— создание, за счет территорий республик Советского Союза и Афганистана, Великого Ирана. Сейчас в глубоком подполье господин чиновник занимался формированием из всяких деклассированных элементов иранской нацистской армии. В Хорасане дела подвигались плохо, местное население проявляло большие симпатии к Советскому Союзу. Приходилось вести набор в основном в южных астанах Ирана, занятых англичанами. В Баге Багу господин чиновник вынужден был приехать потому, что Али Алескер обещал ему найти для комплектования проживавших в своих имениях на полулегальном положении иранских офицеров, некогда учившихся в Германии.
Понятно, что миссия господина чиновника была отнюдь не для широкого осведомления, и он то и дело принимался кряхтеть и вздрагивать, особенно когда Шмидт выпячивал его заслуги:
— Поистине чистокровное арийское происхождение ваше делает вас подлинным германцем. И вы доказали вашу поистине арийскую преданность нашему фюреру.
Господину чиновнику хотелось провалиться сквозь землю, когда на его пиджаке блеснул орден, но, увы, паркет в конференц-зале фирмы «Али Алескер и К°» был скроен из дубовых брусков и отличался неимоверной прочностью. Ах, как некстати вся эта шумиха! Чиновник расстроился вконец и забыл даже ответить «хайль», что он делал обычно охотно и с шиком.
Сидел чиновник за столом, прятал лицо, вытирая лоб носовым платком и лепеча:
— Здоровье от аллаха, жалование от повелителя.
Ужасно он был доволен, когда внимание собравшихся господ офицеров отвлекла появившаяся у стола невзрачная, в пропыленном, молью траченном полковничьем мундире времен Гинденбурга фигура швейцара отеля «Регина». Лицо у него походило на стоптанный башмак, пожелтело от малярии, покрылось белыми струпьями от пендинки, седые волосы торчали перьями.
Вручая орден, Шмидт изрекал:
— Ваши заслуги, господин полковник Гельмут фон Крейзе, и инженерные знания неоценимы. Вы, будучи инженером «Люфтганзы», построили отличные аэродромы в Тегеране и других пунктах. Вы обеспечили воздушный путь нашей авиации Берлин — Дамаск — Тегеран — Кабул, по которому люфтваффе ринутся — дай срок, вот раздавим Сталинград — в сердце Индии. Именно вы добились, чтобы персидская молодежь обучалась летному делу в Германии, и скоро они сядут за руль бомбардировщиков, которые наведут ужас на Ташкент. Господин полковник, фюрер забыл о некоторых самовольных ваших поступках и лично прислал вам сей знак доблести. Вы заслужили его. Вам было тяжело эти годы, но здоровому быку и гнилая солома хороша, говорят у вас в Пруссии.
Получилась двусмыслица. Но заметил ее, по-видимому, только полковник. Он покраснел, и следы болезни явственней обнаружились на лице усталого, вымотавшегося человека, который всю жизнь проработал для возвеличивания Германии и который не переносил даже имени Гитлера, считая его выскочкой, «фельдфебелишкой».
Поспешил вмешаться генерал фон Клюгге:
— Позвольте заметить. Наша работа не всегда заметна, на нас не всегда мундиры, аксельбанты. Что ж, я сам в штатском пиджаке занимался транспортом, дорогами, финансами… Сколько лет! Транспортная фирма в Иране «Вебер — Бауэр». И полковник помнит, сколько людей мы втянули к себе. На каждом километре от Тегерана досюда у нас есть верные люди, полезные люди…
— Опиумоеды, любители гашиша, педерасты… — негромко проскрипел полковник. — Всякие подонки… а называются арийцы…
— Все в меру! Всему свое время. Только помните правило: первую рюмку пьет рюмка, вторая рюмка пьет человека, третья рюмка выпивает человека.
Что-то хотел ответить полковник, но махнул рукой и пошел на свое место. Красный его нос, весь в синих прожилках, еще больше покраснел.
— Придется поговорить особо о дисциплинарном уставе, — зашептал Шмидт.
— Что ж, дикость! Развлечений никаких. Женщины только потаскухи. Волком взвоешь. А в отношении полковника я докладывал. Толков! Сумел переправить по разбитым дорогам тысячи тонн грузов — вы знаете, о чем идет речь. Иначе все досталось бы русским…
— Мы вернемся к этому. А теперь, — громко обратился Шмидт к аудитории, — позвольте воздать должное иранскому купечеству. Высшие интересы в области мировой политики и экономики германского рейха требуют сближения коммерсантов-немцев и персов. Этому, несомненно, помогает сходство характеров персов и арийцев. Я хотел бы обратиться к вам, господин… — и он скосил глаза на листок, лежавший около него на настольном стекле, — к вам, многоуважаемый господин Сахиб Джелял. В государственной канцелярии фюрера о вашем богатстве, о ваших торговых связях говорят очень много. Утверждают, что нити вашей торговли протянулись от Китая до Алжира и что вы…
Сидевший в глубоком кресле, несколько в стороне, и тем подчеркивая свою независимость, Сахиб Джелял, не привстав, слегка поклонился, так, что его белоснежный тюрбан лишь чуть дрогнул.
— Мы чрезвычайно заинтересованы в ваших могущественных связях.
Вновь тюрбан шевельнулся.
— Экономика рейха ощущает нужду в каучуке Индии, в олове Таиланда… Морские пути перекрыты английскими крейсерами. И транспорт, и товары в ваших руках, господин Сахиб Джелял. Фюрер знает о вас, о вашей преданности исламу и делу освобождения Востока от большевистской заразы и просит вас согласиться принять этот орден… — Рука Шмидта потянулась к футляру… — Вы можете облегчить, колоссально облегчить положение. Ваши торговые агенты в Дуздабе и Келате, по нашим сведениям, держат на складах довольно крупные партии товара…
— Герр Шмидт, при всех лестных отзывах о нашей скромной торговой деятельности вы ее переоцениваете. И мы, скромный мусульманский купец, не сможем принять за чистую монету все ваши похвалы. И, прошу вас, не сочтите за дерзость… увы, нам, правоверным, запрещено даже смотреть на изображение креста — символ христианства, а тем более надевать его себе на грудь. Христианин и мусульманин! Когда яйца ударяются друг о друга, одно разбивается.
Получился конфуз.
— Господин Сахиб Джелял, нам известно, что вы крайне агрессивны и провозгласили в свое время джихад. А джихад — война против неверных. Вы знаете, Гитлер — пророк Гейдар. Это признано во всем мусульманском мире. Почему же теперь вы так отвечаете на призыв фюрера? В книге «Майн кампф»…
— Мы на Востоке считаем: чем есть мед с укором, лучше жевать глину… В «Майн кампф» я читал своими глазами, что восточные люди — низшая раса…
— Но великий воин восточный человек Энвер-паша, турок, зять Халифа, принял из рук самого императора Вильгельма Железный крест…
— Простите, я не кончил. А известно ли вам, герр Шютте, что в подписанной лично Гитлером директиве за номером тридцать два сказано…
Вскочив, Шмидт поднял руку.
— Извините, герр Шмидт, директива была опубликована, — твердо продолжал Сахиб Джелял. — Я повторяю то, что уже известно. В директиве говорится: «…после разгрома Советского Союза захватить Ирак, Иран, Афганистан, Туркестан и, подавив малейшее сопротивление туземцев, установить военную администрацию». Дополню, есть в директиве и указание о превращении Азербайджана и Крыма в германские области рейха и о заселении их ветеранами войны немецкой национальности[2].
Снова инспектор поднял руку: