не выпало счастья остаться с вами наедине, вот я и хочу взять на себя смелость и спросить, каковы мои шансы.
– Что ж, вполне законный вопрос. Но прямо сейчас я ответить не могу. Мне еще многое нужно обдумать.
– Конечно-конечно! – с энтузиазмом откликнулся Ганнер. – Поэтому я собираюсь задать вам сакраментальный вопрос: а можно, я вас поцелую?
Я даже попятилась от неожиданности:
– Повтори, что ты сказал?
– Нет-нет, не хотите, не надо. Но по-моему, поцелуй очень много может сказать. По-моему, одного поцелуя будет достаточно, чтобы понять, стоит ли мне надеяться, а вам – рассматривать мою кандидатуру.
В его просьбе было нечто ужасно трогательное. И хотя фотографии, как мы целуемся с Кайлом, были расклеены по всей стране, Ганнер явно не считал, будто я настолько доступна, что готова целоваться с кем угодно. Более того, он достаточно хорошо усвоил преподанный Джеку урок, чтобы избегать кавалерийских атак. И мне вдруг захотелось исполнить его просьбу. Но если я это сделаю, то могу упустить финалиста Отбора, даже не успев толком узнать его. Что было бы глупо.
– Ты мог бы стать принцем. И иметь больше денег, чем сможешь потратить, и стать настолько знаменитым, что твое лицо узнавали бы даже те, у кого нет телевизора. Ты готов поставить все это на карту ради одного поцелуя?
– Да, я готов поставить на карту ваше счастье, ну и свое заодно.
Я сделала глубокий вдох и задумалась.
– Хорошо.
– Правда?
– Правда.
Справившись с первоначальным удивлением, Ганнер положил руку мне на талию, а затем, мгновенно перестав смеяться, наклонился ко мне:
– Это так нереально.