Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Феликс. А как он красиво умеет писать готическими буквами.
Китти. И где только он так выучился, хотела бы я знать.
Феликс. Он одного только не знает: как называются стебли.
Ланкес. Если господин капитан не будет возражать...
Бебра. Ну если только это не военная тайна, которая может повлиять на исход войны.
Феликс. Раз Оскарнелло интересуется...
Китти. Раз без этого стихотворения не получается...
Рознита. Раз нам всем так любопытно...
Бебра. Раз я вам приказываю...
Ланкес. Ну так и быть. Мы их соорудили для защиты от возможного появления танков и десантных лодок. И поскольку они так выглядят, мы называем их "спаржа Роммеля".
Феликс. Роммеля...
Китти. Спаржа? Тебе это подходит, Оскарнелло?
Оскар. Да еще как! (Записывает слова на бумаге, передает стихотворение Китти, стоящей на бункере. Она еще больше свивается узлом и декламирует, как у доски на уроке, следующие стихи):
Китти. "НА АТЛАНТИЧЕСКОМ ВАЛУ" Еще мы зубья маскируем, Бетон и спаржу мы трамбуем, Но держим путь в страну жилетов, Нет воскресенья без омлетов. По пятницам -обед из рыбы. Мы к бидермайеру пришли бы. Еще мы спим за огражденьем, Еще в сортире топим мины, Но уж мечтаем о беседках, О кеглях, голубях, соседках. Труб водосточных зрим изгибы. Мы к бидермайеру пришли бы. Еще земля кого-то спрячет, И чья-то мать еще заплачет, Под парашютными шелками, Где рюши собраны пучками, Смерть перьями украсит грудь. Мы ж в бидермайер держим путь. (Все аплодируют, Ланкес в том числе.)
Ланкес. А сейчас у нас отлив. Розвита. Тогда самое время позавтракать. (Она поднимает большую корзинку с провизией. Корзина украшена бантами и искусственными цветами.)
Китти. Браво! Пикник на свежем воздухе!
Феликс. Это природа возбуждает наш аппетит.
Розвита. О священнодействие еды, соединяющее народы, пока не кончится трапеза.
Бебра. Будем есть прямо на бетоне. Это надежное основание! (Все, кроме Ланкеса, карабкаются на бункер. Развита расстилает скатерть в веселый цветочек. Из своей необъятной корзины она извлекает подушечки с кистями и бахромой. Раскрыт зонтик от солнца, розовый со светло-зеленым, заведен миниатюрный граммофон с трубой. Розданы тарелочки, ложечки, ножички и рюмочки для яиц, салфетки.)
Феликс. Я бы поел печеночного паштета.
Китти. А у вас не осталось той икры, которую мы спасли из Сталинграда?
Оскар. Розвита, зря ты так толсто намазываешь датское масло.
Бебра. Очень разумно, мой сын, что ты заботишься о ее фигуре.
Розвита. А если мне вкусно и полезно, тогда что? О-о! Как вспомню про торт со взбитыми сливками, которыми нас угощали летчики в Копенгагене...
Бебра. А голландский шоколад в термосе совсем не остыл.
Китти. А я так просто влюблена в американские галеты.
Розвита. Только когда их можно намазать южноафриканским имбирным повидлом.
Оскар. Не так густо, Розвита, прошу тебя.
Розвита. А сам ты какие толстые куски берешь от этой отвратительной английской тушенки.
Бебра. Эй, господин солдат! Не желаете ли тоненький кусочек хлеба с изюмом с джемом из мирабели?
Ланкес. Не будь я на службе, господин капитан...
Розвита. Тогда отдай ему приказ!
Китти. Да-да, приказ!
Бебра. Итак, обер-ефрейтор Ланкес, я приказываю вам употребить в пищу хлебец с изюмом, намазанный французским джемом из мирабели, датское яйцо всмятку, советскую икру и чашечку голландского шоколада.
Ланкес. Слушаюсь, господин капитан! Есть употребить в пищу! (Как все, усаживается на бункер.)
Бебра. Разве у нас нет подушечки и для господина солдата?
Оскар. Пусть возьмет мою. А я сяду на барабан.
Розвита. Только не простудись, мое сокровище! Бетон штука коварная, а ты к этому не привык.
Китти. Пусть тогда возьмет мою подушку, я слегка закручусь узлом, заодно и хлебец с медом лучше проскочит.
Феликс. Только делай все над скатертью, чтобы не испачкать бетон медом. Иначе это будет подрыв боевой мощи. (Все прыскают.)
Бебра. Ах, до чего ж полезен морской воздух.
Розвита. Да, очень полезен.
Бебра. Грудь расправляется.
Розвита. Да, расправляется.
Бебра. Сердце меняет оболочку.
Розвита. Да, меняет.
Бебра. Душа выпархивает из кокона.
Розвита. До чего все хорошеет под взглядом моря.
Бебра. Взор становится свободным и летучим...
Розвита. Он летит...
Бебра. Уносится вдаль над морем, безбрежным морем... А скажите-ка, обер-ефрейтор Ланкес, что это за пять черных пятен я вижу на берегу?
