Ну и вообще.
В день 9 мая, День Победы, день нешуточной все же Победы, я наберу знакомый номер и, услышав голос отца, гаркну:
– Артиллерия!!! Орудия к бою!!! – или еще какую-нибудь чепуху.
А потом буду молча просить, чтоб и на следующий год – тоже.
Чтобы – и на следующий год…
– Многие люди в нашем возрасте – даже самые жизнелюбы – так или иначе начинают прощание с жизнью. Как это происходит у Вас?
– Дело отнюдь не в возрасте. Да и не такой уж у меня возраст преклонный, извините, конечно. Дело ведь в ощущении собственных душевных границ, своих связей с этим миром. Я с детства всегда очень остро их чувствовала, чувствовала свою отдельность, единственность и неповторимость жизни, и – странно, но это правда – когда бывала очень счастлива, старалась запомнить и этот миг, и ощущения, которые он принес. Просто приказывала себе: запомнить!
Помню один такой вечер. Мне лет восемь, сестре – три года. В Ташкенте выпал снег – густой, настоящий, медленными хлопьями валит, валит. Мама посадила нас обеих на санки и повезла. И вот, помню, я сижу, вытянув ноги, обхватив обеими руками маленькую сестру. Подбородок щекочет ворс ее меховой круглой шапки. Мама бежит в гору, смеется, оборачивается… Снег валит, валит… И я вдруг говорю себе: запомнить это навсегда – мама румяная, молодая, смеется, тащит санки, изо рта – облачко пара… Так и запомнила.
И много у меня в «альбоме памяти» таких снимков, сделанных моим внимательным воображением в самых разных возрастах. Что это, если не прощание с жизнью сызмальства?
– Джозеф Конрад писал: «Если человек не верит в удачу, у него небогатый жизненный опыт…» Вы солидарны с этим высказыванием?
– Подписываюсь обеими руками, так как мой личный литературный забег – история легкокрылых удач. И вообще, что бы ни свершалось в моей жизни – скажи мне, кудесник, любимец богов, – в конце концов ощущалось мною как необыкновенная удача.
– Ваша на сегодня самая большая неудача в жизни?
– Вопрос, что называется, не легитимный. Для писателя самая большая неудача часто оборачивается в творчестве самой большой удачей. Живем на топливе собственных судеб. Если же вы имеете в виду творческую неудачу – то это опять же не мое дело судить. Неудачей может быть твоя личная неожиданная кончина в разгар работы над Самой Главной Книгой. И она же может стать большой удачей, если в этой Книге уже поставлена точка и больше тебе нечего людям сказать. Короче, хотелось бы и копыта откинуть как-то удачно. Но это уж как заслужится…
Ян Парандовский писал: «Смерть – огромное событие в жизни писателя».
Так что все на свете обоюдоостро.
– Как Вы выходите из состояния отчаяния, стрессов, из тоннеля «Я в кризисе, душа нема… Погашены мои заводы…»?
– Да все тот же старый способ: матушка-работа… Начинаешь, когда «погашены заводы», потом шаг за шагом раскочегариваешь угли, эх, дубинушка, с утра и до вечера… и глядишь – денек на четвертый-пятый «зеленая сама пойдет». Другого рецепта нет, к сожалению.
– «Я поняла, что жизнь кончена, и купила финское платье» – так говорит героиня одного из Ваших рассказов. Как Вы одеваетесь – стихийно или целенаправленно? Долго ли работаете над имиджем, готовясь к публичной встрече с читателями?
– Ну, какой там имидж, бог с вами! Какой имидж может быть у писателя, каждое второе произведение которого написано от первого лица! Писатели вообще совершенно беззащитны. Мы же не вышколенные менеджеры международной фирмы, у нас все кишки наружу. А вы: «имидж»… «готовясь к публичной встрече»…
Одеваюсь? – краем глаза. Буквально: пробегая мимо бутика, магазина, лавки, рыночной забегаловки и выхватив боковым зрением красное, синее, клетчатое – на что душа ляжет, – забегаю, покупаю, выбегаю. У меня на этот процесс выделено терпения полторы минуты. Успею купить за этот срок – удача, не успею – в другой раз. Если потом выясняется, что размер или фасон не подходит, передариваю сестре, подруге, дочери… Если подходит – ношу двадцать лет. Иногда меня одевает моя домработница Лена.
