Читать интересную книгу Перо динозавра - Сиссель-Йо Газан

Они пошли через кладбище Ассистенс, и дорога заняла почти час. Лили была в комбинезоне и карабкалась на каждое возвышение, встречавшееся ей на пути. Анна и Карен шли бок о бок и разглядывали заснеженный пейзаж.

Выйдя на улицу Нёрреброгаде, они купили пирожных в арабской булочной. «Улитки» с фисташковой крошкой и пакет с сухим круглым сладким хлебом. Анна и Лили останавливались у каждой витрины и заглядывали внутрь, Анна указывала пальцем и говорила: «Смотри, смотри!» или «Видишь, какие милые».

— Пойдем, — сказала Карен, поежившись. — Что ты так медленно идешь.

Анна посмотрела на нее многозначительно.

Карен и Лили наперегонки взбежали по лестнице, Анна шла за ними. Она услышала, как открывается дверь, и последовавшую за этим веселую суматоху.

— Золотце мое! — воскликнула Сесилье. — Привет, Карен! Как же я рада вас видеть. Заходи, солнышко, дай я тебя обниму. Я так по тебе скучала, — к тому моменту, когда Анна поднялась на площадку, Сесилье как раз взяла Лили на руки и прижала к себе. Она заметила Анну через плечо Лили и побледнела.

— Привет, Анна, — сказала она, опуская Лили, которая тут же скрылась в квартире, явно чувствуя себя дома.

— Привет, мам, — ответила Анна, коротко прижимаясь своей щекой к щеке Сесилье.

— Заходи быстрее, там такой холод.

В квартире Лили сразу же принялась играть со своими игрушками, сложенными в большой синий ящик, который она вытащила из шкафа. Она по-прежнему была в шапке и комбинезоне. Карен помогла ей раздеться.

— Смотри, это моя кроватка у бабушки, — лепетала Лили. — И смотри, у меня еще куклы есть. Маленькая кукла и большая кукла. И медвежонки и книжки, — Карен осмотрела все, на что Лили указывала. Анна не снимала куртку, и Сесилье неуверенно улыбнулась:

— Ты не хочешь раздеться?

— Нет, я сейчас ухожу, у меня дела. Хорошо, Карен? — Карен снова удивленно взглянула на Анну, но кивнула.

— Ты до сих пор злишься? — спросила Сесилье. — И ты по-прежнему не хочешь, чтобы я помогала с Лили? — она терпеливо улыбнулась.

— Ты говорила с Йенсом? — спросила Анна.

Сесилье моргнула.

— Анна, я каждый день разговариваю с Йенсом.

Сесилье смотрела на нее открытым и слегка обиженным взглядом. Как будто она считала, что Анна должна извиниться за то, что так накричала на нее на днях. Анна молча рассматривала свою маму и чувствовала, как Карен сжимается от напряжения. Вдруг Карен решительно взяла Лили на руки и вышла в гостиную с книжкой. Сесилье казалась растерянной, как будто почувствовала, что что-то затевается.

— Я все знаю, мама, — хрипло сказала Анна.

Сесилье снова моргнула.

— Прости, пожалуйста, что?

— Я знаю, что у тебя была депрессия после того, как я родилась. Я знаю, что ты не могла за мной ухаживать, что ты меня почти не кормила. Я знаю, что меня когда-то звали Сара, потому что папа любит это имя, я знаю, что он меня нянчил, стараясь изо всех сил. Я знаю, что ты вернулась домой, когда мне был почти год, я знаю, что ты не хотела, чтобы кто-то когда-то узнал о том, что ты болела. Я знаю все.

Сесилье раскрыла рот от удивления.

— Я знаю, что ты меня любишь, — продолжила Анна. — Что каждый день ты стараешься как-то искупить свою вину. Я знаю, что ты любишь Лили больше всех на свете, и я знаю, что ты боишься, что ее тоже предадут. Я думаю, что ты очень испугалась, когда от меня ушел Томас и я чувствовала себя такой несчастной, что практически не могла за ней ухаживать, просто лежала на полу и рыдала до хрипоты, и ты испугалась что история повторяется. Вдруг, спустя годы, ты увидела себя. Я думаю, что ты боялась, что я причиню Лили зло — точно так же, как ты сама причиняла мне зло.

Сесилье ничего не отвечала, она судорожно хватала ртом воздух и тоненько жалобно сипела.

— Но я не ты, мама, — мягко сказала Анна. — Я Анна Белла, и я не больна. Я сражалась… я была без сил, но в ярости из-за того, что Томас нас бросил. Но я не была больна и никогда не предавала Лили, — Анна, не сводя глаз с Сесилье, шагнула ей навстречу. Она взяла ее за руку и притянула к себе. Сесилье была как одеревеневшая, как негнущаяся палка, и сопротивлялась, но Анна продолжала тянуть.

— То, что случилось, — это, конечно, нехорошо, мама, — сказала она Сесилье в волосы. — Но это уже случилось. Я могу с этим жить. Теперь, когда я обо всем узнала, — добавила она. — Лили тебя любит. Ты ее бабушка. Но ты не должна защищать ее от меня из-за призраков твоего прошлого, — теперь Анна взяла маму за плечи и чуть отодвинула от себя. — Ты понимаешь, о чем я? — твердо спросила она, глядя в перекошенное лицо Сесилье. Та долго молчала, прежде чем кивнуть, и Анна снова прижала ее к себе.

Когда Сесилье наконец пришла в себя, Анна поцеловала Карен и Лили на прощанье, еще раз обняла Сесилье и вышла.

Анна решительно распахнула дверь в Зал позвоночных, ступила в темноту и крикнула:

— Тюбьерг, вы где? Мне надо с вами поговорить.

