Жгуты-щупальца, отпустив их, безжизненно повисли, и в тот же миг белое лицо с громким чмоканьем оторвалось от потолка и с грохотом обрушилось на пол. Дойль перепрыгнул через него и бросился на кухню, Бургхард и задыхающийся Лонгвелл – за ним. Боуз подбежал к полке со стаканами, со звоном смел их на пол, схватил лежавший в глубине промасленный сверток и, на ходу развязывая его дрожащими пальцами, устремился следом.
Дойль ворвался на кухню, описывая перед собой мечом восьмерку, но доктор Ромени исчез. Дойль застыл на грязном полу, озираясь – сначала испуганно, потом удивленно: вся кухня была залита чадящим маслом, но самое поразительное – все полки, скамьи, столы и даже каменная плита, исковерканные до неузнаваемости, сгрудились в центре помещения, словно стиснутые гигантской пятерней.
Сзади в Дойля врезался Бургхард, а в того – Лонгвелл, последним прибежал разъяренный трактирщик, размахивая древним пистолетом с раструбом на стволе, что он достал из свертка. Боуз уронил пистолет, и тот полетел стволом вниз прямо в грязь.
– Герлей убит, – выдохнул Бургхард. – Ох, попадись мне этот доктор Ромени!
Трактирщик тем временем подобрал свой пистолет и тыкал забитым грязью стволом во все стороны, громогласно вопрошая, заплатит ли герцог Йоркский за разгром в его гостинице.
– Да, черт возьми, – оборвал его Бургхард. – Он купит тебе новую там, где ты пожелаешь. И отдай мне это, пока ты никого не убил, – добавил он, отбирая у него пистолет. – Куда ведет эта дверь?
– В холл, – буркнул Боуз. – Направо – в комнаты, налево – во двор с конюшнями.
– Отлично, проверим...
Огни вдруг вспыхнули ярче; собственно, огней как таковых больше не было, скорее какое-то странное свечение, менявшее окраску с ярко-оранжевого на белый. Второй раз за этот вечер Дойль начал задыхаться в раскаленном, лишенном кислорода воздухе.
– Он делает это с улицы! – прохрипел Бургхард. – Бежим!
Бургхард с Лонгвеллом ринулись в холл. Дойль собирался за ними следом, но вспомнил про беспомощного Стоуэлла и бросился обратно в обеденный зал, полыхавший уже вовсю.
Стоуэлл сидел на полу, подслеповато щурясь на яркие языки пламени. Дойль подскочил к нему, рывком поднял на ноги и потащил за собой к распахнутой двери на улицу. Стоуэлл оступился, Дойль потянул его за руку – и в это мгновение деревянная балка над входом треснула, рассыпая белые искры, и рухнула на порог, а за ней не меньше полутонны кирпича и досок.
– Вот черт! – выругался Дойль. – Назад, на кухню! – Он схватил Стоуэлла за плечо и потащил обратно. – Осторожно, там пекло, – предупредил он и распахнул дверь. Они бегом, вслепую пересекли помещение; поднятые их шагами искры летели им на одежду и бороду Дойля, начинавшие уже заниматься, когда они оказались наконец в относительной прохладе холла. – Там должен быть еще выход, – прохрипел Дойль и тут заметил, что вся левая сторона холла, прогорев, обвалилась. – Иисусе! – в отчаянии прошептал он.
– Тссс!
Дойль повернулся на звук и даже почти не удивился, увидев взиравшую на него с пола голову трактирщика.
Только потом он сообразил, что тот по шею стоит в какой-то яме.
– Сюда, болваны! – прошипел Боуз. – В погреб! Из него ведет ход в сток на соседней улице... хотя кой черт мне сдалось спасать ублюдков из Богом проклятого Братства Антея?..
Дойль стряхнул оцепенение и, толкая все еще не пришедшего в себя Стоуэлла перед собой, поспешил к люку. Боуз торопливо спустился по стремянке, помогая Стоуэллу ставить ноги на перекладины. Дойль спустился последним, закрыв люк за собой. И вот они уже стоят на каменном полу, оглядывая едва видные в слабом свечении цепей на ногах штабеля ящиков и бочек.
– Эх, такое вино французское... – вздохнул трактирщик, кивнув в сторону ящиков. – Ладно, нам сюда, где лук... – Они двинулись вперед по узкому каменному коридору.
– Зачем вам такой потайной ход? – спросил Дойль, инстинктивно понизив голос.
– Не ваше дело... тьфу, черт, какая теперь разница... Там, дальше, подземный сток расширяется так, что в него могут лодки из реки заходить. Порой не стоит беспокоить джентльменов с таможни насчет кой-какого товару... а порой, бывает, кому из господ надобно уйти, да только не через видную всем дверь.
«Вот опять я ухожу в невидимую дверь», – подумал Дойль. Стоило им пройти по туннелю шагов сорок, как цепи потускнели и погасли совсем.
– Мы вышли за пределы действия магии, – пробормотал Стоуэлл.
– Уж не ваши ли это цепи подожгли мне дом? – буркнул Боуз. – Ага, пришли, вон луна светит сквозь решетку.
Пол туннеля делался выше под решеткой, и Дойль, слегка присев, уперся плечами в чугунную решетку.
– Будем надеяться, – ухмыльнулся он Боузу, – что вышибать решетки у меня получается лучше, чем корежить пивные кружки. – Потом он напряг силы, и ухмылка сошла с его лица.
* * *
«Самое забавное в том, – думал герцог Монмут – он дрожал от холода и подошел поближе к горящему трактиру, – что на самом деле я вполне могу обойтись и без этих чародеев... и без их чертова поддельного брачного свидетельства. Говорил же я Фике, что у меня есть все основания полагать, что моя мать действительно сочеталась законным браком с королем Карлом и повенчал их епископ Линкольнский, в Льеже. Почему бы ему не поискать настоящее свидетельство?»
Герцог от досады закусил губу – впрочем, губа и так была изрядно искусана, – ибо он знал ответ, и ответ этот был ему не по вкусу. Было совершенно очевидно, что Фике не считает Монмута законным наследником трона, – следовательно, его усилия продиктованы никак уж не заботой о благе отечества. «Когда я наконец взойду на престол, этот чертов чародей наверняка будет ждать от меня ответных услуг, – подумал он. – И судя по всему, главной среди них будет та, о которой он бубнит уже не первый год: отказ от всех британских интересов в Танжере. Вот интересно, – удивился Монмут, – с чего это Фике так стремится не дать европейским властителям закрепиться в Африке?»
Он покосился на неестественно высокого Фике – тот стоял поодаль и держал в руках черную шкатулку с фальшивкой.
– Чего ты ждешь, чародей?
– Ты можешь заткнуться? – огрызнулся в ответ Фике, не отрывая взгляда от горящего здания. Внезапно он встрепенулся. – Ага! Вон!
Из-за угла дома показался пылающий человек – он несся невероятными прыжками по три ярда каждый. По пятам за ним неслись еще двое, тоже частично горящие; по крайней мере с их башмаков сыпались искры.
Фике сделал шаг вперед, и в это же мгновение один из двоих бросился вперед и сбил пылающего человека с ног, опрокинув его в сугроб.
Грамотно спасает, подумал было Монмут, но тут третий, толстяк, подскочил к застывшему и все еще горевшему телу и, к ужасу Монмута, выхватил кинжал и направил его в грудь лежащему – но лезвие отскочило, как от камня, и двое барахтавшихся в снегу сцепились в отчаянной схватке.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});