Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но откуда, черт возьми, взялось частное право, при котором все равны между собой, даже вождь, в том числе и «вождь всех времен и народов»? Я думаю, тут не надо сразу окунаться в римское право, а потом перепрыгивать из него прямо в эпоху реформации и просвещения, как это делают русские историки юриспруденции. Кое–что было и до «римского» права. Смотрите сами.
Российские знатоки истории юриспруденции
Частного права как такового в России вообще сроду не было. Его заменяет у нас гражданское право, которое не совсем частное право. Ибо сильно сдобрено государственным принуждением в ущерб равноправию сторон. Единственная книжка, которая о нем повествует, это – С.С. Алексеев. Частное право: «Статут», М., 1999.
Вот как об этом говорит автор: «О делении права на публичное и частное говорили еще философы античности. По словам Аристотеля, публичное право защищает то, что вредит обществу, а частное право – то, что вредит отдельным лицам. К публичному праву относятся административное, уголовное, финансовое право, процессуальное право, земельное право, ряд других подразделений. К частному – гражданское право, а также – хотя и не всецело – некоторые другие подразделения». То есть автор не может разделить как следует частное и гражданское право. Далее автор продолжает: «Для публичного права характерны отношения «власть – подчинение», для частного права – отношения юридического равенства субъектов. Публичное право построено на принципе субординации, частное право – на принципе координации воли и интересов участников отношений».
Автор пока не идет далее мной высказанного тезиса, что публичное право – отношение родителя и дитя, то есть естественного отношения в животном мире, публичное же право он только пока охарактеризовал, но не сказал, откуда же оно родом, если не считать «древнего грека» Аристотеля. Каковой тоже неизвестно, откуда это частное право взял?
Далее автор, отдавая должное путинским «реформам», утверждает, что публичное право – это «властная вертикаль», а частное право – «горизонтальные» отношения. Как будто это не было ясно из предыдущего. Затем, устав растолковывать то, чего сам не знает, резюмирует: «С первых стадий цивилизации право так и развивается в составе двух относительно самостоятельных сфер, по двум руслам – публичного и частного права» (выделение – мое).
Затем, так и не сказав откуда частное право взялось, пишет: «начальные «кирпичики» юридической техники и наиболее развитой, отработанный технико–юридический инструментарий во многом сформировались в основной обители частного права. В основном – на базе римского частного права». То есть, автор пока не знает, как частное право образовалось, но отмечает, что весь инструмент права вообще родился в частном праве. И далее делает фокус: «…частное право, в сущности, сразу, по историческим меркам «в краткий миг», всего лишь за несколько веков древнеримской истории, буквально ворвалось в своем довольно развитом классическом, чуть ли не в готовом виде в античную культуру – культуру человечества весьма высокого уровня». Это, конечно, фокус: «в краткий миг в готовом виде», но фокусы в истории не приветствуются.
И снова, да ладом: «…римское частное право дало миру поразительное по отработанности, совершенству, изяществу собрание юридических конструкций, моделей, формул, отточенной лексики», словно это – черт из табакерки, и как будто автор не писал это же самое несколькими страницами назад.
Затем автор, перепрыгнув через «века и тысячелетие», обращается к «средневековому праву университетов» и при этом делает открытие: «…речь здесь идет не об отмеченном ранее поразительном феномене, когда древнее римское право, «перекочевав» через века, в сущности тысячелетие, стало регулятором развивающихся товарно–денежных отношений». То есть, получается, что древние римляне выдумали, например, патефон, но этому патефону пришлось подождать 1000 лет, чтобы стать полезным, пока появятся виниловые граммофонные пластинки.
Затем из «римского» частного права у автора «во второй половине XX и на пороге XXI века вырабатываются и входят в жизнь гражданские законы нового поколения, выражающие глубокое единство частного права и современного естественного права, неотъемлемых прав человека». Как будто само «древнеримское» частное право изначально не полагает равноправие людей «по горизонтали». Иначе бы это «древнеримское» частное право вообще не возникло.