«Что-то вы, Дина, совсем обтрепалися, – говорит она. – Вот принесу вам в другой раз свои брюки, совсем приличные. Я из них выперлась». И приносит. Я облачаюсь в ее брюки и ношу их сто лет с удовольствием.
– Как выглядит домашняя Дина Рубина?
– Ну, это зрелище для домашних…
– Тогда – вопрос к жене художника: нарисуйте, как выглядит женщина-писатель, когда у нее абсолютно все хорошо?
– Это – пожалуйста!
Когда все хорошо – то есть идет работа и всех с утра удалось выгнать из дому по делам-мастерским-работам-учебам, – тогда: быстро сварить кофе, к черту душ-прическу-кремы – жаль утреннего времени. На переодевание времени тоже жаль, потому что работа идет.
Итак:
Лохматая,В застиранных трениках и пижамной куртке,С чашкой кофе у компьютера,Она сидит и зачарованно смотрит в экранНа отдельные куски, кусочки, фразы и слова,разбросанные там и сям по голубому, как снег, полю.И если кто заглянет к ней через плечо,То увидит там полную ахинею.Однако это – будущая книга.Причем автор уже видит ее такой, какой онаДОЛЖНА быть.Уже видит и потому – счастлив!
Блиц:
– Если бы Вам пришлось писать автобиографию, как бы Вы ее назвали?
– «К завтрашнему дню – срочно!»
– Что недавно открыли в себе?
– Все возрастающую любовь к разнообразному комфорту в жизни, в человеческих отношениях, в путешествиях.
– Любите…
– В зависимости от настроения весь мир.
– Ненавидите…
– В зависимости от настроения – весь мир.
– Избегаете…
– Выяснения отношений.
– Какие мужчины Вам нравятся?
– Умные, рисковые и талантливые.
– Самое грустное воспоминание…
– Моя ташкентская юность.
– Самое радостное воспоминание…
– Моя ташкентская юность.
– Хотели бы получить какой-то орден, если да, то какой?
– Да. Орден Подвязки, пожалуйста, – в память о любимом герое детства, мушкетере Атосе.
– Какой самый необычный и удивительный подарок Вы получали в жизни?
– Да вот эту самую Жизнь.
– Какой девиз, цитата, слово отражает Ваше настоящее?
– Все тот же вечный девиз моей жизни: «К завтрашнему дню – срочно!»
– И, наконец: Ваш любимый еврейский анекдот?
– Пожалуй, вот этот:
«По ночному местечку пронесся погром. Наутро Федор проходит мимо скобяной лавки, на дверях которой погромщики распяли его соседа Хаима.
– Хаим, тебе больно? – спрашивает он.
– Нет, – отвечает полуживой Хаим. – Только когда смеюсь».
Иерусалим, 2008В книге использованы отрывки из интервью разных лет.
С Диной Рубиной беседовали журналисты и писатели:
Татьяна Бек
Юрий Васильев
Рита Болотская
Алена Бондарева
Леонид Гомберг
Аркадий Драгомощенко
Ника Дуброва
Ирина Дудина
Татьяна Ефлаева
Ольга Зубарева
Карина Ивашко
Евгения Квитко
Вера Копылова
Наталья Кочеткова
Анна Кваша
Ольга Логош
Александр Мелихов
Элла Митина
Надежда Маевская
Татьяна Медведева
Алексей Осипов
Татьяна Петрова
Юлия Рахаева
Анна Ремез
Лев Рыжков
Ольга Рыч
Ирина Солганик
Кирилл Сироткин
Лариса Токарь
Юлия Штутина
Галина Юзефович
Юлия Ушакова
Александр Яковлев
Иерусалимцы
Мне повезло – меня судили за писательство. За слишком удачное изображение одного из героев. Его все узнали, поднялся скандал… Мой адвокат приложил немало усилий, чтобы убедить меня написать предуведомление – из тех, знаете, трусливых книксенов обывателю: «Любое совпадение имен, ситуаций, фактов…», – в которых приседают те, кто послабее хребтом. Я отказалась, и суд был назначен. Редкому писателю привалит такое счастье на творческом пути.
После того как меня судили и оправдали, я собралась написать когда-нибудь абсолютно вымышленную, фантасмагорическую повесть с невероятными, никогда не существовавшими людьми, с коллизиями, в которых только сумасшедший увидит посягательство на окружающую жизнь. И предварить эту бесстыдную выдумку такими словами: