Читать интересную книгу Иван Грозный - Казимир Валишевский

С самого же начала выяснилось, что существует разногласие в отправном пункте переговоров. Легат представлял Батория склонным, благодаря вмешательству папы, к большим уступкам и просил Ивана сделать со своей стороны шаг в том же направлении. Но именно папское вмешательство и делало Ивана очень несговорчивым. Теперь царь отказывался от того, что обещал раньше, требуя немедленного снятия осады с Пскова и присылки польского посольства. Он за этим и обращался к папе. Полученное от Батория письмо с вызовом на поединок не могло внушить ему миролюбивых намерений. Сначала Иван старался говорить об этом скорее с грустью, чем с гневом. Когда Поссевин попросил сообщить ему содержание документа, он хотел дать ему только извлечения из письма, где оставалась бы одна только сущность, а оскорбления были бы изъяты. Но он не мог удержаться, чтобы не показать составленного им ответа, в котором он приводил одно за другим наиболее оскорбительные места письма, чтобы ими же поражать своего противника. При этом он прибегает по своему обыкновению к самому неожиданному способу аргументации. Баторий упрекает его в том, что он не спешит на помощь осажденным городам, но он ведь считает себя связанным перемирием с врагом! Как может король отрицать римское происхождение царствующего в Москве дома? Если бы не было Пруса, откуда бы Пруссия получила свое название?

За целый месяц посредник ни на шаг не подвинулся вперед. В сфере религиозных вопросов ему удалось кое-что сделать, хотя ни на постройку католических церквей, ни на водворение иезуитов в Москве разрешения не последовало. Но там соглашались на поддержание правильных сношений с Римом и на свободный пропуск папских послов в Персию. Это было только начало. Можно было надеяться на большее после заключения мира, судя по осторожной форме отказов и по недомолвкам в уступках. Постоянно возвращались к этому непременному первоначальному условию и крепко держались за то, что царь называл своей «последней мерой», отвергнутой уже Баторием. Поссевин надеялся уладить два дела одновременно: примирить Москву и со своими прежними клиентами, шведами. Из уважения к папе решились нарушить обычай вести переговоры со шведами только в Новгороде. Царь согласился принять послов короля Иоанна в Кремле. Но последний не думал о послах и продолжал одерживать победы на Балтийском побережье. Было ясно, что царь надеялся заставить Иоанна дорого заплатить за эти победы, лишь только он справится с Баторием. Покончить же с Баторием он надеялся при помощи папы и зимы. Платя хитростью за хитрость, он с большой ловкостью добивался расположения легата отдаленной надеждой на союз. В то же время Богдан Бельский, которому было поручено вместе с Никитой Захарьиным вести переговоры, пытался подкупить Поссевина иным, более грубым способом.

В половине сентября иезуит понял, что напрасно теряет время, и решил отправиться в польский лагерь. Это было Ивану особенно приятно. Прощаясь с ним, он сказал, что отпускает его к королю Стефану, шлет ему с ним поклон и просит после переговоров о мире в том смысле, как повелел папа, вернуться в Москву. Присутствие посла ему приятно ради пославшего его и благодаря его верности царским делам. Он звал иезуита к себе на службу и говорил, что охотно платил бы ему. Так как папа приказал, чтобы мир был заключен согласно желаниям царя, он и должен быть в его интересах, все время твердил Иван. И это вытекает из смысла дипломатического эпизода.

Поссевин добрался до Пскова в первых числах октября и на этот раз очень честно выполнял роль посредника. Сообщив свои впечатления от пребывания в Москве, он старался опровергнуть то, что внушали своими памфлетами Гуаньино и Крузе. Когда он писал в Москву, то изображал положение выгодным для осаждающих. Он сообщал, что поляки делают большие приготовления, ожидаются подкрепления, дела Пскова очень плохи, осада, наверное, продлится всю зиму, а весною ничто не удержит Батория.

Все это было верно и подтверждается теми самыми донесениями с места, которые внушили некоторым польским историкам как раз обратное представление. Я уже приводил свидетельство аббата Пиотровского о польской кавалерии, которая, по его словам, к октябрю почти была уничтожена. А дальше тот же самый очевидец говорит о смотре, произведенном 4 декабря, где фигурировало 7000 лошадей и притом «хороших лошадей!» Значить у поляков потери были не так значительны или было чем их пополнить. Сама реляция Поссевина подала повод к другому заблуждение. Иезуит говорит в ней о восторженном приеме, который будто бы был устроен ему в польском лагере. Если это и так, то этот прием нужно отнести на счет буйного и непокорного элемента. Баторий и Замойский старались сдержать его и подчинить суровым требованиям военной дисциплины. Вмешательство папского легата только способствовало брожению, внушая мысли о возможности прекращения военных действий. Что касается высшего начальства, то аббат Пиотровский говорит о нем совершенно иное. «Великий полководец (Замойский) никогда не встречал более отвратительного человека (эпитет этот относится к Поссевину). Он намеревается прогнать его палками, если будет заключен мир».

