Станционный смотритель удивленно отпустил солдата. Солдат кинулся к этому денщику суворовского адъютанта. Старики обнялись. Станционный смотритель и его жена глядели, ничего не понимая.
– Как живешь, старинушка?
– Бог милостив, Александр Васильич!
– Может, помочь надо? В чем нужду имеешь? Говори, не стесняйся!
– Премного благодарен, ваше высокопревосходительство!.. Ничего не надо! Хотел вот только еще разок повидать вас. Ведь с Измаилу не видались. Услыхал, что проезжать будете, ждал…
– Ну, вот и увидались. Тридцать лет вместе с ним служили! – сказал Суворов адъютанту, садясь в кибитку. – Ну прощевай, друг. Прощайте, милые люди! – замахал он каской.
Еще секунда, и кибитка умчалась. Станционный смотритель стоял верстовым столбом – не мог прийти в себя.
– Ну чы ж не дурный ты? – трясла мужа за рукав Оксана. – Фастался, говорыл: «Я знаю, какой Суворов!» Ничего ты не знал, брехал тилькы. Ось я теперычкы так знаю, який Суворов!
II
В Тульчине еще все спало, когда Столыпин вышел из дому. Вчера вечером Александр Васильевич, отпуская его на квартиру (Столыпин квартировал отдельно, в центре местечка), велел адъютанту прийти сегодня пораньше: Суворов собирался опять диктовать свою «Науку побеждать».
В Тульчине у фельдмаршала нашлось много работы. Прежде всего Суворов принялся за самое важное – за ученье. Он хотел переучить все вверенное ему войско на суворовский лад.
Устав нужно знать, но не держаться его, «яко слепой стены», как верно наставлял великий полководец Петр I. Главным в ученье Суворов считал закалку. Надо приучить солдата идти на опасность, действовать решительно, развить настойчивость и упорство.
Суворов всегда говаривал: «Солдат ученье любит, лишь бы кратко и с толком».
Его ученье – сквозные атаки, штурм и оборона укреплений, прицельная стрельба – продолжалось каждый раз не более полутора часов, надоесть не могло.
Словесное ученье было просто, толково и живо изложено. К тому же солдатам очень нравилось, что фельдмаршал сам непосредственно говорит с ними.
Старые, любимые полки Суворова, с которыми он громил турок при Фокшанах и Рымнике, брал Измаил и Прагу, как, например, Апшеронский и Фанагорийский, остались в Литве у Репнина.
Правда, некоторым из здешних полков приходилось раньше служить под командой Суворова и они были знакомы с суворовской тактикой, но большинство полков знало лишь устаревшую австрийско-прусскую линейную.
И когда на днях на ученье Суворов, желая проверить людей, вдруг направил своего коня на одну роту и строй не расступился перед ним, он остался чрезвычайно доволен:
– Молодцы! Подвижная крепость, помилуй Бог! И зубом не возьмешь!
Александр Васильевич повторял это и в другой роте, но там его ждала неприятность: ротный командир приказал дать дорогу фельдмаршалу.
Суворов взбеленился.
– Под арест немогузнайку! Он зачумит мне всю армию! – кричал фельдмаршал.
«Немогузнайка, лживка, лукавка, двуличка» – то есть леность мысли, страх ответственности, уклончивость – все это были враги, с которыми Суворов вел в своей армии борьбу не хуже, чем с неприятелем в поле.
Приняв новые полки, незнакомые с его тактикой, Суворов поверял всех, и солдат и офицеров.
– Что такое ретирада? – спросил он у молодого поручика.
– Не знаю, ваше сиятельство!
Услышав нелюбимое, запрещенное в суворовских полках «не знаю», Александр Васильевич сразу сморщился. Но поручик вдруг прибавил:
– В нашем полку этого слова я не слыхивал!
Суворов просиял.
– Хороший полк, помилуй Бог! Очень хороший. В первый раз немогузнайка доставил мне удовольствие. Молодец, ваше благородие! Ты – русский! – хвалил он удивленного поручика.
Генералов, которые служили прежде с Суворовым, нашлось в Тульчине два-три человека, но Суворова это не смущало. От генералов он требовал следующего: «Был бы первое – деятелен, второе – наступателен, третье – послушен».
За многолетнюю боевую практику у Суворова накопилось достаточно опыта. Александр Васильевич тщательно, годами обдумывал каждое положение. Теперь оставалось собрать все мысли о военном искусстве воедино, соединить теорию и практику.
И он приступил к этому.
«Наука побеждать» делилась на две части. Одна – «вахтпарад» – для начальников: как проводить ученье.
Другая – «словесное поучение» – для солдат.
Словесное поучение говорил перед фрунтом командир. Оно рассчитано было на то, что солдат неграмотен, и потому должно было часто повторяться, чтобы люди могли запомнить его наизусть.
Вчера окончили записывать «вахтпарад» и начали «словесное поучение». Сегодня Александр Васильевич хотел продолжать диктовку.
Вторым важным делом в Тульчине оказалось благоустройство войск.
В сырых казармах цвела плесень, бань не было и в помине, воду солдаты пили скверную. В каждом полку валялись по госпиталям десятки людей.
В 1791–1792 годах Суворов застал такую же картину в Финляндии: в двух госпиталях насчитывалась тысяча больных. Госпиталей Суворов не любил и никогда не принимал внутрь никаких лекарств.
– Минералы и ингредиенции не по солдатскому воспитанию, – говорил он.
По его мнению, самое важное для здоровья солдата – сполна и в срок получить положенное довольствие.
Когда в полку оказывалось много больных, Суворов тотчас же назначал следствие.
В Финляндии эта мера родила Суворову много врагов. Но количество больных в двух госпиталях быстро снизилось с тысячи до сорока человек.
То же нашел Суворов и на юге.
Здоровое жилье, нормальная пища, чистота солдата лучше действовали, чем невежественные лекари.
– Перестань обогащать Харона![82] – сказал Суворов лекарю, у которого в части была большая смертность.
– Ваше сиятельство, в нашем полку Харон не числится!
Суворов секунду глядел на невежественного лекаря. Потом плюнул и убежал, крича:
– Помилуй Бог, не мечите бисера перед свиньями!
Лекарь обиделся на всю жизнь. Он так и не понял, почему обозлился фельдмаршал.
«Правду говорят – тяжелый человек», – подумал он о Суворове.
В дивизии генерал-поручика Киселева открылась повальная желудочная болезнь. Люди мерли как мухи.
Суворов отправил дежурного подполковника произвести следствие и навести в больницах порядок. Командиру дивизии – явиться в главную квартиру.
Вчера утром Киселев приехал. Смущенно поглаживая лысину, он подошел к Столыпину.
Столыпин сказал, что Александр Васильевич еще не выходил из кабинета, и посоветовал Киселеву сегодня не являться.
– Как же так? Да ведь фельдмаршал знает, что я приехал…
– Верно. Плац-майор доложил, что вы приехали.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});