Она была очень раздражена и, услышав шорох в дальнем конце зала, уверенно пошла на звук. Он внезапно, как и в прошлый раз, вышел из темноты. Под глазами мешки, смотрит хмуро.

— Зачем вы так кричите?

— Почему вы шантажировали Хелланда?

Тюбьерг прищурился. Судя по его виду, отвечать он не собирался. Анна подошла поближе и очень спокойно сказала:

— Вы понимаете, что я должна вас подозревать?

— В чем? — удивленно спросил он.

— В том, что вы убили Ларса Хелланда. У вас единственного из всех, кого я знаю, есть мотив. Вы были крон-принцем Хелланда, и теперь король мертв.

— Что за чушь, — ответил Тюбьерг. — Ларс был моим другом. — Он слегка отступил обратно в темноту, и Анна сделала шаг, чтобы не отстать от него.

— Но вы его шантажировали!

— Это здесь ни при чем, — сказал он. — Наука наукой, а дружба дружбой. Дружба и служба — вещи несовместимые. Хелланд говорил, что он сам на моем месте поступил бы точно так же. Все всех шантажируют, так уж устроен мир. У пустого корыта и кони грызутся. А в корыте пусто, — Тюбьерг мрачно посмотрел на Анну.

— Но зачем вы его шантажировали? Семь тысяч крон в месяц в течение трех лет. Это же не мелочь.

Тюбьерг взглянул на Анну окаменевшим взглядом, потом пожал плечами:

— Затем, чтобы иметь средства для моих исследований. Я же говорил, — он отступил еще дальше в темноту, и Анна снова сделала шаг за ним.

— Чем вы его шантажировали? Ну же, давайте, помогите мне разобраться.

Тюбьерг снова пожал плечами:

— Я узнал, что у Хелланда есть внебрачный сын. Его зовут Асгер.

Асгер. Это имя Анна где-то уже слышала.

— Мы с Асгером когда-то дружили. Он не знал, что он сын Хелланда. Это же скандал. Вернее, был бы скандал, если бы это всплыло. У Хелланда был роман со студенткой. Ей было девятнадцать, она училась на первом курсе, Хелланд у нее преподавал. Мама не стала рассказывать Асгеру, кто его отец, — Тюбьерг взглянул на Анну потрясенно, — Асгер ходил на лекции к собственному отцу и даже не подозревал, кто перед ним, — как вам такое? Сейчас мы с Асгером не дружим. Он потерял работу и стал таким странным, что наша дружба из-за этого расстроилась. А вообще он всегда был очень способным. Самым способным из нас. Он занимался жуками и был настоящим экспертом в этой области. Он очень быстро закончил учебу, — продолжил Тюбьерг. — Защитил кандидатскую диссертацию, начал писать докторскую, и все в рекордные сроки. Он был младшим сотрудником в крошечном отделении, старший профессор собирался уйти на пенсию. Будущее выглядело многообещающе. И знаете, что случилось? Совет факультета взял и закрыл отделение. Они утверждали, что послали Асгеру уведомление письмом, но оно, видимо, где-то затерялось. В то время мы еще дружили. Короче, после летних каникул, полный планов, настроенный на новый семестр, на преподавание и исследования, он вернулся к закрытой двери. Отделение расформировано — бац, и все. Очень жаль, но…

— Как вы узнали, что Асгер — сын Хелланда?

Тюбьерг колебался какое-то время, потом вздохнул и продолжил:

— Мать Асгера тоже профессор — здесь, на факультете, только в другом отделении, не у Хелланда. Однажды я увидел их вместе. Они как-то очень таинственно ссорились, было очевидно, что речь идет о чем-то личном. Они стояли в углу возле входа, я следил за ними с лестницы, так, чтобы они меня не видели. Насколько я мог понять, мать Асгера угрожала Хелланду, она была очень возмущена. В то время я только что защитил диссертацию, мечтал приступить к исследованиям, но не понимал, как мне укрепить свои позиции в университете. Я не знаю, какое предчувствие мной руководило, но однажды, вскоре после того как я стал свидетелем ссоры, я в разговоре с Хелландом припомнил ее. Мы работали, кстати, вот здесь же, за длинными столами, и я выстрелил наугад. Выстрелил наугад — и попал в цель. Я увидел это по его лицу. Он побелел как мел и вел себя так, что я понял: Тюбьерг, ты напал на что-то более серьезное, чем думал. Потом при каждом удобном случае я снова поднимал эту тему, и в конце концов Хелланд прямо попросил меня держать все в тайне. Я, разумеется, пообещал. Вскоре мне дали кабинет в подвале, об этом договорился Хелланд. Я не требовал каких-то астрономических сумм и невиданных льгот, просто видел, к чему ведет взятый курс на урезание бюджета: все вокруг крутились, лишь бы выжить, но я так не хотел. Да, черт побери, не хотел! Я положил всю жизнь, и достиг определенного уровня, и не собирался отправляться на курсы переквалификации для безработных, — он говорил зло. — Да, я слегка выкрутил Хелланду руки. Но, как я уже сказал, мы достигли определенного соглашения и были квиты. Я оказывал ему услугу и молчал, а он отвечал услугой на услугу и шел на мелкие уступки: кабинетик в подвале, в котором никто больше не хотел сидеть, и приглашение участвовать в его исследованиях. Поэтому мы и работали так много вместе, все эти статьи, презентации и заметки. Ну, конечно, не только поэтому. Это как убить двух мух одним махом, понимаете? Мы работали над одной и той же проблемой и вдвоем стали сильной командой. Одной из самых сильных в мире. То, что я когда-то выкручивал ему руки, отошло на задний план.