его государства к миру:
Надежное и основанное на прочных гарантиях соглашение об открытом небе, система лишенных оружия воздушных наблюдателей и сокращение вооружений стали бы ценным вкладом в длительный мир на протяжении предстоящих лет. И мы продолжаем неутомимо добиваться достижения такого соглашения. Мы выражаем желание заключить любой надежный договор, который преодолел бы и обратил вспять тенденцию к созданию все более разрушительных ядерных вооружений; обеспечил бы обоюдную невозможность внезапной атаки; позволил бы взаимно контролировать разработку космических ракет и спутников и дал бы возможность перейти на более низкий уровень вооруженности, численности вооруженных сил и гнета военных расходов»[382].
Возможно, для президента Эйзенхауэра приоритетом и являлся мир, но для Совета национальной безопасности им была подготовленность к войне. В начале 1955 года по просьбе Совета сорок два выдающихся ученых, инженера, руководителя корпораций и президента университетов – экспертная группа по оценке технических возможностей при Научном консультативном комитете Совета – составила сверхсекретный документ, получивший неофициальное название «доклада Киллиана». В этом докладе, озаглавленном «Отражение угрозы внезапного нападения», был представлен вероятный временной график роста числа многомегатонных ядерных зарядов, а также реактивных бомбардировщиков и межконтинентальных баллистических ракет для их доставки – как в США, так и в СССР. В дополнение к этому эксперты рекомендовали множество мер укрепления американского арсенала вооружений. Главной из этих мер было немедленное выделение средств на строительство межконтинентальной баллистической ракеты с дальностью полета в 5500 морских миль, которое поставило бы Москву на расстояние прямого удара с территории континентальных Соединенных Штатов. Экспертная группа предложила и другие меры: убедить Канаду предоставить Соединенным Штатам «полномочия для немедленного применения атомных боеголовок» над канадской территорией; расширить зону покрытия радарами на сотни миль к северу от континентальной береговой линии США; разработать истребитель-перехватчик для воздушного боя на очень больших высотах, в том числе для перехвата управляемых ракет на этапе запуска; спроектировать систему связи с искусственными спутниками, которая обеспечивала бы более качественную и безопасную передачу критически важных данных стратегического предупреждения; разработать усовершенствованную технологию сбора разведывательной информации. Последняя задача вскоре была поручена группе перспективных аэрокосмических исследований компании Lockheed «Сканкворкс» (Skunk Works), быстро сконструировавшей «У-2», стратосферный самолет для аэрофоторазведки, который мог летать за пределами зоны досягаемости современных противовоздушных средств.
К концу 1957 года многие из рекомендаций группы были воплощены в жизнь. В своем выступлении, посвященном науке и национальной безопасности, транслировавшемся по радио и телевидению через месяц после триумфального полета первого спутника, Эйзенхауэр уверял своих слушателей, что Соединенные Штаты «сегодня имеют и имели уже несколько лет назад достаточно мощные силы стратегического возмездия, чтобы подвергнуть практически полному уничтожению военную мощь любой другой страны». Он описал некоторые детали американского арсенала вооружений и нарисовал картину расцвета милитаризма в Советском Союзе, но затем переключился на свою излюбленную тему, на этот раз в связи с космосом: «Что требуется человечеству сегодня еще более, чем гигантский скачок в космическое пространство, это гигантский скачок к миру». В январе следующего года Эйзенхауэр послал письмо советскому премьеру Николаю Булганину (предшественнику Никиты Хрущева), в котором предлагал «договориться о том, чтобы космическое пространство использовалось только в мирных целях»; в другом ищущем разрядки напряженности письме, посланном в феврале, предлагалось «полностью отказаться от новейших видов вооружений, которые используют космическое пространство для уничтожения людей».
Этот двойственный подход – регулярно призывать к миру и при этом интенсивно готовиться к войне – прочно установился к тому времени, как Конгресс заложил краеугольный камень американской космической программы – Национальный закон США об аэронавтике и исследовании космического пространства 1958 года. В его вступительном параграфе, в секции 102(a), декларируется, что «деятельность в космосе должна быть посвящена мирным целям, направленным на благо всего человечества». Затем секция 102(b) гораздо более многословно декларирует, что космическую деятельность должно осуществлять гражданское агентство, за исключением тех случаев, когда это:
деятельность, характерная для или в основном связанная с развитием систем вооружения, проведением военных операций или защитой Соединенных Штатов (включая исследования и разработки, необходимые для эффективного обеспечения обороны Соединенных Штатов), которая должна находиться в сфере ответственности и проходить под управлением Министерства обороны.
Отметим, что «развитие систем вооружения» упоминается первым – и отдельно от «защиты Соединенных Штатов». Отвесив дипломатический поклон в сторону «мирных целей», Конгресс не оставляет никаких сомнений в том, что милитаризация и размещение оружия в космосе неизбежны.
Президент Эйзенхауэр маневрировал на минном поле «война – мир – дипломатия» обычным образом: шаг вперед, шаг назад, периодические упоминания преимуществ мира наряду с недостатками и высокой стоимостью гонки вооружений. И все это время он руководил быстро начавшимся в постспутниковую эпоху расширением американских программ межконтинентальных баллистических ракет и ракет среднего радиуса действия, как и инициативами в области военной космической техники и техники двойного назначения. В этих планах спутники-разведчики продолжали занимать почетное место.
Кроме проектов «БЭМБИ» (BAMBI) и «Защитник», среди военно-космических инициатив эры Эйзенхауэра были такие дорогостоящие и сверхсекретные проекты, как спутник-разведчик WS-117L (WS обозначало weapons system – «системы вооружения»); спутник MIDAS (Missile Defense Alarm System), предназначенный для раннего обнаружения запусков ракет – предполагалось, что он сможет предупредить о надвигающейся атаке советских МБР за тридцать минут вместо пятнадцати, обеспечиваемых наземными системами; спутник для сбора фотографических и электромагнитных данных SAMOS (Satellite And Missile Observation System); проект «Корона», созданный объединенными усилиями ЦРУ и ВВС, который превосходил по параметрам и WS-117L, и SAMOS и который в большой степени принял на себя задачи в области разведки, прежде выполнявшиеся самолетами-шпионами ЦРУ «У-2». Среди систем двойного использования, ценных как для военных, так и для гражданских пользователей, были метеорологический спутник для телевизионных наблюдений в инфракрасном диапазоне TIROS (Television Infrared Observation Satellite), совместно разработанный NASA и Управлением материально-технического снабжения армии, и созданная ВМФ навигационная система спутников «Транзит». Оба эти проекта начинались как чисто оборонные программы, но затем стали доступны и для гражданского использования – позже то же самое произошло с системой глобального позиционирования NAVSTAR (GPS), которая скоро станет приносить американской экономике 100 миллиардов долларов в год.
Другими важными инициативами, предложенными в годы президентства Эйзенхауэра, были, например, спутники связи первого поколения: «Эхо», надувная майларовая сфера, которая могла использоваться как пассивное реле для радиосигналов; SCORE, способный транслировать предварительно записанное сообщение; «Курьер», который мог как хранить, так и передавать данные. Почти все спутники связи обращаются вокруг Земли по геостационарным орбитам (ГСО), синхронизированным с вращением Земли. Как и Земля, они совершают один оборот ровно за один день, поэтому получается, что они неподвижно висят над одной и той же точкой земной поверхности. Идею о том, что ГСО была бы удачным местом для размещения