Из этой галиматьи у автора возникла «гипотеза», согласно которой «в науке не обращено должного внимания на то очевидное обстоятельство, что формирование вселенского шедевра культуры – римского частного права в его наиболее развитых формах (III–II вв. до н.э. – I–III вв. н.э.) и появление великих Христовых откровений–заповедей, положивших начало христианской культуры и морали, — события исторически одномоментные». При этом «одномоментность» у автора получилась размером в 600 лет. Но не это главное. Далее он пишет серию очень красивых и звучных фраз, в «сухом остатке» от которых – мир бы погиб, если бы «древнеримское» частное право не соединилось с христианским декалогом Второзакония, которое автор понимает традиционно, как мешанину из литургии и морали.
Не удержусь все–таки, приведу одну фразу автора, шибко уж она «красивая»: «Если такого рода гипотеза найдет подтверждение, то выраженный в ней подход откроет весьма конструктивную, многообещающую перспективу постижения самых основ духовных ценностей, их – если можно так сказать – единого корня, уходящего в самую суть разума, свободы, морали. Этот подход может стать предпосылкой для понимания и других существенных сторон и перспектив развития человеческой культуры, взаимосвязи ее различных, казалось бы, отдаленных друг от друга областей, в том числе права и религии».
Во–первых, я и о своей теории, в корне отличающейся от гипотезы автора, хотел бы тоже так сказать, но стыдно так уж сильно себя расхваливать, хотя и оснований у меня – больше. Во–вторых, именно христианство чуть не угробило не римское, а византийское, греческое, а точнее – еврейское частное право тем, что специально перепутало декалоги Перво- и Второзакония. (Но об этом у меня – в других работах). В третьих, на кой черт перепутанному «Второзаконию», которое – Первозаконие с моральной частью заповедей, нужно частное право? Ему бы и этих заповедей хватило. Ведь те, кто признает вселенскую значимость этих лозунгов типа «не укради», должны согласиться, что частное право при этом служит пятой лапой у собаки. В четвертых, зачем частному праву, в свою очередь, нужно христианство с его Первозаконием? Ведь за триста лет до Христа оно одно прекрасно справлялось со своими задачами.
Лучше бы задаться вопросом: что это так плохо стало с таким развитым в древние времена частным правом, как только наступило христианство? До тех самых пор, как с христианством фактически покончила сперва реформация, а потом, окончательно – просвещение. Сегодня же только меньшинство бегает по церквам, большинство – по юристам.
Я привык, что юристы выражаются очень корявым на первый взгляд языком, с множеством вводных слов и предложений и читать их – одна мука, зато – фразу, если она наконец осилена, двояко – трояко не поймешь, а только то, что в ней в действительности сказано. И как только юрист начинает выражаться «поэтически», юристу этому – конец. Автор доказывает: «Именно в гражданском праве частноправовые начала обретают «живую юридическую плоть. Потому–то выражения «частное право» и «гражданское право» по большей части понимаются как синонимы, тождественные и взаимозаменяемые понятия». И здесь же противоречит себе: «Гражданское право со своей стороны – это, так сказать, не «чистое» частное право. В советском обществе оно вообще имело в основном опубличенный (выделение – мое) характер. Да и при последовательном выражении частноправовых начал в гражданском праве всегда наличествуют известные публично–правовые элементы, а порой и целые институты (например, институты опеки, регистрации и т.п.). Он специально «забыл», я думаю, институты всяческих «разрешений» и «регистраций», «лицензирований» и «надзоров», отданных на откуп чиновникам, и поэтому почти непреодолимых для «любителей» частного права.
Из этой «поэзии» ничего не поймешь определенно, можно только ассоциировать, умозрительно представлять и даже «сопереживать» как поэту. С похмелья – так, а в трезвом виде – эдак. Ибо, что такое «живая юридическая плоть»? Почему «понимаются», а не детерминируются? Как однозначно понимать «не чистое» частное право? Оно что, в мазуте? Притом «в советском обществе», а не в общемировом. И почему частное право именно в этом «обществе» имеет «опубличенный» характер? И зачем «римскому частному праву, поразительному по отработанности, совершенству, изяществу юридических конструкций, моделей, формул, отточенной лексики», понадобились эти идиотские «публично–правовые элементы, целые институты» несусветной галиматьи? Нет бы сказать, просто и четко: гражданское право – это желание властей вместо частного права включить материнско–отцовскую опеку над народной «горизонтальной» деятельностью с тем, чтобы со временем вообще отменить частное право, оставив вместо него «родительскую опеку государства».