Читать интересную книгу Взгляды - Исай Абрамович

Но в Греции другое положение — надо не колеблясь свернуть греческое восстание».

Сталин не делил вопросы государственные и партийно-политические. Вместо того, чтобы заявить Черчиллю, что вопрос о власти в Греции — это дело греческого народа, он безапелляционно дал согласие Англии на подавление греческих коммунистов. В своих отношениях с союзниками он исходил из строгого разделения сфер влияния.

В беседе с Тито и Джиласом он сказал:

— В этой войне не так, как в прошлой, а кто занимает территорию, насаждает там, куда приходит его армия, и свою социальную систему. Иначе быть не может…

— Война скоро кончится, — продолжал Сталин, — через пятнадцать-двадцать лет мы оправимся, а затем снова.

— Если славяне будут объединены и солидарны, никто в будущем пальцем не шевельнет. Пальцем не шевельнет, — повторял он, рассекая воздух указательным пальцем». (Милован Джилас «Разговоры со Сталиным», «Посев», 1970 год, Франкфурт-на-Майне, стр. 172–174).

Так представлял себе на практике Сталин строительство социализма в других странах. Так отразилась в голове диктатора идея Маркса и Ленина о построении социализма. Сталин благожелательно относился к Де Голлю и дал указание французским коммунистам не делать попыток овладеть властью. В своих воспоминаниях генерал Де Голль отметил лояльность Сталина к его правительству.

Сталин подчинил международное коммунистическое движение национальным интересам России. Так он поступал во многих изложенных случаях, так он поступил и тогда, когда был в альянсе с фашистской Германией. Приведу несколько фактов.

Выступая на сессии Верховного Совета в 1939 году, В. М. Молотов говорил:

«Известно, что за последние несколько месяцев такие понятия, как «агрессия», «агрессор» получили новое конкретное содержание, приобрели иной смысл. Теперь, если говорить о великих державах Европы, Германия находится в положении государства, стремящегося к скорейшему окончанию войны и миру, а Англия и Франция, вчера еще ратовавшие против агрессии, стоят за продолжение войны и против заключения мира. Роли, как видите, меняются».

То же самое — но в еще более резкой форме в отношении Англии и Франции и в более заискивающем тоне по отношению к Германии — сказал Сталин в интервью редактору газеты «Правда», помещенном 1-го декабря 1939 года под заголовком «О лживом сообщении агентства «Гавас"». И Сталин, и Молотов называли фашистскую Германию мирным государством только потому, что они совместно совершили раздел Польши. Их положительная оценка действий самого агрессивного, самого реакционного и расистского режима в мире, стремящегося к физической расправе с коммунистами Европы и ликвидации коммунистического движения во всем мире, и их отрицательная оценка решимости демократических стран Европы воспрепятствовать распространению в мире «коричневой чумы» являются убедительным свидетельством их полного разрыва с марксизмом, ленинизмом и интернационализмом. Или чего стоит указание, данное Сталиным коммунистам Европы, после того как он подписал с Гитлером договор о дружбе, — прекратить пропаганду против фашизма? Об этом факте сообщают такие журналисты, как Э. Генри, И. Эренбург и другие:

«Сталин не только прекратил антифашистскую пропаганду на территории Советского Союза, — пишет Э. Генри, в своем письме к И. Эренбургу. — В полном противоречии с решением VII конгресса Коминтерна, Сталин направил всем коммунистическим партиям директиву, в которой содержалось требование о фактическом свертывании борьбы против немецкого фашизма».

Или как можно увязать телеграмму Сталина Риббентропу с его принадлежностью к коммунистической партии и с его интернационализмом, о чем продолжают говорить наследники Сталина.

«Меня, — писал Эренбург в книге «Люди, годы, жизнь», — потрясла телеграмма Сталина Риббентропу, где говорилось о дружбе, скрепленной пролитой кровью. Раз десять я прочитал эту телеграмму и, хотя верил в государственный гений Сталина, все во мне кипело… Да и как забыть о реках крови, пролитых фашистами в Испании, Чехословакии, Польше, в самой Германии».

В одних случаях Сталин, через Коминтерн, запрещал коммунистическим партиям делать у себя в стране революцию. Так было в Китае в 1926 и в 1947-м годах, в Греции в 1943 году, во Франции в 1944 году и т. д. В других случаях Сталин навязывал социализм соседним с Советским Союзом странам, таким как Латвия, Литва, Эстония, Бессарабия, Румыния, Чехословакия, Польша, Венгрия, ГДР, Болгария и др.

Все это делалось во имя интересов строительства социализма в СССР, без учета готовности пролетариата этих стран к переходу их к социализму. Сталин считал, что он осчастливливал соседние с СССР страны тем, что силой вводил в них социализм. Об этом не устает напоминать этим странам советская пресса. Энгельс — Ленин считали такую политику пролетариата победившей страны вредной, подрывающей социализм в своей собственной стране. Вот что писал по этому поводу Энгельс и комментировал Ленин:

«Победоносный пролетариат не может никакому чужому народу навязывать никакого осчастливления, не подрывая этим собственной победы». (Энгельс, том 35, стр. 298).

Ленин, приведя эту выдержку из письма Энгельса к Каутскому, писал:

«Энгельс выставляет лишь один безусловно интернационалистский принцип, который он применяет ко всем «чужим народам», т. е. не только колониальным: навязывать им осчастливление значило бы подрывать победу пролетариата». (Ленин, том 30, стр. 51).

В этом случае пролетариат и той страны, которая навязывает, и той страны, которой навязывают социализм, заражается националистическими чувствами, а его интернациональные чувства притупляются.

Здесь следует остановиться на одном из основных принципов большевизма, провозглашенном Коминтерном с первых дней его существования. Этим принципом на первый план выдвигалась обязанность каждого иностранного коммуниста защищать первое отечество социализма — Советский Союз. Инициаторами и вдохновителями этого принципа были Ленин и Троцкий до 1934 года, до убийства Кирова. Казалось, что такой подход к обязанностям коммуниста, в условиях капиталистического окружения первого социалистического государства, был совершенно естественен. Но, как и многие другие догмы, этот принцип на практике выродился в слепое подчинение деятельности иностранных компартий эгоистическим интересам Советского Союза. Вначале этот принцип служил целям охраны социалистического отечества от посягательств империализма, но постепенно он выродился в безоговорочное подчинение интересов иностранных компартий национальным интересам Советского Союза.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});