— Тетушка Дамита, пожалуйста, не преследуйте меня, — попросил он вслух, как только тошнота отступила.
Светило солнце, и Эфраин был рад этому. По дорожкам и тропинкам гасиенды блуждал Бродяга, и сейчас он мог находиться поблизости от духа тетушки Дамиты. Мальчик несколько раз перекрестился, как его научила донья Ана, и произнес то, что помнил из «Отче наш» и «Санта Марии». Затем снова осенил себя крестом и помчался со всех ног, словно духи Дамиты и Бродяги преследовали его по пятам. Он нашел донью Ану в лазарете. Задыхаясь от быстрого бега, Эфраин сообщил хозяйке, что тетушка Дамита больше никогда не придет на гасиенду Лос-Хемелос.
После смерти Дамиты плантация осталась без повитухи и знахарки. Доктор Виэйра приезжал из Гуареса только в случае серьезных травм и болезней. Ана с Флорой старались заменить Дамиту, пользуясь советами стариков. Северо привез специальные книги и брошюры, из которых Ана черпала новые знания.
Когда новости о разрушениях на соседних плантациях достигли Лос-Хемелоса, Ана поняла, что им более-менее повезло. Луис рассказал Северо, что в тот день, когда на них обрушилась стихия, Фаустина с сыновьями гостила у родственников, поэтому избежала потрясения и не видела, как рухнул новый дом. Практически все их имущество было уничтожено, тогда как старое деревянное строение, используемое под склад, осталось нетронутым. Другие соседи потеряли родственников и работников либо во время урагана, либо потом: кто-то умер от болезни, кто-то погиб под обломками, а кто-то не справился с отчаянием, осознав необходимость начинать все заново.
— Я рассчитывал к этому времени закончить строительство каса гранде, — сказал Северо однажды ночью, когда супруга лежали в постели после тяжелого, долгого дня.
— Ничего не поделаешь. Как бы там ни было, мне нравится быть в центре событий.
— Благородной даме это не подобает.
— Я прожила здесь семь лет. Почему же теперь вдруг не подобает?
— Это строение должно было стать вашим временным пристанищем. Вам нужен настоящий дом, слуги, которые станут о вас заботиться. Благородной даме следует жить соответственно ее положению.
— Вы сейчас говорите, как донья Леонора, — возразила Ана.
Супруги замолчали и отодвинулись друг от друга. Но через несколько секунд она повернулась к мужу:
— Я виновата, любовь моя. Я хотела сказать, что не считаю, будто должна вести себя как-то по-особенному, поскольку родилась в этой семье, а не в какой-то другой. Вы уже наверняка знаете об этом.
— Существует разница между презрением к традициям и намеренным унижением.
— Северо, вы меня удивляете.
— Мы не кампесинос.
Мы гасендадос.
«Вот так так! — подумала она. — Теперь, разбогатев, он возомнит, что не имеет ничего общего с низшими классами».
— Я думал, вам понравится новый дом, — произнес он, помолчав. — Я строю его в соответствии с вашими пожеланиями на самом красивом месте в округе.
— Да, знаю.
— Вы ни разу не попросили отвезти вас туда, не спрашиваете, как продвигается строительство, не интересуетесь, когда дом будет готов. Вам все безразлично.
— Я должна спускаться с холма всякий раз, когда мне понадобятся несколько травок или цветков? Сейчас я восстанавливаю свои огороды после ужасного бедствия. Фруктовые сады, на которые я потратила столько времени; животные, которых мы выращиваем для стола; работники, которые помогают мне, — все здесь, внизу.
— Вам не следует заниматься подобными вещами. У нас для этого есть рабы.
— Но мне нравится ухаживать за растениями.
— Все это можно устроить и наверху, — уступил он несколько мгновений спустя, хотя голос его становился все жестче.
— Боюсь, вы не учитываете всех сложностей, — ответила Ана, взвешивая каждое слово. — Это все равно что разбить новую плантацию. Невольники не смогут так легко переключаться с одной работы на другую. Дорога на холм занимает много времени.
— Вспомните, Ана, что вы сделали первым делом по приезде на гасиенду? Нарисовали план дома.
Ане показалось, будто она пытается сдвинуть гору.
— Я была тогда девчонкой и скучала по дому. Это были фантазии, Северо, а не приказ.
Они снова замолчали, но Ана чувствовала, что муж размышляет, и ощущала напряжение его тела, словно он с трудом сдерживался. Он влюбился в нее восемь лет назад, и за это время она распростилась с тем, что его в ней восхищало.
Ана была сеньорой из хорошей семьи, женитьба на ней повысила его общественный статус, но она забыла о своем положении, а он — нет.
Пытаясь раззадорить мужа, она игриво запустила пальцы в жесткие волосы на его животе:
— В настоящий момент намного важнее вкладывать средства в Лос-Хемелос, любовь моя. Новая касона отвлекает нас от настоящих проблем. Вы сделали меня неимоверно счастливой, вы угадываете все мои желания. А дом действительно прекрасен. Но правда, для меня сейчас не так важно…
Он овладел ею молча, неистово и в первый раз за год их супружества не вынул пенис, достигнув оргазма.
На следующее утро, в воскресенье, Северо встал раньше обычного. Доски скрипели от его шагов, заставляя его чувствовать себя тяжелым и неуклюжим.
Он гордился тем, что первым просыпается на гасиенде. Как правило, он садился в седло еще до рассвета, независимо от погоды. К тому моменту, когда надсмотрщики выводили невольников на работы, он уже успевал объехать поля, чтобы к вечеру можно было оценить, сколько успели сделать за день.
По воскресеньям, однако, Северо встречался с арендаторами. Он разрешал кампесинос строить бохиос на границах своих земель. Это служило приманкой для поденщиков, и Северо рассчитывал, что они будут работать на него во время сафры. Он придерживал им зарплату, гарантируя себе ренту. В течение мертвого сезона необходимо было показываться арендаторам на глаза, дабы они не забывали, что живут на его земле, которая должна плодоносить. Ренту они могли отрабатывать либо отдавать продукты или деньги. В случае неуплаты им следовало искать другое жилье и участок земли для ведения хозяйства.
Северо раздражали ленивые кампесинос, те, кто проводил больше времени за картами и на петушиных боях, чем в поле. Он испытывал жалость к их женщинам, для которых единственной возможностью отдохнуть от тяжких трудов и волнений оказывалась преждевременная смерть, зачастую настигавшая несчастных, когда те производили на свет очередного отпрыска, обреченного на лишения и нищету. Если женщина оставалась вдовой и демонстрировала твердость характера, Северо иногда прощал ей часть долгов покойного мужа при условии, что она не станет пренебрегать своими обязанностями по отношению к земле. Именно поэтому среди его арендаторов было много женщин с детьми, некоторые из которых родились от него. Северо вел учет своих любовниц и незаконнорожденных детей, тем не менее никак их не выделяя, чтобы им и в голову не могло прийти, будто они заслуживают чего-то помимо того, что заработали.