— Я тоже рад. Но если Розенцвейг лежит там, как прикажете называть вас здесь?
— По–прежнему. Только фамилия моя теперь Розанов.
Тарханов действительно был рад встрече, не только потому, что ждал каких–то полезных для себя изменений судьбы, а просто так. И подумал, что и Ляхов был бы здесь к месту.
— Выпьем водки, за встречу, — сказал Чекменев. — Григорий Львович за неделю пребывания в России уже понял, что «Московская» вкуснее и полезнее «пейсаховки» и «кишмишевки».
— Лехаим! — согласился Розенцвейг, поднимая солидных размеров рюмку.
На этом веселье и закончилось.
Разговор начался серьезный.
Прежде всего Чекменев сказал Тарханову, что вел он себя очень правильно. Не задавал лишних вопросов, исполнял служебные обязанности в отряде как надлежит и зарекомендовал себя с наилучшей стороны.
— Я лично в этом и не сомневался, но кое–кто считал, что вас следует проверить по полной программе. Теперь испытательный срок завершен, и вы поступаете в мое полное распоряжение.
— К вам — это к кому? В смысле — в какую службу и на какую должность?
— Ну, с недавнего времени я являюсь начальником разведуправления штаба гвардии, чин — генерал–майор. А вам предлагаю должность одного из моих заместителей.
— Ого! — не сдержал удивления Тарханов. Карьерный рост получался крутоват. Впрочем, он ведь по чину полковник, и предлагаемая должность тоже полковничья.
— Если это вас чем–то не устраивает, можем обсудить и другие варианты, но они будут, естественно, пониже.
— Да нет, принципиальных возражений нет, просто со штабной работой я знаком больше теоретически…
— Ну, в моем штабе вам бумажками заниматься вряд ли придется. Я хочу поручить вам отдел «Глаголь», то есть организацию и проведение спецопераций. Подойдет?
— Это подойдет, — без дальнейших раздумий согласился Сергей. Теперь уже в его подчинении будет не только родной «Печенег–3», а и все остальные «Печенеги», истинного количества которых он пока не знал.
— И отлично. Приказ о назначении полковника Неверова я подпишу завтра, но приступаете вы к исполнению обязанностей немедленно. Тут у Григория Львовича интересная информация есть, послушайте. Потом обсудим.
— А господин Розанов в каком качестве выступает? — осведомился Тарханов, уже с точки зрения своего нового положения.
Розенцвейг понял это и засмеялся.
— Считайте меня временно прикомандированным к вашему управлению специалистом по координации совместной деятельности.
Речь же пойдет о том пресловутом устройстве, которое мы первоначально приняли за ядерный фугас. За прошедшее с тех пор время мы несколько продвинулись в своих исследованиях, в чем немало помогли детали, спрятанные в эфесе сабли.
Однако до конца понять, что это на самом деле такое, пока не смогли. Благодаря удачному броску гранаты господина Ляхова «Гнев Аллаха» на наши головы не обрушился, но взрыв и осколки уничтожили некоторые его детали, по мнению специалистов, весьма существенные. Возможно, ключевые.
Тем не менее существует предположение, что нам в руки попал неизвестной конструкции и основанный на непонятном пока принципе ядерный резонатор. Так, по крайней мере, говорят физики. Разведданные подтверждают, что заказчики и организаторы акции действительно рассчитывали на эффект, сопровождавшийся бы гибелью сотен тысяч человек, но оставивший невредимыми инфраструктуру и материальные ценности. Почему мы и думали вначале о нейтронной бомбе…
— По–прежнему не понимаю, при чем здесь наша служба.
— При том, — включился в разговор Чекменев, — что агентурные данные, а также информация, полученная от членов разгромленной при вашем непосредственном участии организации, почти со стопроцентной уверенностью указывают на то, что «Гнев Аллаха» сконструирован и изготовлен в России. И мы даже знаем, где и кем. Тоже почти наверняка. А вам придется превратить нашу «почти» уверенность в абсолютную. И затем провести операцию по захвату изобретателя вместе с его лабораторией. Понятно?
— Чего же не понять? Будем работать.
…Операция «Кулибин» вступила в завершающую фазу. Настало время от теоретических проработок переходить к делу. Отдав все необходимые распоряжения командирам групп, Тарханов, в принципе, мог забыть об этом деле и перейти к другим, которых у него по должности было предостаточно. Квалификации и умения у бойцов и командиров хватало, чтобы не тревожиться за исход акции.
