до дома. У Иры негромко звучала музыка, значит, дома она, но в таком виде показываться — стыдно. Мышью прошмыгнул к себе на участок мимо нарядного соседнего палисадника.
— Улым, а Назар где? — обернувшись на звук двери, Наиля отвлеклась от плиты.
— Через пару часов сменю.
— Улым, ты что, пил? — мать повела носом в сторону сына.
— Было. Мам, давай отложим головомойку, а? Я в душ и по делам, потом в больницу на сутки, нет времени выслушивать нотации, — прошел мимо, мечтая поскорее встать под прохладную воду и почистить зубы.
— Ах, ты, дрянь такая! — Наиля схватила с плеча полотенце, точным движением хлопнула им по шее сына. — Нотации ему не читать? Мне как людям в глаза смотреть, сделал дите, допрыгался, а нотации, видите ли, ему не хочется выслушивать! Как не стыдно тебе, позорище! Весь поселок гудит новостью!
— Ну, ребенок, дело житейское, мам, — без тени раскаянья, Решад потер шею. Сегодня свадьба с Верой не казалась решением проблемы. — Обеспечу ребенка. Жениться на его матери — так себе перспектива.
Наиля обреченно присела на стул, поникла:
— Где я тебя упустила, сыночек…
— Мам, — неожиданно Решад опустился перед матерью на колени, поцеловал ее руки. — Я не смогу всю жизнь жить с той женщиной. Я ее не люблю.
— Раньше надо было думать, Решад, когда ложился с ней, — осторожно пригладила волосы на макушке сына, понимая его состояние, но жестко продолжила. — За свои поступки отвечать нужно, и не деньгами откупаться. Безотцовщину плодить не дам.
— Сопьюсь ведь…
— Это самый легкий вариант, улым, твой отец…
— Вы с отцом любили друг друга, не смотря на его выкрутасы! Не сравнивай!
— Почему — любили? Я и сейчас его люблю, — вдруг горько призналась мать. — Ты с темы не съезжай. Надеюсь, ты сделаешь все правильно.
— Ну да, флажки расставлены грамотно, сам виноват, что в капкан сунулся, и не отгрызть, не лапой попал, — попытался пошутить Решад, поднимаясь с колен. — Я в душ.
Если бы не ключи, не стал бы заходить к соседке, второй комплект где-то потерял еще по зиме, может, лежат где. Ключи — лишь повод, можно за ними и Леху отправить, но желание увидеть ее перевесило разумные мысли.
Осторожно заглянул на кухню — никого. Вышел на террасу, беспомощно оглядев площадь участка — ищи ее тут до морковкиного заговенья. Прошел по дорожке в надежде, что поиск не затянется надолго.
Из-за теплицы чуть слышно донеслись слова французской песни хрустальным голосом, свернул туда, торопясь увидеть любимую. Ира сидела спиной к дому, на корточках, выпалывая нагло лезущие сорняки. Капли наушников не дали услышать чье-то присутствие, и минут десять Решад стоял, прислонившись к теплице, просто смотрел, как она работает, ощущая сердцем боль незатейливой рифмы:
— Et je te rends ton amour
Redeviens les contours
Je te rends ton amour
C'est mon dernier recours
Je te rends ton amour
Au moins pour toujours
Redeviens les contours
«La femme nue debout»…[1]
Наконец, Ира встала, потянулась, потрясла затекшими ногами. Поправила широкополую хлопковую панамку на голове, оберегая лицо от солнца. И повернулась.
— Ир, ключи вернешь? — попытался улыбнуться незваный гость.
— У меня их нет.
— Отдала кому?
— На рябине поищи, где Шлиман висел, — подхватила широкую корзину с маленькими огурцами, намереваясь уйти.
— Давай помогу. Как ты их туда закинуть умудрилась?
— Молча. Руками, — но корзину отдала, понимая, что не по силам наснимала урожай. Прошла вперед к дому, на ходу снимая перчатки, легко взбежала на террасу, сполоснула руки на кухне, налила себе холодного морса, размеренными привычными действиями пытаясь унять дико бьющееся сердце. Все утро глупо ждала хотя бы звонка, но не удосужился набрать ее номер, лишь сейчас зашел за ключами. А удачно она вчера закинула, со второго раза зацепив колечком за длинный сук. Пусть теперь лезет, физкультура полезна с похмелья.
— Ириш?
Не ушел, что еще ему надо? Чуть помедлив, собралась с духом, стянула с головы дурацкую панамку, шагнула на залитую солнцем террасу.
[1] И я возвращаю тебе твою любовь,
Снова обретаю очертания.
Я возвращаю тебе твою любовь,
Это моя последняя возможность.
Я возвращаю тебе твою любовь,
По крайней мере, навсегда,
Снова обретаю очертания…
«Je te rends ton amour». 1999. Автор музыки и исполнитель — Mylene Farmer, стихи — Laurent Boutonnat.
— Ну что еще, а? Чего ты тут забыл?
— Тебя. Скажи честно, ты бы была, — замолчал, собираясь с мыслями. — Со мной? Если бы не этот казус.
— Казус? Ребенка ты называешь так? — от возмущения у Иры запылало лицо. — Хочешь всю жизнь жить, зная, что рядом растет твой сын, или дочь, без тебя? Нет, Решад, я не смогу тебя уважать. Будь счастлив.
Сбоку раздались громкие аплодисменты. На тропинке стоял Кащей, и с нескрываемым удовольствием хлопал в ладоши.
— Браво, Ирочка!
— А ты чего здесь забыл? — удивилась хозяйка дома. — Я тебе русским языком сказала, чтоб ты больше не приезжал, на каком повторить? Уматывайте оба!
Понимая, что поступила некрасиво, наорав при соседе на Костю, разозлилась на себя, с размаху хлопнула дверью кухни, что стекло еле выдержало, дзинькнув жалобно.
— Слышал? Давай, чеши курить на улицу, — презрительно бросил Решад своему сопернику, еще надеясь остаться и продолжить разговор со своей обоже.
— Тебя тоже послали, если что. Верочка заждалась, заворачивай свои яйца в газетку и греби ластами в сторону ЗАГСа, — не уступил Кащей. — Пока не протухли. Жених.
— Кащей, я ж врежу…
— Ну и дурак.
Рокот отъезжающей машины заставил обоих выглянуть за угол дома. Хаммер мигнул дважды на прощание фарами, развернулся на дороге, и только его видели. Ворота, повинуясь команде, плавно доехали вниз.
Не глядя друг на друга, соперники поспешили на улицу, молча разойдясь у калитки.
Выглядывая в листве рябины ключи от машины, Решад не раз вспомнил заковыристые идиомы, только в свой адрес. Не забыть бы еще за симкой зайти домой, что осталась лежать в грязных брюках.
— Что, Ярканат, примериваешься взлететь? — Лешка, кусая пирожок, слизнул вылезшее повидло. Как раз подошел от родительского дома, и теперь наблюдал за бестолково подпрыгивающим другом. Достал из пакета элеш[1]. — Тень, иди, поделюсь, на, ешь, моя ты девочка, не кормит тебя злой хозяин, совсем забыл, то понос у него, то золотуха, то симпозиум.
— Ключи там, — объяснять не хотелось даже Лешке. — От машины.
— Нифига ты вчера покуролесил! — восхищенно присвистнул друг.
— Помогли, — буркнул, полез по старому стволу, зашипел, неловко саданув рукой по иссохшему сучку. Наконец, увидел в листве блеснувший на солнце металлический ободок брелока. Ничего себе, глазомер и замах у рыжей…