белого царя нас пропускать будут.
Кешка облегченно вздохнул:
— Спасибо, дядя Алганай. А красные тебя не тронут. Я так и знал: поможешь! Только одевайся поплоше.
Алганай все еще стоял у окна. Потом резко обернулся протрезвевшим голосом спросил:
— Ты грамоту знай, много читала… Если красна власть вернется, долго будет жить?
Кешка удивился, но в тон Алганаю, серьезно сказал:
— Она теперь навсегда…
— Ой-ей-е!.. Нам худо будет, нет?
— Зачем худо. Ленин знает, что делать. Он не изверг какой. Уладит все, утрясет… Не обидит и нас с тобой.
Алганай замолчал, сел к столу, закурил. Кешка понял, что не раз Алганай уже думал о происходящем.
— Мотри-ка, паря, а я боялась… Тала мой, белый капитан, шибко ругает Ленина. Говорит, всех богатых убивай будет. Бабу, девку забирать себе. Нашу Цицик заберет, нет?
Кешка улыбнулся.
— Врет он, твой тала капитан. Поверь мне, Ленин никого не убивает, а жена у него своя есть. Зачем чужих-то ему? Не верь капитану. Цицик при нас с тобой останется. Внучат наших будешь на горбушке таскать.
Кешка, смеясь, глядел на раскрасневшуюся Цицик.
— A-а, мотри-ка ты… Я боялся, думаю, мою Цицик заберет себе Ленин. Капитал не так жалка, как Цицик мой!.. Ой-е! Она моя жись!
Алганай встал и огромной копной покатился по дому, давая распоряжения домочадцам. Рядом с ним металась Цицик, собирая отца в дорогу.
Проводив читинцев под надежной опекой Алганая, у которого в селе Еланцы со своим отрядом стоит друг-тала, колчаковский офицер, белый капитан, Кешка с мальчишками собрался в обратный путь.
— Дядя Кеша, к нам едет кто-то!
Мельников сразу же узнал Цицик. И волнение охватило его.
Быстро прискакала нарядная, как в праздник, Цицик, весело осадила коня.
— Амар сайн, хубун!
Ганька растерянно улыбался.
Кешка радостно вздохнул. Теперь он, не отрываясь, смотрел на Цицик. Он помог ей соскочить с коня и торопливо повел ее за деревья. Он спешил все высказать:
— Прости, Цицик, что я грубовато вел себя у вас за столом… Боялся, что отец откажет…
Цицик улыбнулась.
— Я, Кеша, понял… Мне бабай баил: «Твой жених думат, что Алганай дурак… знаю, какой рыбак»…
Мельников испуганно отпрянул.
— А он их не завезет к белым?..
Цицик рассмеялась.
— Не пугайсь, Кеша… Бабай помнит ножик хатаржана… Ты спасала нас… Бабай тебя любит…
Кешка запустил руку в кудлатину свою и замотал головой.
— Фу!.. Цицик!.. Жизнь-то ведь… страшная… кругом смерть… Сам за себя я не боюсь… А люди…
Цицик удивленно слушает и качает головой.
— Еще бабай баил, чтоб ты тут больше не казалась, а то тебя ловить будут… Она, бабай Алганай-то, все знайт.
— Спасибо, Цицик. А как же быть? Ведь еще не раз мне придется приплывать сюда.
— Ходи каждый день! Мине шипко хорошо будет! Ходи! — Цицик радостно возбуждена. — Звон гору видишь? — Она указала на сопку.
— Вижу.
— Когда будешь ходить на Ольхон, ночью я зажигай огонь — значит, худой человек здесь… Понял?.. Осторожный будь!..
— Понял, Цицик!.. Понял, милая!.. Ты уж помогай нам…
— А если опасно нету, то я на скале ждать будим…
— Хорошо!.. Спасибо!..
