Снова телефонный звонок, потом короткое, выжидательное молчание. И вдруг Таппер сказал мне с досадой:
— Да отзовись ты! Это ж тебя!
— Что такое?!
— Скажи — слушаю! Давай отвечай.
— Ладно, — сказал я, лишь бы он не злился. — Слушаю.
И тут он заговорил голосом Нэнси, да так похоже, что мне показалось — она тут, рядом.
— Брэд! — позвала она. — Брэд, где ты?
Она почти кричала, задыхалась от волнения, голос дрожал и срывался.
— Где ты, Брэд? Куда ты исчез?
— Трудно объяснить, — сказал я, — Понимаешь…
— Где я только не искала! — Она захлебывалась словами, — Мы тут все обыскали. Тебя весь город ищет. А потом я вспомнила про этот телефон у папы в кабинете — знаешь, который без диска. Я его и раньше видела, только внимания не обращала. Думала, это какая-то модель, или игрушка, или так, подделка, обман шутки ради. А сейчас столько шума из-за этих телефонов в хижине у Шкалика Гранта, и Эд Адлер рассказал мне, что у тебя в конторе тоже был такой аппарат. И под конец до меня дошло: может, и у папы такой же телефон. Только до меня ужасно долго не доходило. А потом я пошла к папе в кабинет, стала и стою, и только смотрю на этот телефон… понимаешь, просто струсила. Стою и думаю: кто его знает, возьмусь за него — и вдруг начнется что-то очень страшное. А потом собралась с духом, сняла трубку, слышу — дышит, ток есть, я и спросила тебя. Конечно, это дурацкий поступок, но… Так что ты сказал, Брэд?
— Я говорю, очень трудно объяснить толком, где я. Сам-то я знаю, да объяснить не могу, никто не поверит.
— Скажи мне. Не трать время зря. Только скажи, где ты.
— В другом мире. Я прошел через сад…
— Куда прошел?!
— Просто я шел по саду, по следам Таппера, и вдруг…
— По каким следам?
— По следам Таппера Тайлера. Я, кажется, забыл тебе сказать: он вернулся.
— Не может быть! Я прекрасно помню Таппера. Уже десять лет, как он исчез.
— Он вернулся. Сегодня утром. А потом опять ушел. И я пошел по его следам…
— Это ты уже говорил. Ты пошел за Таппером и очутился в другом мире. Где он находится, этот мир?
Нэнси — как все женщины: задает невозможные вопросы!
— Точно не знаю, но он в другом времени. Может быть, разница только в одну секунду.
— А вернуться ты можешь?
— Попробую. Что выйдет — не знаю.
— А я не могу тебе как-нибудь помочь? Или все мы — весь город?
— Слушай, Нэнси, это пустой разговор. Скажи лучше, где твой отец?
— Он сейчас у тебя дома. Там полно народа. Все тебя ждут.
— Ждут? Меня?
— Ну да. Понимаешь, они все обыскали и знают, что в Милвилле тебя нет, и многие считают, что ты знаешь, в чем секрет…
— Это насчет барьера?
— Да.
— И они здорово злы?
— Некоторые — очень.
— Слушай, Нэнси…
— Не трать зря слов. Я и так слушаю.
— Можешь ты пойти туда и потолковать с отцом?
— Конечно!
— Вот и хорошо. Скажи ему, что, когда я вернусь… если только сумею… мне надо будет с кем-нибудь поговорить. С кем— нибудь наверху. На самом верху. Может, даже с президентом или кто там к нему поближе. Или с кем-нибудь из Организации Объединенных Наций.
— Кто же тебя пустит к президенту, Брэд?
— Может, и не пустят, но мне нужно добраться до кого-нибудь там повыше. Мне надо им кое-что сообщить, правительство должно об этом знать. И не только наше — все правительства должны знать. У твоего отца наверняка найдутся какие— нибудь знакомые, с кем он может поговорить. Скажи ему, дело нешуточное. Это очень важно.
— Брэд… Брэд, а ты нас не разыгрываешь? Смотри, если это все неправда, будет ужасный скандал.
— Честное слово, — сказал я. — Нэнси, это очень серьезно, я говорю тебе чистую правду. Я попал в другой мир, в соседний мир…
— Там хорошо, Брэд?
— Недурно. Всюду одни цветы, больше ничего нет.
— Какие цветы?
— Лиловые. Их мой отец разводил. Такие же, как у нас в Милвилле. Эти цветы все равно что люди, Нэнси. И это они огородили Милвилл барьером.
— Но цветы не могут быть как люди, Брэд!
Она говорила со мной как с маленьким. Как с младенцем, которого надо успокоить. Надо же: спрашивает, хорошо ли здесь, и объясняет, что цветы — не люди. Уж эта мне милая, деликатная рассудительность!
Я постарался подавить злость и отчаяние.
— Сам знаю. Но это все равно. Они разумные и вполне общительные.
— Ты с ними разговаривал?
— За них говорит Таппер. Он у них переводчиком.
— Да ведь Таппер был просто дурачок.
— Здесь он не дурачок. Он может многое, на что мы не способны.
— Что он такое может? Брэд, послушай…
— Ты скажешь отцу?
— Скажу. Сейчас же еду к тебе домой.
— И еще. Нэнси…
— Да?
— Пожалуй, ты лучше не говори, где я и как ты меня отыскала. Наверно, Милвилл и так ходит ходуном.
— Все просто взбеленились, — подтвердила Нэнси.
— Скажи отцу что хочешь. Скажи все как есть. Но только ему одному. А уж он сообразит, что сказать остальным. Ни к чему будоражить их еще больше.
— Хорошо. Береги себя! Возвращайся целый и невредимый!
— Ну ясно, — сказал я.
— А ты можешь вернуться?
— Думаю, что могу. Надеюсь.
— Я все передам отцу. Все в точности как ты сказал. Он этим займется.
— Нэнси, ты не беспокойся. Все обойдется.
— Ну конечно. До скорой встречи!
— Пока! Спасибо, что позвонила.
— Спасибо, телефон, — сказал я Тапперу. Таппер поднял руку и погрозил мне пальцем.
— Брэд завел себе девчонку, — нараспев протянул он. — Брэд завел себе девчонку.
Мне стало досадно.
— А я думал, ты никогда не подслушиваешь, — сказал я.
— Завел себе девчонку! Завел себе девчонку! Он разволновался и так и брызгал слюной.
— Хватит! — заорал я. — Заткнись, не то я тебе шею сверну! Он понял, что я не шучу, и замолчал.
Глава 14
Я проснулся. Вокруг была ночь — серебро и густая синева. Что меня разбудило? Я лежал на спине, надо мной мерцали частые звезды. Голова была ясная. Я хорошо помнил, где нахожусь. Не пришлось ощупью, наугад возвращаться к действительности. Неподалеку вполголоса журчала река; от костра, от медленно тлеющих ветвей тянуло дымком.
Что же меня разбудило? Лежу совсем тихо: если оно рядом, не надо ему знать, что я проснулся. То ли я чего-то боюсь, то ли жду чего-то. Но если и боюсь, то не слишком.
Медленно, осторожно поворачиваю голову — и вот она, луна: яркая, большая — кажется, до нее рукой подать, — всплывает над чахлыми деревцами, что растут по берегу реки.
Я лежу прямо на земле, на ровной, утоптанной площадке у костра. Таппер с вечера забрался в шалаш, свернулся клубком, так что ноги не торчали наружу, как накануне. Если он все еще там и спит, то без шума, из шалаша не доносится ни звука.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});