чувствительная кожа! 
– Какое мне дело до твоей кожи…
 – Кто-то сунул мне жука за шиворот!
 – Какая чепуха!
 – Я чувствовал, как он там ползает…
 – Чушь!
 – Да, звучит не слишком убедительно, – услышал я чей-то голос.
 Рядом со мной стоял Стеглз, черт бы его побрал. На нем был белоснежный стихарь, или сутана, или как там это у них называется, выражение лица строгое и укоризненное. Я сурово на него взглянул, но этот наглец даже бровью не повел.
 – Это вы сунули ему жука за шиворот! – закричал я.
 – Я? – сказал Стеглз. – С чего вы взяли?
 Судьба Харольда была решена, и Хеппенстол огласил приговор:
 – Я не верю ни единому твоему слову, дрянной мальчишка! Я тебя предупреждал, хватит, мое терпение лопнуло. Ты исключен из хора. Ступай прочь, несчастный!
 Стеглз потянул меня за рукав.
 – В таком случае, – сказал он, – эти ваши ставки… вы понимаете… Мне очень жаль, но плакали ваши деньги, старина. Надо было делать ставку прямо перед забегом. Я всегда говорил, что это самый надежный способ.
 Я смерил его долгим взглядом. Не скажу, чтобы очень любезным.
 – А еще говорят о Честной Игре! – сказал я, постаравшись вложить в свои слова как можно больше яда.
 Дживс принял удар стойко, но, думаю, в глубине души он был уязвлен.
 – Мистер Стеглз весьма изобретательный молодой джентльмен, сэр.
 – Вы хотите сказать жулик, каких свет не видел.
 – Пожалуй, это более точное определение. Тем не менее в большом спорте сплошь и рядом прибегают к подобным трюкам, тут уж ничего не поделаешь.
 – Я восхищен вашей несокрушимой стойкостью, Дживс.
 Дживс поклонился.
 – Теперь вся надежда на миссис Пентуорти, сэр. Если она оправдает восторженные отзывы мистера Литтла и подтвердит свой высокий класс, наш выигрыш компенсирует наши потери.
 – Слабое утешение, ведь мы рассчитывали сорвать большой куш.
 – У нас есть возможность закончить сезон с положительным балансом, сэр. Перед отъездом я убедил мистера Литтла поставить от имени нашего синдиката, в который вы столь любезно согласились меня включить, сэр, небольшую сумму на победителя в беге с яйцом.
 – На Сару Миллз?
 – Нет, сэр. На темную лошадку, за нее предлагают очень хорошие выплаты. Я говорю о Пруденс Бакстер, сэр, дочери главного садовника его светлости. Ее отец уверяет, что у нее очень твердая рука. Она ежедневно носит ему из дома кружку пива на обед и, по его словам, ни разу не расплескала ни капли.
 Что ж, видно, рука у этой Пруденс и вправду твердая. Но вот скорость? С такими опытными соперницами, как Сара Миллз, все решит скорость, тут без хороших спринтерских данных делать нечего.
 – Я прекрасно понимаю, что у нее не слишком много шансов на победу, сэр. И тем не менее, мне кажется, стоит рискнуть.
 – Вы, надеюсь, поставили и на призовое место?
 – Да, сэр. И на победу, и на призовое место.
 – Тогда все в порядке. Я знаю, что вы никогда не ошибаетесь.
 – Большое спасибо, сэр.
 Обычно я стараюсь держаться от школьных праздников подальше. Тоска смертная. Но тут дело было настолько серьезным, что я пересилил себя и направился в парк. Мои опасения насчет убогости мероприятия оправдались в полной мере. День выдался погожий, и в парке было не протолкнуться от окрестных крестьян. Дети сновали взад и вперед. Я стал пробираться сквозь толпу к месту финиша бега в мешках, как вдруг какая-то девочка взяла меня за руку. Мы не были представлены, но она, видимо, сочла, что мне будет интересно послушать про ее куклу, которую она только что выиграла в лотерею «Тяни на счастье», и принялась болтать о ней без умолку.
 – Ее зовут Гертруда, – сказала она. – Каждый вечер я буду ее раздевать и укладывать спать, а утром будить и одевать, а вечером снова раздевать и укладывать спать, а на следующее утро будить и одевать…
 – Послушай, дорогуша, – сказал я. – Все, что ты говоришь, ужасно интересно, но нельзя ли покороче? Мне обязательно надо посмотреть, как закончится этот забег. Я поставил на него все свое состояние.
 – Я тоже участвую в состязаниях, – сказала она, решив на время отойти от кукольной тематики и поддержать светскую беседу.
 – Вот как? – сказал я. Я слушал ее вполуха, пытаясь разглядеть сквозь просветы в толпе, что делается на финише. – В каких состязаниях?
 – В беге с яйцом на ложке.
 – В самом деле? Ты, случайно, не Сара Миллз?
 – Еще чего, – с презрением сказала она. – Я Пруденс Бакстер.
 Естественно, это сообщение перевело наши отношения в другую плоскость. Я взглянул на нее с интересом. Так, значит, она из нашей конюшни. Должен признаться, вид у нее совсем не спринтерский. Маленького роста и весьма упитанная. Немного не в форме, на мой взгляд.
 – Значит, ты Пруденс, – сказал я. – Знаешь что, ты бы не носилась без толку по жаре. Побереги силы, старушка. Присядь в тенечке и отдохни.
 – Мне не хочется сидеть.
 – Во всяком случае, успокойся.
 У Пруденс, как видно, была манера перепархивать с одной темы на другую, как бабочка с цветка на цветок.
 – Я хорошая девочка, – сказала она.
 – Не сомневаюсь. Надеюсь, что ты хороша и в беге с яйцом на ложке.
 – Харольд – плохой мальчик. Харольд шумел в церкви, и ему не разрешили прийти на праздник. Так ему и надо, – продолжала эта достойная представительница прекрасного пола, с добродетельным видом наморщив носик, – потому что он плохой мальчик. Он дергал меня за волосы, в пятницу. Харольд не пойдет на праздник. Харольд не пойдет на праздник. Харольд не пойдет на праздник, – пропела она, да так ловко, что получилась настоящая песенка.
 – Пожалуйста, не сыпь мне соль на