Но что–то продолжало Сергея беспокоить. Смутное чувство неудовлетворенности и тревоги. Как будто бы он забыл нечто крайне важное и понимал это, но вот вспомнить, что именно, не мог, как ни напрягал память, впрямую и ассоциативно.
Тарханов даже обратился по этому поводу к Ляхову, который был по вопросам предчувствий и интуиции куда большим специалистом, чем он сам. Вадим внимательно выслушал, задал несколько вопросов, отнюдь не по сути задачи, а вроде бы и не относящихся к делу, подключив перед этим несколько контактов к запястьям, шее, лбу и затылку Тарханова.
— Детектор лжи? — небрежно поинтересовался полковник.
— Отнюдь нет. В определенном роде даже наоборот. Просто я хочу определить источник твоей тревоги.
— ?
— Выражаясь доступным языком, мы сейчас проверим, исходит ли беспокойство из памяти, оперативной или долговременной, или же из каких–то других структур мозга.
— И что это даст?
Вадим даже удивился, что приходится объяснять столь очевидные вещи.
— Да элементарно. Одно дело, если ты на самом деле забыл или упустил некий известный тебе факт, который тем не менее засел в подсознании, и именно оно посылает тебе сигнал. Грубо говоря, в этом и заключается механизм так называемой бытовой интуиции. Если очаг возбуждения кроется, к примеру, в ретикулярной формации, то можно предположить, что имеет место предвидение будущего в чистом виде, не связанное причинно с реально имеющейся информацией…
— Хорошо излагаешь. И чего ты медицину бросил?
— Каждый человек должен стремиться к пределу своей некомпетентности, — отшутился Вадим.
Короче говоря, Ляхов, не сообщив итога своих экспериментов, посоветовал отнестись к своим ощущениям серьезно.
— Тем более если это не нанесет ущерба еще более важным делам. Лучше принять меры против маловероятной опасности, нежели в пустой след посыпать голову пеплом. Если она вообще уцелеет. Помнишь, как тогда на дороге?
Тарханов помнил.
И решил, не ставя в известность Кедрова, непосредственно руководящего операцией, поехать вслед за группой и понаблюдать за ситуацией со стороны.
И даже не вслед, а раньше группы. В войсках это называется — командирская рекогносцировка. И вдобавок свою роль играло то, что ехать нужно было в Пятигорск, который с юных лет значил для него не меньше, чем в свое время для Лермонтова. Романтический и уютный курортный городок у подножия Машука, желанный и манящий для замученного науками и муштрой курсанта военного училища, куда удавалось вырываться иногда, получив увольнительную на весь уикенд. На старших курсах, естественно. И сейчас ему очень хотелось посмотреть, как там все обстоит и выглядит сейчас, почти десять лет спустя.
Чекменев ничего не имел против такого решения, а Розенцвейг вдруг заявил, что он поедет тоже. Мол, есть и у него свои соображения.
— Выезжаем завтра утром. На машине.
— На машине? — приподнял бровь Розенцвейг. Для него, привыкшего к другим масштабам территории, расстояние, которое предстоит преодолеть, явно показалось чрезмерным.
— А почему и нет? За сутки, не напрягаясь, доедем. Дорога приличная, пейзажи опять же…
— И в самом деле.
— Что ж, недурно, совсем недурно, — выразил свое мнение майор, когда Тарханов подъехал на рассвете к подъезду дома, где квартировал Розенцвейг. — Вкус у вас есть.
Еще бы. Сергей с трудом удержался от самодовольной улыбки. Настоящие любители склонны гордиться своими машинами не меньше, чем прочие мужчины — красивыми подругами.
Выбирая «Мерседес», Тарханов замучил приказчиков автосалона, и в итоге ему пришлось ждать лишние три недели, пока машину нужного цвета и комплектации пригнали непосредственно с завода. Но она того стоила. Цвет корпуса вроде бы нежно–зеленый, но от перемены точки зрения и освещения становящийся то насыщенно изумрудным, а то серебристым с прозеленью, как изнанка тополевого листа. Не поймешь, то ли зелень просвечивает через серебристый лак, то ли наоборот. А металлические молдинги, бамперы, облицовка, колесные диски — не хромированные, как обычно, а цвета старого золота. Но и стоила же она! Ровно четверть полученной от Ляхова суммы. Да и наплевать! На такой машине свободно можно проездить до пенсии. Или до безвременной кончины.