– Мог бы, – задумчиво проговорил Аластер. – Но тогда, без сомнения, прислуга… сделала бы свои выводы.
Да, конечно. Все они считали Оливию воровкой. Если бы Аластер снова привез ее в свой дом, они пришли бы к выводу, что он мстит ей каким-то изощренным способом.
Но тут Оливия поняла, что ей все равно.
– Да какая разница! – бросила она.
– Для меня – существенная, – сказал герцог. – Я бы не хотел, чтобы на тебя так смотрели.
Оливия задумалась. Она была озадачена тем, что он сказал, но не могла подобрать слов, чтобы выразить это чувство. В голове царил хаос.
– Как смотрели? – наконец спросила она.
– Так, как эти мегеры в деревне глазели на тебя. – Его подбородок напрягся. – Никто и никогда больше не будет так на тебя смотреть.
Из ее груди вырвался смех. Оливия зажала рот рукой, дивясь таким веселым звукам.
– Ох, Аластер! Это же не в твоей власти.
– Да? – Он как-то странно посмотрел на нее. – Думаю, что в моей.
Оливия затаила дыхание, внезапно пожалев о том, что находится под действием лекарства. Лучше бы ее разум сам постиг смысл его слов, и ей не пришлось бы обращаться к герцогу с просьбой растолковать их.
– Каким это образом? – все-таки спросила она.
В дверь постучали. Аластер недовольно поморщился и встал.
– Должно быть, это Бертрам.
Оливия наблюдала за тем, как он прошел через дверь в гостиную, слышала приглушенные мужские голоса. А потом до нее донеслась четкая фраза Аластера:
– Нет, – сказал он. – Вы не будете разговаривать с ней.
Оливия приподнялась.
– Впусти его, – попросила она.
Аластер с мрачным, как туча, выражением лица показался в дверях.
– В твоем состоянии? Абсолютно…
– Со мной все хорошо. – Так лучше, – именно в таком состоянии ей стоит говорить с Бертрамом. Все казалось ей неясным, туманным, лишенным углов. Оливии не хотелось слишком четко вспоминать те мгновения – мгновения, когда она спасла Бертрама от заслуженного наказания.
– Пусть войдет, – снова сказала она. – Правда, Аластер… Я понимаю, что делаю.
Рот Аластера превратился в тонкую черту. Он развернулся.
– Пять минут, – бросил герцог.
Что за тиран! Оливия готова была улыбнуться, правда, при виде отца это желание покинуло ее. Бертрам казался усталым, под его глазами залегли темные круги; он был похож на человека, которого мучает тайна, и при этом он понимает, что вот-вот выдаст ее.
Он выглядел именно так, как должен был выглядеть. Оливия холодно смотрела на него, пока он шел к ее кровати.
– Я не… – забормотал он, вертя в руках шляпу, – я не знаю, что именно должен вам сказать.
– Как удивительно!
Он поморщился.
– Я этого заслуживаю. Но я…
– И еще большего. – Снадобье доктора не полностью заглушило ее чувства. Оливия ощутила гнев – яркий, пылающий. Возможно, он вообще никогда не выгорит. – Вы заслуживаете гораздо большего. Вы всему обязаны моей матери. Она могла погубить вас. Я никогда не пойму, почему она так любила вас, что не сделала этого.
Шляпа Бертрама смялась, поля порвались.
– Мне было двадцать два, когда я с нею обвенчался. Я ничего не понимал. Вы меня слышите? Я был молод, глуп и безумен…
– Она тоже. Но ее любовь не отступила ни перед чем. И у вас больше доказательств этого, чем у любого другого человека!
Бертрам уронил голову. Оливия слышала его неровное дыхание.
– Да, – наконец сказал он. – Она была гораздо лучше, чем я заслуживал. – Бертрам снова поднял голову, и Оливия увидела боль в его глазах. Это рассердило ее еще больше. Какое он имеет право испытывать боль? – Я хочу, чтобы вы знали, – проговорил Бертрам, – к действиям Мура я не имею никакого отношения. Он был человеком моей жены – ее охранником – еще со времен ее юности. И по-моему, он был сумасшедшим. Поверить не могу, что моя жена как-то связана с его поступками…
Аластер издал резкий, пренебрежительный смешок.
– Так дело не пойдет, – заметил он.
Бертрам повернулся к нему.
– Вы ее не знаете, – пробормотал он. – Моя жена – не убийца.
– Да я и не собираюсь с ней знакомиться, – холодно сказал Аластер. – Вы должны будете позаботиться о том, чтобы этого никогда не произошло. Отправьте ее в приют. Или назад в Америку – разницы никакой. Но она не должна оставаться в Англии.
– Она – мать моих детей! – воскликнул Бертрам.
– По крайней мере троих, – с горечью добавила Оливия.
Услышав это, Бертрам снова повернулся к ней – теперь он был в отчаянии.
– Оливия, я обещаю… – взмолился он.
Усмехнувшись, Оливия посмотрела на Аластера, который в полном изумлении покачал головой.
– Я еще не в таком отчаянии, чтобы принимать ваши обещания, – сказала она.
– К тому же, – добавил Аластер, – я сомневаюсь в том, что она захочет остаться, если ее детей объявят незаконнорожденными, а ее брак окажется фальшивкой двоеженца.
И тут Оливия увидела выход из положения!
– Боже мой! – Бертрам сделал шаг назад, прижимая шляпу к груди, как щит. – Вы говорите о том, чтобы погубить трех невинных детей…
– Я никогда и никому не скажу ни слова, – перебила его Оливия. Бертрам остановился, раскрыв рот.
– Оливия! – недоверчивым тоном заговорил Аластер.
Оливия подняла руку, призывая его к молчанию.
– Ваша жена поедет в Америку, – обратилась она к Бертраму. – И вы поедете с ней – после того, как оставите свой пост. – Это будет справедливо и по отношению к Бертраму. – И никто никогда не узнает, что вы были женаты на моей матери.
Губы Бертрама зашевелились – он пытался возразить.
– Я… я просто не могу уехать! Уйти в отставку… Члену кабинета министров…
– Сегодня днем я видела ее лицо, – промолвила Оливия. – Полагаю, она знала, что хочет сделать ее человек. И если бы я не считала, что она любит своих детей, если бы я не решила, что она готова на преступление, чтобы защитить их, я бы осталась в жилище Мура, чтобы все рассказать полиции. Но, возможно, я ничего не скажу, если вы уедете за границу. Однако независимо от того, любит она своих детей или нет, я считаю, что дама, склонная держать при себе наемного убийцу, не должна быть той особой, которой вы доверите воспитание своих детей, так что вы с радостью должны уехать с ней. Вам выпадает шанс стать им таким отцом, каким вы никогда не были для меня.
Бертрам долго смотрел на нее.
– В вас очень много от матери, – тихо проговорил он наконец. – Вы считаете ее жертвой, но, поверьте мне, она никогда не позволяла мне остаться безнаказанным.
– Может, вы хотите, чтобы я вам посочувствовала? – Оливии захотелось запустить в него подушкой. Нет, чем-нибудь потяжелее. Бутылкой. Она с надеждой посмотрела на Аластера.
На его лице застыло убийственное выражение. За это он очень рассердится на нее, можно не сомневаться. Потому что все его внимание было поглощено Бертрамом.