Предположите, что представитель какой-нибудь европейской державы явился в 1871 г. под стенами Парижа, осажденного немцами! Поссевин, казалось, должен был отстаивать польские интересы, так как победа Польши в Ливонии была бы в то же время торжеством католичества и папства. Но сущность всякого посредничества и состоит в том, чтобы уговорить сильнейшего. Сила же, несомненно, была на стороне поляков. Осада Пскова должна была длиться до 15 января 1582 г. Тогда уж самое трудное время было бы пережитым. Вместе с суровыми холодами прошли бы праздники Рождества и Нового года, а с ними и соблазн провести время у домашнего очага; время клонилось бы к весне, и все шансы были бы на стороне Батория. Капитуляция сделалась бы неизбежной и повела бы за собой подчинение Ивана требованиям победителя. Если Поссевин способствовал скорейшему разрешению конфликта, он делал это разрешение более выгодным для слабейшей стороны.

Иван был осведомлен и помимо иезуита о состоянии Пскова и польской армии. Но письма легата привели его, наконец, к убеждению, что он возлагал на него слишком большие надежды. Скоро царь понизил тон и еще раз склонил голову перед победителем, признавая силу Батория и его шведского союзника. Он собирался отправить послов для переговоров о мире, и требования его на этот раз были значительно скромнее. Он уступал всю Ливонию, оставляя за собой всю долину Великой до Малых Лук, при этом ставил условием в мирных грамотах не писать имени короля шведского. Дело в том, что часть Ливонии находилась в руках шведов. Иван думал, что ее можно будет отвоевать впоследствии. Владея долиной реки Великой, он будет иметь на северо-западной границе достаточно укрепленную линию, которая может пригодиться ему в будущем, когда он при более благоприятных условиях вздумает снова пробиться к морю.

Как ни хорошо со стратегической точки зрения была задумана эта уступка, все же она оставалась уступкой. Некоторые русские историки, щадя национальное самолюбие, видели в этом нечто совершенно иное. Польская армия будто бы была к тому времени почти совсем уничтожена, и Баторий должен был заключить мир. Теперь Россия может обойтись без этих искажений исторических фактов. В войне, исход которой зависит от осады, переговоры, ведущиеся под огнем орудий осаждающих, являются одним из видов капитуляции. У осажденных есть одно только средство с честью выйти из борьбы. К этому средству Петр Великий прибег под Полтавой. Несмотря на сохранение долины реки Великой, уступка Ливонии больше чем на сто лет задержала политическое, военное и социальное развитие России.

Иван отказывался от Ливонии. Цель, к которой стремился в этом походе Баторий, была достигнута. Король не мог ни отказаться от переговоров, ни от посредничества Поссевина. Но какого мнения был Баторий об этом посредничестве, доказывает следующий факт. Иезуит сам признавался, что он чуть ли не силой должен был заставить своих польских клиентов сообщить ему свои намерения относительно мира, где он фигурировал в качестве посредника.

В половине ноября Ям-Запольский – город, лежащий на пути к Новгороду, между Заболочьем и Порховом, – был избран по взаимному соглашению местом встречи уполномоченных. Представителями царя были незаметные фигуры: князь Елецкий, которому, по словам Замойского, недоставало только княжества, чтобы быть князем, Роман Олферьев Верещагин и дьяк Связев. Польский король со своей стороны послал блестящих дипломатов: князя Збаражского, воеводу Броцлавского, князя Альберта Радзивилла, маршала двора и секретаря Гарабурду. Уполномоченные Батория привезли с собой детально разработанные инструкции. Каковы были эти инструкции? Прибывший одновременно с уполномоченными Поссевин ничего о них не знал. Причиной этого было недоверие короля, ясно проглядывавшее в его письме к Поссевину, написанном в это время. Баторий не без горечи противопоставляет преданность Польши Святому Престолу неожиданному усердию папского легата, с каким он относится к интересам третьего лица, ничем не заслужившего подобного внимания.