Читать интересную книгу Проситель - Юрий Козлов

…Писатель-фантаст Руслан Берендеев до сих пор не мог взять в толк, почему он вместо того, чтобы плюнуть в змеиные роговые очки Нестора Рыбоконя, не только принял от него в подарок крылатого осла из неведомого (скорее всего, несуществующего, точнее, являющегося медью или бронзой) вулканического золота, но еще и посмел напялить мышиного цвета, просторный, как саван, плащ загадочно исчезнувшего бизнесмена.

В дикую жару он шел по вечерней Москве, как опасный маньяк — в саване-плаще, с тяжелой статуэткой осла в кармане, которую вполне можно было принять за орудие предполагаемого преступления.

Берендееву казалось, что это не он.

Но, к сожалению, это был он.

И (самое удивительное) он продолжал идти «не знаю куда» за «не знаю чем» и в данный момент, уже, правда, не в плаще (хотя плащ бы пригодился в этот немыслимый дождь) и без тяжелой статуэтки в кармане. В сущности, подумал писатель-фантаст Руслан Берендеев, вся жизнь человека — поход в «не знаю куда» за «не знаю чем», а именно за… смертью. И некого расспросить, подумал он, никто не хочет делиться опытом, потому что, видимо, это очень личный (personal) опыт.

Так сказать, опыт, не подлежащий обобщению.

Не такой, о котором хочется кричать, нести в массы.

Опыт, исчезающий в момент приобретения.

Отдельно взятый нормальный человек странным образом не верит в неотвратимость собственной смерти до момента ее наступления, полагает, что тут возможны варианты и компромиссы, что чаша сия — мимо него. Берендеев вдруг понял животных, в предчувствии смерти прячущихся в глухих буреломах (в лесах), в недоступных пещерах (в горах), зарывающихся в песок (в пустынях), исчезающих в воде (на берегах). Берендеев в принципе давно смирился с неотвратимостью собственной смерти, но для него была совершенно непереносима мысль о том, что не ему решать, когда и при каких обстоятельствах это случится, не ему определять место, время и способ ухода. Берендеев подумал, что человек в принципе бессмертен до тех пор, пока способен контролировать свое отношение к смерти.

Писатель-фантаст Руслан Берендеев, таким образом, был бессмертен.

Почему-то вдруг ему послышался шум океанского прибоя, а перед глазами встал красный абрис огромного, парящего в тумане над океаном моста, на который Берендеев смотрел определенно сверху, предположительно с огромной, плоской, как футбольное поле, крыши.

Дело, таким образом, заключалось не во внезапности смерти (глупо было спорить с тем, что судьба первична, а жизнь вторична), а в намерении встретить ее достойно.

Берендеев подумал, что это, пожалуй, область куда более интимных, нежели сексуальные, переживаний, потому что здесь речь идет об одном-единственном разовом — акте, к которому человек (независимо от возраста, талантов, положения в обществе и т. д.) всегда (насильственно, то есть по решению свыше) готов и (одновременно) к которому мысленно (и не мысленно) готовится всю свою жизнь. Лично для писателя-фантаста Руслана Берендеева была совершенно непереносима мысль о смерти на глазах других людей (хотя бы и сердобольных врачей), о благостном, набриолиненно-румяном лежании в гробу, о горизонтальном путешествии с опечаленными близкими в автобусе в крематорий или на кладбище.

Берендеев вдруг отчетливо и неотвратимо понял, что хочет умереть так, чтобы никто не видел его ни ДО, ни ВО ВРЕМЯ, ни ПОСЛЕ смерти. Эта мысль зажглась в нем, как звезда в ночном небе, наполнив жизнь странным, холодным, как черный в бриллиантовых бусах-астероидах космос, смыслом. Этот смысл был вне и над жизнью, и Берендееву была важна не столько его обязательная реализация (он мог умереть от сердечного приступа прямо сейчас, в цветочном павильоне, попасть под машину завтра, сгореть в лифте послезавтра), сколько собственная решимость двигаться в намеченном направлении.

— Истинное движение к цели начинается в момент максимального — духовного и физического — отдаления от цели. — Голос у рябой, отлитой из воды женщины по фамилии Климова был низкий и хриплый, как если бы она курила и любила хватить в жару холодного пивка.

И еще читала мысли, отметил писатель-фантаст Руслан Берендеев. Определенно она произносила слова с чуть заметным акцентом, но это был акцент, на который не следовало обращать внимания и уж тем более пытаться по нему определить национальность женщины. Это было так же глупо, как, к примеру, определять национальность вдруг заговорившего дерева или падающего с неба дождя.

От женщины не пахло ни табаком, ни алкоголем, ни потом, ни знойным химическим дезодорантом, убивающим все сопутствующие запахи, кроме, так сказать, основного, отчасти умозрительного, но лежащего на человеке как несмываемая печать, — загадочного запаха греха.

Берендеев вспомнил, что в последнее время, когда Дарья (после ванной!) в ночной рубашке ложится (ногами под святого Пафнутия) в постель, он явственно ощущает идущий от нее запах греха — фантомную смесь зажеванного резинкой спиртного, острой еды, чужого (мужского) пота, въевшегося в волосы табачного дыма, перегоревших духов и косметики.

В этом плане Климова была стерильной, словно пребывала по ту сторону физического, точнее, физиологического измерения греха.

Говоря по-простому, она являлась призраком.

Берендеев вдруг сумел уловить в дыхании женщины-призрака (или все-таки не призрака?) смешанный аромат живых и мертвых цветов, как если бы по невообразимо чистой (дистилированной) воде плыли венки и лепестки.

— Рано или поздно, — продолжила Климова, приветливо глядя на писателя-фантаста Руслана Берендеева, — но, как правило, только раз в жизни один человек встречает другого человека, который отвечает на все его вопросы. Иногда за это приходится платить, и даже очень дорого, иногда нет. Иногда — в исключительных случаях — человеку самому за это еще и приплачивают. Это как выиграть в лотерею миллион и немедленно получить его живыми деньгами. Считай, что ты выиграл. Мне поручено выдать тебе выигрыш.

— За что же мне такая честь? — у Берендеева вдруг возникло непреодолимое желание убедиться, настоящая ли она женщина, из плоти и крови, или все-таки призрак без цвета, запаха и физической сущности.

Климова приблизилась к нему почти вплотную. Как-то вдруг ураганно — в мокрую одежду — вспотев и (вместе с одеждой, как если бы тело уподобилось раскаленному утюгу) высохнув, Берендеев протянул навстречу так называемой Климовой пылающую дрожащую руку.

Улыбнувшись, Климова остановилась прямо перед ним, без малейшего стеснения подняв юбку и расставив ноги. С изумительной естественностью стояла она в этой нецеломудренной позе, а позади, на стене стеклянного павильона, дымился вечнозеленый крест с красными каплями. От креста, разгоняя, как мелких птах, ароматы роз, орхидей, лилий и прочих цветов, вороном или орлом наплывал терпкий банный запах совершенно точно не эвкалипта, но, возможно, его африканского или австралийского аналога.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});