– Нет, ваше высочество! – пылко воскликнула Дюллегрит. Она не понимала, как можно помнить о Йоосе, когда рядом – граф ван Тенгберген.
– Девочка попала в беду, мое сердечко, – герцог ласково прикоснулся к руке своей суровой супруги. – Спроси у своих дам, только пусть ответят честно: есть ли хоть одна, кто отказалась бы стать графиней ван Тенгберген? Они все на него поглядывали, только ни у одной не хватило смелости…
Луиза-Шарлотта вдруг улыбнулась.
Трудно найти женщину, которая при мысли о свадьбе и подвенечных нарядах не улыбнется.
– Это отличная мысль, милый муж, – сказала она. – Неженатый граф может натворить немало бед, совратить других девиц, особенно знатных, – им будет казаться, что он готов на них жениться. У нас при дворе есть девицы, достойные графского титула. Я могу прямо сейчас назвать их.
– Да, граф может много натворить, но сам своего греха даже не поймет. Впрочем, это не оправдание ему, мое сердечко, – герцог усмехнулся, но это была нехорошая усмешка, ехидство пополам с оскалом хищника. – Пусть все, кто вздумает найти себе местечко при нашем дворе, знают – разврата тут не было, нет и не будет. Всякая любовь или увенчается честным браком, или будет изгнана. Все это слышали?
Изображать глухого никто не осмелился.
– Мое сердечко, забери к себе невесту и сделай все, что нужно, чтобы через два часа мы все встретились в нашем любимом Божьем храме, – указав на Дюллегрит, велел супруге герцог, и она согласно кивнула. – Пусть на кухне быстро приготовят угощение, пусть накроют столы – тут ты отдашь все распоряжения, я в это не вмешиваюсь. Никакой роскоши не нужно. Господа, кто из вас одолжит графу нарядное платье? Новое шить некогда.
– Пойдем, дамы, – приказала герцогиня и, не оборачиваясь, пошла в свои покои. Дамы, изумленные решением герцога, перешептываясь, поспешили следом.
– А ты что стоишь, глупая, как будто увидела привидение? – шепнула Дюллегрит пожилая гофмейстерина. – Беги, целуй руки ее высочеству.
Но Дюллегрит, не отрываясь, смотрела на графа.
Граф ван Тенгберген сидел неподвижно, смотрел перед собой остановившимся взглядом. Казалось, он не понимал, что происходит. Дюллегрит стало страшно – таким она своего суженого еще не видела. Она подбежала к графу и схватила его за руку. Он посмотрел на невесту и слабо улыбнулся.
– Бесенок, – сказал он. – Господи, кто я? Где я? Зачем все это?
– Что с вами, Эразмус? – спросил герцог Якоб.
– Что со мной? Я не знаю… Меня потеряли. Это не я, – ответил граф. – Я – не здесь! Вот это – не я!
Герцог был сообразителен.
– Не думал я, что все так плохо. Лекаря сюда, немедленно, – распорядился он. – И священников позвать, кого найдут. Пусть разберутся – он играет комедию или действительно лишился рассудка.
– Ваше высочество, если граф лишился рассудка, свадьба отменяется, – сказала гофмейстерина. Она подошла, чтобы взять Дюллегрит за руку и увести.
– Нет, сударыня. Я не могу допустить, чтобы девушка, которая приехала сюда девственной, просила моего покровительства и стала жертвой соблазнителя, осталась незамужней.
– Пожалейте девушку, ваше высочество. Пусть она грешница и развратница, но приковать ее на всю жизнь к безумцу – что может быть хуже?
– Это довольно богатый безумец, сударыня. А у нее нет приданого. Так что не надо мне перечить. Кто нагрешил – тот и искупит грех. По крайней мере, мы повенчаем его с той, которая его любит и будет о нем заботиться. А не с той, которой нужны лишь его деньги и титул. Может быть, рассудок к нему еще вернется.
Дюллегрит, видя, что гофмейстерина занята разговором, опустилась на колени возле кресла, в котором сидел раненый граф.
– Это я, Грит Пермеке, – тихо сказала она, глядя снизу вверх в прекрасные голубые глаза графа, ангельские голубые глаза с бесовским раскосым разрезом. – Тебе очень больно?
– Больно, – печально согласился он. – Но я не знаю, тот, кому больно, – это я?
– Идем со мной, – приказала гофмейстерина. – Тебя оденут и причешут. А господином графом займутся лекари и пасторы. Ваше высочество! Нужно отправить отсюда плясунов – нехорошо, чтобы у госпожи графини ван Тенгберген были в Гольдингене такие сомнительные знакомства.
– Да, верно, я сейчас распоряжусь.
По дороге в кабинет герцог заглянул к Аррибо. Тот был совсем плох.
– Унести отсюда, – велел герцог. – Вреда от него уже не предвидится, но и пользы – тоже. Арне Аррибо, к тебе прислать священника? Ты кто – католик, лютеранин, кальвинист?
– Я… я не убивал… Веделя… – ответил Аррибо.
В кабинете секретарь показал письма из герцогских имений. Управляющие спрашивали, сколько зерна и муки они могут продать. Провиант, как и положено в военное время, вырос в цене, и герцог благоразумно снабжал и поляков, и шведов; рассчитывал, что в самом скором будущем будет снабжать и московитов.
Он продиктовал ответы на письма, потом принял австрийского посланника Франца фон Лизолу – австриец что-то сказал герцогине Луизе-Шарлотте, и она обиделась, нужно было разобраться с этим дипломатическим недоразумением. Потом вошел Алоиз с бумажным листом в руке, за ним – начальник караула, в кирасе и блестящем шлеме, как полагается.
– Пора идти в церковь? – спросил герцог.
– Ваше высочество, бегинки…
– Их поймали?
– Господин фон дер Рекке записку прислал. Его рыбаки нашли лодку, в лодке три мертвых тела.
– Ту самую лодку?
– Да, ваше высочество, старого Матиса сразу узнали.
Герцог треснул кулаком по столу.
– Коменданта ко мне! Послать туда отряд! Достать девок хоть из-под земли! Каждый час мне докладывать! Это хитрые ведьмы! Искать по всему герцогству! А когда найдут…
Он задумался.
– Когда найдут – хорошо было бы их пристрелить при попытке к бегству.
Глава двадцать третья
К реке вышли незадолго до рассвета. Двина разделяла Курляндию и Шведскую Ливонию, так что погоня герцога на том берегу была уже не страшна; с другой стороны, московитам, даже переряженным, опасно было встречаться со шведами, тем более – они не знали, как ведутся военные действия и где чьи войска.
– А что я говорил? – обрадовался Петруха. – Если все на восток да на восток идти – как раз на нее и наткнешься.
– А теперь еще скажи, как к нашим выходить, – с некоторым ехидством предложил Ивашка.
– Вверх по течению, дурак.
Петруха был очень недоволен – сколько ж можно мыкаться по лесам, да еще впроголодь, да еще продвигаясь наугад, да еще опасаясь каждого шороха, да еще в обществе двух иноземок? Кинувшись вдогонку за ополоумевшим Ивашкой, он полагал вернуть товарища после не слишком долгой и совершенно бесполезной скачки вдоль Виндавы. Найти двух беглянок в подступивших к реке лесах – все равно что иголку в стоге сена. И надо ж такому случиться – видно, горяча была Ивашкина молитва, если бегинок обнаружили чуть ли не посреди дороги. И вдали уже стучали подковы гольдингенских стражников. Другого пути не оставалось – только увозить женщин лесными тропами.