двенадцать… Ему шестнадцать… И везде побои, непонимание. Лица мучителей. И сам он со стороны — жалкий, не способный постоять за себя. Никому не нужный, никому не интересный.
"Зачем это показывать?" — Марк забился, не замечая, как меняется его тело. Как светятся красные и синие полосы, и как вялые мускулы наливаются твердостью. "Я не хочу это видеть, не хочу!"
Ему семнадцать, и он поступил в Боевую Академию. В первый же день его группа отправилась разбираться с другой — так сказать, драка стенкой на стенку. Причина? Да какая разница. Важно то, что Марк пошел вместе с ними. Результат вполне предсказуемый — сломанная рука и разорванная одежда. И презрение одногруппников на все оставшееся обучение.
"Больно!" — стучала сквозь воспоминания мысль. Все суставы ломало и крутило, его бросало то в жар, то в холод. Ногти на пальцах заострились и превратились в когти, зрачки в глазах сузились. Но воспоминания были сильнее.
Когда его перевели в другой БАМ, он надеялся начать все заново. Но одногруппники растрепали всем, что из себя представляет несчастный, затюканный заучка Марк Петров. Любая попытка сблизиться, подружиться с кем-нибудь заканчивалась провалом. Даже с теми ребятами, которые отличались от остальных.
Воспоминания об этом добавили острых уколов в сердце. Марк задыхался от ненависти, от захлестывающей его ярости. Как они могли отвергнуть его? Как посмели не обращать внимания, игнорировать, насмехаться над ним? Чем они лучше его? Все эти дебилы, которые прожигают жизнью пьянством и развлечениями, тупые идиоты, не знающие даже десятой доли того, что знал он. Как посмели они вообразить, что он слабак? С чего взяли, что им можно мучить его, постоянно избивать и издеваться?
Он запрокинул вверх голову, и закричал. Но вода заглушила крик, только цепочка пузырьков поднялась на поверхность. Марк обхватил себя руками за плечи, и опустился на дно, борясь с новыми ощущениями. На сей раз это были чужие воспоминания — какие-то рельефы местности, навигационные карты, пустыня. Волосы на голове укоротились, и превратились в жесткую гриву, спускающуюся по шее до самых лопаток. Плечи раздались в ширину. Пояс с артефактом медленно погружался в податливую плоть, а синие и черные полосы покрылись странными, крошечными буквами, составляющие письмена на давно утерянном языке.
Он не помнил, сколько времени он пробыл в таком положении. Но когда в голове просветлело, он знал, что ему нужно делать. Отныне и впредь.
**************
Пока шел обряд, эфиопы сидели неподвижно, бормоча молитвы. Калеб тоже присел, и положил рядом автомат, внимательно наблюдая за красной водой, под которой уже десять минут торчал его напарник. Наемник не чувствовал за птенца ни капельки беспокойства — ему просто было интересно, чем все закончится.
Внезапно вода забурлила, и из глубин медленно поднялась голова, а следом за ней худосочный торс и волосатые руки. Эфиопы заскулили и упали, кланяясь, убийца присвистнул от удивления.
— Одежду, — сказал Марк. Его голос тоже изменился — в нем теперь слышались стальные нотки. Чего никогда не было раньше.
Лотос потянулся за брошенной второкурсником одеждой, но Нарцисс опередил его, и шагнул вперед, держа в руках груду какого-то тряпья. На плечи Марка опустился длинный, черный плащ, волосы оказались связаны шнурком и убраны под капюшон. На ноги ему одели тяжелые, серые ботинки, вокруг пояса обвязали набедренную повязку.
— Ну, и что там? — лениво поинтересовался Калеб. — Узнал что-нибудь?
— Я узнал все, — лишенным эмоций голосом сказал Марк. — Нарцисс!
— Богиня приняла решение, — прошептал эфиоп, находясь на грани экстаза. — Посланник богини исполнил древнее пророчество! Падайте ниц, несчастные, и молитесь, чтобы посланник богини не убил нас, несчастных, что согрешили, сомневаясь в его предназначении…
— Ну, и что? — спросил наемник, теряя терпение. — Где Книга?
— Об этом мы узнаем, когда найдем ключ и карту, — Марк пошел к выходу из пещеры. — Ключ нужен, чтобы отпереть дверь, карта укажет нам дорогу, — он становился, чтобы бросить взгляд на свою грудь — вросший в кожу артефакт "Царь Зверей" слегка поблескивал, отражая кроваво-красную воду озера. — Знаешь, теперь я, кажется, понял, в чем была моя ошибка.
Еще никогда он не чувствовал себя сильнее, чем сейчас. И еще никогда его не наполняла такая жажда мести за все обиды, как сейчас.
24
— Ху из ху? А ху его знает! А у нас продолжается передача "Жизнь замечательных людей". Когда Мерлину было скучно, он принимал облик девушки-ведьмы, сдавался в руки крестьянам, и когда его жгли на костре, веселился вовсю: пек в золе картошечку, наслаждался музыкой, и заставлял языки пламени образовывать лаконичные слова на букву "п"…
— Чтобы собрать воздушного дракона с нуля за короткий срок, одних запчастей мало, — Михо расстелила на столе чертежи. — Нужен уже готовый двигатель, и то, к чему его крепить. Основа. Она у нас есть — возьмем то, что осталось от "Урагана". Но движок не годится, нужно что-то более мощное, раз хотим победить.
— Тогда давай просто переделаем старый, — мысли Луизы уже текли в техническом направлении.
— Соберешь по кусочкам, и переделаешь? Много возни займет.
— А если снять движки с кого-то из земляных драконов? Они же пока не будут использоваться.
— Не пойдет, сильно тяжелые. Разве что… — аскендрагша оглянулась на стоящий позади "Призрака" "Феникс". — У него хороший мотор. Чуть-чуть доработать, и будет самое то.
— Отлично, тогда ты разбирай его, а я пока подготовлю остов.
— А нам что делать? — осведомилась Катя.
— Вы можете нам помогать, — решила Михо, склонившись над чертежом. За ухом у нее торчал карандаш, волосы собраны в рабочую "косичку", глаза горят нетерпеливым огнем. Примечательно, что точно также выглядела и Луиза. — Открутить, закрутить, подать. С гаечным ключом знакомы?
Ледяная Королева и Безумная переглянулись.
— Это такая длинная штучка, которая в середину болта вставляется? — невинным тоном спросила Элис.
— Это отвертка. Ну, а что такое трещотка, представляете?
— Конечно! Трещотка — она… м-м-м… трещит.
Луиза подняла брови.
— Трещит?
— Очень страшно трещит, — добавила Катя. — Прям как Богданов на занятиях.
— Я так понимаю, про молоток можно не спрашивать? — упавшим голосом сказала Михо.
— Ты что нас, вообще за дур держишь? — обиделась Элис. — Молоток — это когда кто-то что-то очень классное придумал, а ты его по плечу похлопал, и сказал: "Молоток, сообразил, респект тебе и уважение". Уличный слэнг, если быть точнее.
— Да нет, молоток — это такая фигня, которой мужики себе вечно по пальцам попадают, когда гвоздь пытаются забить. А ты им такая: "Милый, раз ты такой косой, то откуда у нас тогда трое детей, если ты нормально прицелиться не можешь?"
— Понятно, — протянула Луиза. — А