Кешка, позабыв обо всем на свете, смотрит на Цицик как завороженный. Волосы ее, словно легкие волны, колышутся на ветру. «И вся-то она ни на кого не похожая. Дунь посильней ветер — и улетит она в синь, как белый лебедь. А на деле… Тудыпку разделала… Раньше думал: себя защищала… Тогда зачем же ей в нашу-то кашу лезть! Не каждый мужик рискнет… Видать, кровь донского казака прожгла ее насквозь».
А ярко-синий доверчивый взгляд Цицик так и впился в Кешку, ищет в нем что-то. «А вдруг во мне и нет того, чего ты ждешь?» — метнулась Кешкина мысль.
— Ты, Цицик, всегда в белом. Тебя я увижу с того берега моря.
Цицик весело рассмеялась…
Ганька с Мельниковым уселись в греби, а Петька правит.
— Смотри-ко, Малое-то море тоже красивое! — говорит Петька.
Кешка ничего не слышит, он неотрывно следит за Цицик, гарцующей на своем скакуне. Она обещала показать тайный грот, куда отныне будет приставать их лодка.
Вот наконец она соскочила с седла и, привязав коня к дереву, ловко перепрыгивая с камня на камень, быстро спустилась с крутой скалы.
Лодка подплыла.
В крошечной бухточке, между двух скал, подлеморцы приткнули свою лодчонку и вышли на каменистый берег Ольхона.
Цицик подвела Кешку к низкому, совершенно незаметному гроту, темное отверстие которого заросло густым кустарником.
— Вот это да!.. Лодку затащим туда. Рядышком пройдут и не увидят… Ну, Цицик, наше партизанское тебе спасибо!
Она радостно рассмеялась.
— Я буду шибко ждать. Что тебе, Кеша, нада, я все будем сделать! — взволнованно говорила она. Хотела еще что-то сказать, но, видимо, постеснялась Ганьку с Петькой, раскраснелась, махнула рукой и быстро запрыгала по камням вверх.
— Спасибо, Цицик!.. До встречи!.. — крикнул Мельников, но она не обернулась.
Цицик поднялась на самую высокую скалу и стоит неподвижная, как изваяние из бело-розового мрамора. Она все смотрит на лодку-хайрюзовку, которая быстро удаляется в сторону далекого рыбацкого края — в Подлеморье, куда ее почему-то всегда влечет. Она и сама не знает почему. Сердце ее нестерпимо ноет, когда старый отец уезжает туда один, без нее.
А теперь оно хочет выскочить и улететь вслед за Кешей.
— Почему же?.. Почему?.. — горячо шепчет она, а сама неотрывно смотрит в яркую синеву моря, где белой крапинкой маячит одинокий парус.
Давно ли будто отъехали от берега, а хайрюзовка уже в разбушевавшихся просторах моря.
— Парус, паря, большая подмога. Везет же нам, Ганя, на попутный ветер. Однако ты шаманишь, — пошутил Кешка, увидев, как Ганька напряженно глядит в воду и шевелит губами. Сам нет-нет да оглянется на гольды Байкальского хребта.
Петька заговорил:
— Счастливые мы, дя Кеша.
— Только бы боком не обошлось нам это счастье.
— Пошто, дя Кеша?
Петька теперь не глядит исподлобья.
— Вот те и пошто!.. Смотри-ка вон на те гольцы, — Кешка кивком головы указал на хребет.
— А чо там тако?
Кешка рассмеялся.
— Хы, ребенок ты еще, Петька. Видишь, облака обволокли голец. Курчавые, так и вьются космы во все стороны.
— Вижу, дя Кеша.
— Это идет ветер вдогон нам. Пожалуй, он тряхнет нас так, что рад будешь помолиться самому сатане.
Кешка высоко закинул голову, расправил плечи. Глубоко вдохнул ядреный морской воздух.
А ветер крепчал. Волны с каждым часом становились все выше и круче. Уже слышался зловещий свист в оснастке паруса. Лодчонка, обгоняя волны, неслась с большой скоростью, ныряя и вновь вылетая на поверхность.
Мальчишкам не по себе. Они с надеждой глядят на