даже споткнулась бы… удержали. Сохранили. И только в ушах зазвенел смех.
Они тоже видят.
Понимают…
Нет, рано думать, рано надеяться… или поздно? И когда, чтобы вовремя? Или она опять слишком много всего в голову набрала. Надо быть проще, легче… и танцевать.
Просто танцевать.
Глава 37
О героях древности и современности
«При охоте на крупную дичь важно помнить, кто из вас охотник»
Старая охотничья мудрость
Ведагор уже ждал.
Сел на пенёк, ноги вытянул, глаза прикрыл, будто спит. Впрочем, стоило ступить на поляну и глаза открылись.
— Давно сидишь? — поинтересовался Бер у братца, который поднялся и отвесил Таське церемонный поклон.
— Не особо. Задремал, кажется. Хорошо тут у вас, тихо…
— Ты один?
— Вадик с моими в поместье. Делает вид, что я отдыхать лёг.
Ведагор потянулся и шею потёр.
— Затекла что-то… ну, рассказывай, во что вляпался.
— Я не нарочно!
Выглядел брат несколько уставшим. Или это просто ночь и темно? Или… он ведь постоянно в делах, то одно, то другое. Род большой. И забот хватает. А он, как старший, большую часть на себя взвалил, матушке помогая.
Раньше Бер об этом как-то и не думал.
А теперь вдруг совестно стало.
— Нам идти надо, — сказала Таська. — Тут недалеко так-то, но земли уже не наши, а нам там не рады… да и внимания привлекать не хочется. С них станется разрыть.
— Что?
— Могилу, — пояснил Бер, пытаясь отделаться от мысли, что в роду-то все при делах. А он сам по себе. Младший. Слабый… или балованный скорее? — Помнишь легенду про Святогора Волотова?
Ведагор кивнул.
— Это не легенда. Его и вправду тут похоронили. Не только его, но его… идём, — Таська дернула за руку. — Курган небольшой, да и в лесу его отыскать непросто… может, по документам лес и Севрюгинский теперь, но он всё одно Алёнку слушает. А ещё матушка Алёнкина велела укрыть, лес и укрыл. Так что случайно не наткнутся, но…
Голос Таськин звонкий разносился по лесу.
— Погодите, — Ведагор вытащил фонарь. — А то ночью по буреломам…
— Лучше выключи, — Таська покачала головой. — Там техника ляжет. Силы много.
— Тогда так, — на ладони Ведагора появился светляк. — Сойдёт?
— Вполне.
И всё-таки курган был довольно далеко. Или, может, просто показалось? Всё же лес. И ночь. И ощущение такое, что они кругами ходят.
Или петлями.
Под ногами то ямина, то овражек, то кочка моховая. Над головой — ветки, которые того и гляди по лицу хлестанут. И где-то там, в этих ветвях, печально ухает сова.
Таськино платье светится золотом.
Само.
И она мелькает впереди живым огоньком, который то и дело останавливается, чтобы оглянуться. Медленно? Бер мог бы и побыстрее, но Ведагор вдруг остановился.
— Погоди, — попросил он. — Подержи. Сможешь?
— Смогу, — Бер огонек принял. — Тут… молоко вкусное. Сил прибавилось… чутка. А ты…
— Да что-то вот… то ли недоспал, то ли много времени в офисах просиживаю. Надо бы подтянуться…
Врёт.
По лицу видно, что не в этом дело.
— Вед?
— Да всё нормально будет, мелкий…
— Сам ты мелкий. Я… я, может, ещё вырасту. Назад…
— Вперёд, — Ведагор упрямо качнул головой. — Не заставляй девушку ждать. Кстати, если упустишь, я тебе самолично уши оборву.
И снова стал собой прежним.
А потом лес, казавшийся бесконечным, расступился.
И курган…
Что сказать. На курганах Бер бывал. После третьего курса прицепили к историкам-археологам, практику проходить, и всею толпой на раскопки отправили.
Весело было…
И курганы имелись. Правда, те в степи стояли, возвышаясь над нею молчаливыми памятниками прошлому. Тогда-то даже возникло чувство, что нельзя их расковыривать.
Неправильно это.
Впрочем, курганы и не тронули. Что-то там не заладилось, и Особый отдел разрешения не дал, потому и копали рядом, искали стойбища и легендарный город. Нашли кучу черепков, кости и всякое-разное.
Но этот курган, он…
Он был родным братом тех, что остались в степи. Не так, чтобы огромен. В три человеческих роста, вряд ли сильно больше. Травою порос, но только ею. Лес окружал его, не смея переступить через единожды установленную границу. Лес, в отличие от людей, помнил.
— Это… — Ведагор сделал вдох и губы его растянулись в улыбке. А потом он сбросил пиджак. И ботинки снял.
Носки, впрочем, тоже.
И Беру подумалось, что в этом имеется свой смысл, что сила, которая скрывалась внутри кургана, она родная, своя. И к ней тянет прикоснуться.
— Мама… — Ведагор опустился на колени, оперся на руки и закрыл глаза. — Мама рассказывала, что род наш пошёл от Святогора-Волота. От того, кто был сыном смертной женщины и подгорного духа, воплотившегося из любви к ней. И что пока носила она дитя, он поднимал из глубин огонь земной, согревая им кровь…
Сказка.
Бер её тоже слышал. Да и кто из Волотовых не слышал-то?
— А после смешивал кровь свою с молоком, которым поил дитя. И рос Святогор не по дням, а по часам. И к трём годам стал так могуч, что одной рукой поднимал матушку свою, а к пяти — избу. К десяти — и терем, в котором жил, со всеми людьми и скотиной.
— Скотине это вряд ли нравилось, — проворчал Бер.
И коснулся…
Земли?
Травы?
Легенды? И ведь тут она… некоторые вещи не обмануть, не подделать. Сила гремела. Звенела… звала?
Шаг.
И ещё.
Трава мягкая, что шёлк, и Бер, захватив её горстью, протягивает сквозь пальцы. На них остаётся пыль и та же, исходящая из земли, сила.
— Как вышло, — он задаёт вопрос, на которого нет ответа. — Как вышло, что Волотовы… забыли? Потеряли?
На вздох Ведагора отзываются сосны. Они качаются и гудят, что огромные струны.
— Когда-то давно род раскололся. Смута случилась. И война… такая, в которой многие сгинули. И Волотовы тоже… схлестнулись две ветви за власть, и в итоге от могучего рода горстка осталась. И та в опале. И пришлось откупаться от нового государя, что землями, что имениями.
— Памятью?
— Память обрушилась со старой усадьбой, с библиотекой её, родоводом. Нет хуже, чем воевать со своими. Они умеют ударить так, чтоб не поднялся. Ушла память и с теми, кто в землю полёг… после уж сотню лет род выживал. Сгинули