горечь растравляла их сердца. Они вернулись к остальным, и несколько часов подряд инженер занимал общество веселыми рассказами, а Анита ходила с улыбкой на лице.
Какие чувства испытывал в это время Оскар? Радовался ли он, что теперь снова в его доме наступит покой, или его тихое, скрытное сердце тоже раздирала какая-то тревога? Кто это мог знать? Он много разговаривал с соседями по столу, то и дело приглашая их выпить, щеки его пылали здоровым румянцем, первым подымал он стакан за счастье и здоровье отъезжающего. Только временами, когда за ним никто не наблюдал, по лицу Оскара пробегала какая-то тень, а в глазах вспыхивал недобрый огонек, который мгновенно гас. Но ни одного резкого слова не сорвалось с губ Оскара, он больше не сжимал в пальцах пивной стакан. Снаружи лил дождь, ветер рвал ставни и завывал в трубе. Измокший пес старался пробраться в переднюю, но его снова выгоняли во двор: «Иди вон, Сустан, сторожи дом!»
Когда гости начали расходиться, Оскар подошел к инженеру.
— Скажите, вещи у вас уложены? — спросил он.
— Да, все уже упаковано. Мы сможем выйти с рассветом.
— Ладно, в пять я подогрею мотор. Мы в таком случае… рано будем в Риге. Хорошо если бы вы дали мне сейчас часть багажа. Я бы утром взял его с собой и отнес на моторку.
— Я помогу господину инженеру донести вещи, — вмешался Эдгар.
— Ну, ладно. Я думал, так будет удобнее.
Оскар подождал, пока Анита оденется; затем они попрощались и вышли. Сартапутн проводил гостей до ворот.
Снаружи стояла непроглядная темень. На небе даже не видно было ни одной звезды. Оскар развернул свою непромокаемую куртку и накинул ее на Аниту. Не обменявшись ни одним словом, они дошли до ворот своего дома.
— Какой страшный ветер, — содрогаясь всем телом, сказала Анита. — Ты и в самом деле думаешь, Оскар, что инженер сможет уехать в такую погоду?
— Он же сам вызвался, ты ведь слышала.
— Он не знает так хорошо моря, как ты…
— Ну, ничего страшного нет. Так, ветерок…
Дома было холодно, за день выдуло все тепло, а вечером некому было протопить плиту. Эдзит уснул у Бангеров, и его оставили там на ночь. Оскар завел будильник и тотчас же улегся, но Анита думать не могла о сне. Она вышла в другую комнату и взяла какую-то книгу. Это была «Крейцерова соната» Толстого. За последнее время она часто попадалась ей под руки, и Анита читала в ней всегда одни и те же страницы, — чем-то знакомым, близким и в то же время угрожающим веяло от них. Но на этот раз ей не читалось. Только сейчас, оставшись одна, Анита почувствовала всю горечь одиночества. Ей надо было что-то делать, чтобы забыться.
Анита взяла начатое рукоделие, попробовала нарисовать какой-то орнамент, но у нее ничего не получалось. Она вышла в кухню, прибрала там немного, потом снова вернулась в комнату, загасила лампу и присела на диван. Она чувствовала себя и подавленной и вместе с тем возбужденной, как будто ее схватили неведомо чьи сильные руки и попеременно ввергали то в смятение, то в полное безразличие. Оскар лежал спокойно: наверно, он уже спал. Окружающая тишина и темнота все сильнее действовали на молодую женщину. Завывание ветра казалось ей все более громким, порою весь дом содрогался от его порывов.
— Оскар, — робко окликнула мужа Анита. — Ты спишь? — затаив дыхание, дожидалась она ответа.
— Что тебе, Анита? — тихо спросил Оскар.
Она снова зажгла лампу и присела к нему на край кровати.
— Слышишь, что на дворе творится?
— Да, немного дует, но к утру притихнет…
— Ты думаешь? Юго-западный ветер никогда не стихает в первый день.
Оскар ничего не ответил.
— Нельзя отправляться в такую погоду, — продолжала Анита, пристально глядя на мужа. — Вы до Риги не дойдете.
Оскар отрывисто засмеялся:
— Ну, разве это ветер! Я и не в такую погоду выходил на своей лодчонке.
— Нет, это чистое безумие!.. Оскар, почему вы обязательно должны идти завтра? Можно ведь подождать, пока утихнет.
— В полпятого я буду греть мотор, — ответил Оскар и повернулся на бок.
— Оскар! — Анита взяла его за голову и повернула к себе лицом.
Некоторое время они смотрели друг другу в глаза. Оскар спокойно выдержал испытующий взгляд жены.
— Зачем ты это делаешь?
Оскар силился улыбнуться.
— Ты меня еще спроси, почему люди живут, почему они так устроены. Иди лучше спать, Анита.
— Оскар, ты всегда был сильный… сильнее других людей. И в этот раз тебе надо собраться с духом… Ты ведь можешь это выдержать.
Он задержал на несколько мгновений дыхание.
— Да… Думаю, что выдержу и это.
Подтянув повыше одеяло, Оскар закрыл глаза. Анита отошла от кровати и прилегла на диван. Измученная, запутавшаяся в собственных мыслях, она наконец уснула. Догадавшись по ее ровному дыханию, что она спит, Оскар поднялся и укрыл ее одеялом. Он погасил огонь, но больше не стал ложиться. В половине пятого Оскар оделся и вышел из дому. Анита не проснулась.
2
На море высоко вздымались волны, а вдоль берега полоскалась бахрома пены, водорослей и поднятого со дна ила. Оскар добрел по воде до моторки и разжег лампу подогрева. Подождав, пока она разгорелась ярким пламенем, он прибрал разрбосанные в моторке вещи, затем снова вернулся на берег и встретил Сартапутна и Эдгара, который помог инженеру донести чемодан. Более тяжелые вещи Бангер привез на лошади. Было еще темно в этот ранний час, на пляже не было видно ни души. Дождь то переставал, то снова начинал лить, когда налетал шквал. Низко-низко неслись тучи, и в их серовато-мглистой тени водное пространство стало зловеще темным.
— Значит, идем? — обратился к Сартапутну Оскар. — У меня все в порядке. С рассветом будем у Даугавгривы.
Завернувшись в непромокаемый плащ, инженер задумчиво поглядывал на море.
— Уж не подождать ли нам немного, — сказал он. — Может быть, пройдет.
— Господин инженер верно говорит, — вставил Бангер. — К чему такое лихачество? Я бы в такую погоду не стал выходить в море. Вдруг еще покрепчает, тогда все равно придется вернуться.
— Мне вовсе не надо так спешить, — сказал Сартапутн. — Я могу и переждать день-другой.
Оскар, слегка улыбнувшись, вызывающе спросил инженера:
— Неужели вы боитесь, господин Сартапутн, такого пустякового ветерка? Если бы нам, рыбакам, каждый раз пугаться, мы бы давно подохли с голоду. Ну конечно, — добавил он тише, — для нас это вопрос хлеба насущного, а вы дело другое…
Инженер закусил губу.
— Чего же тут бояться, море остается морем.
— Если вам