Китти. И я вижу. С пятью зонтиками!
Феликс. Их шесть!
Китти. Пять! Раз, два, три, четыре, пять!
Ланкес. Это монахини из Лизье. Их эвакуировали сюда вместе с детским садом.
Китти. Но деточек Китти не видит! Она видит пять зонтиков.
Ланкес. Ребяток они всегда оставляют в деревне, в Бавене, а сами приходят, когда отлив, и собирают ракушки и крабов, которые застряли среди Роммелевой спаржи.
Китти. Ах они бедняжки!
Розвита. Может, предложить им тушенки и галет?
Оскар. Оскар предложил бы хлебцы с изюмом и вареньем из мирабели, раз сегодня пятница, и тушенку монашкам есть не полагается.
Китти. А вот они побежали! Прямо поплыли с ихними зонтиками!
Ланкес. Они всегда так делают, когда соберут сколько надо. Потом они начинают играть. Больше всех новообращенная, сестра Агнета, совсем молоденькая девочка, она еще ничего не смыслит, а вот если бы у господина капитана нашлась еще одна сигаретка для обер-ефрейтора... благодарю покорно! А которая позади, толстая, она еще не поспевает за ними, так это мать игуменья Схоластика. Она не желает, чтобы сестры играли на берегу. Возможно, это против правил их ордена.
(На заднем плане пробегают монашки с зонтиками. Развита заводит граммофон. Раздается "Катание на санках в Петербурге". Монашки танцуют под него и перекликаются.)
Агнета. Эй, сестра Схоластика!
Схоластика. Агнета! Сестра Агнета!
Агнета. Да-да, сестра Схоластика!
Схоластика. Поворачивайте, дитя мое! Сестра Агнета!
Агнета. Не могу! Ноги сами меня несут.
Схоластика. Тогда помолитесь, сестра, чтобы сделать поворот.
Агнета. Болезненный?
Схоластика. Нет, благодатный!
Агнета. Дарующий радость?
Схоластика. Так молитесь же, сестра Агнета!
Агнета. Я и так молюсь, молюсь! А ноги несут меня все дальше и дальше.
Схоластика (чуть тише). Агнета! Сестра Агнета!
Агнета. Эгей, сестра Схоластика!
(Монашки исчезают. Лишь время от времени на заднем плане мелькают их зонтики. Пластинка кончается. У входа в бункер звонит полевой телефон. Ланкес соскакивает с крыши бункера, снимает трубку, остальные продолжают есть.)
Розвита. Подумать только, чтобы здесь, в сердце беспредельной природы, был телефон!
Ланкес. Дора-семь слушает. Обер-ефрейтор Ланкес.
Херцог (медленно выходит с телефонной трубкой с правой стороны, часто останавливается на ходу и говорит в трубку). Вы что, заснули, обер-ефрейтор Ланкес?! Когда перед Дорой-семь такое оживленное движение! Видно невооруженным глазом!
Ланкес. Это монашки, господин обер-лейтенант.
Херцог. Какие еще монашки?! А что, если это вовсе не монашки?
Ланкес. Но это монашки. Видно невооруженным глазом.
Херцог. Вы что, ни разу не слышали о маскировке? О пятой колонне? Англичане уже не первое столетие так поступают. Приходят вроде бы с Библией, и вдруг -здрасте -раздается взрыв.
Ланкес. Они собирают крабов, господин обер-лейтенант...
Херцог. Чтоб немедленно очистить берег, ясно?
Ланкес. Слушаюсь, господин обер-лейтенант. Но только они просто собирают крабов.
Херцог. Обер-ефрейтор Ланкес! Вам давно уже пора нажать гашетку!
Ланкес. Но они просто ищут крабов, потому что отлив, а им для детского сада...
Херцог. Приказываю вам как вышестоящий...
Ланкес. Слушаюсь, господин обер-лейтенант! (Скрывается в бункере. Херцог с телефоном снова уходит направо.)
Оскар. Розвита, зажми, пожалуйста, уши. Сейчас начнут стрелять как в "Вохеншау".
Китти. Ах, какой ужас! Я еще пуще заплетусь узлом.
Бебра. Я даже думаю, что мы кое-что услышим.
Феликс. Надо снова завести граммофон. Граммофон кое-что смягчает. (Заводят граммофон, группа Platters поет "Великого обманщика". В унисон с медленной, тягучей музыкой стрекочет пулемет. Развита зажимает уши. Феликс становится на голову. На заднем плане возносятся к небу пять монашек с зонтиками. Иголка застревает, повторяет одно и то же, потом тишина. Феликс опускается с головы на ноги. Китти расплетает собственное тело. Развита поспешно убирает в корзинку для провизии остатки завтрака. Оскар и Бебра ей помогают. Все спускаются с крыши бункера. Из входа в бункер возникает Ланкес.)
Ланкес. Может, у господина капитана сыщется еще одна сигаретка для обер-ефрейтора?
Бебра. (его труппа робко жмется за ним). По-моему, господин солдат слишком много курит.
Люди Бебры. Слишком много курит.
Ланкес. А все из-за бетона, господин капитан.
Бебра. А если однажды бетона вовсе не станет?