Пан полковник явно хитрит. Очевидно, он все же мечтает стать капитаном точно такой же каравеллы, — попытался разгадать его сосредоточенное молчание Кшиштоф, когда, осмотрев пороховые погреба, трюмы и надстройки, они остановились на баке «Святой Джозефины».
— Если понадобится, стану, — угрюмо подтвердил Сирко.
— Но ведь в Украине это невозможно. Совет моряка: оставайтесь во Франции. Вы еще довольно молоды. Я помогу вам наняться на корабль.
— Я не наниматься на корабли хочу. Мечтаю строить их.
— Во Франции? — совершенно не удивился матрос. — Тоже дело. Кстати, во Франции несколько верфей. Совет моряка…
— Почему во Франции? — перебил его Сирко. — В Украине.
— Матка боска! Неужели пан не ведает, что Украина не имеет своих морских портов, и никогда не будет иметь их?
— Зато у нее есть большие реки и прекрасные судоходные лиманы. А значит, появится и флот. Возможно, это произойдет не скоро, но произойдет.
— Если не скоро, то зачем думать об этом сейчас? — философски попыхивал маленькой, инкрустированной трубочкой Кшиштоф. Ему было лет двадцать пять. Загорелые руки выдавали в нем молодость и силу, но лицо, обветренное, выжженное солнцем и дубленое морскими волнами, казалось старым и дряблым.
— Мы, украинцы, и так многое потеряли от того, что старались жить днем сегодняшним, не думая о дне грядущем. Не только о своем собственном, но и своего народа, своего государства.
— Совет моряка: зачем морочить себе всем этим голову? Мне, пан казак, безразлично, какого я народа, какой веры. Поступлю на службу к венецианцам, буду называть себя венецианцем; поступлю к туркам — стану мусульманином. А занесут черти в Африку — и там приживусь. Все моря — мои: по любому ходи, к любому берегу приставай, для вида, какому угодно богу молись, ни в одного из них не веря. Скоро все люди так и будут жить. Попомните мое слово.
— Мне бы так жить не хотелось. Каждая птица, каждый зверь — и те знают свое племя, свой род и свою родину. Но спасибо, что показал корабль. Жалею, что не являюсь корабельных дел мастером. Вижу, что «Святая Жозефина» ваша построена со знанием дела, было бы чему поучиться.
31
Спускаясь с палубы, Сирко столкнулся на трапе с Корецким. Полнолицый, розовощекий, физически сильный, он заносчиво оттолкнул полковника плечом и, стараясь не уступать ему дорогу, буквально пробился наверх с такой напористостью, словно там, внизу, уже бурлила вода и судно вот-вот должно было затонуть.
Сочтя подобное поведение оскорбительным для себя, Сирко почти инстинктивно подался вслед за поляком, но тот хлопнул перед ним дверью, делая вид, что вообще не заметил его. Тогда полковник схитрил. Он задержался на несколько минут, и когда Корецкий уже решил, что казак просто-напросто смирился, дабы не устраивать ссору, осторожно вышел на палубу.
— О чем только что говорил с тобой этот казак-полковник? — услышал он голос Корецкого. Тот стоял спиной к Сирко и не видел его.
— О корабле, господин офицер, — спокойно, не высказывая ни тени удивления, ответил Кшиштоф. — Почему это вас интересует?
— Что именно он говорил о корабле? — проигнорировал его любопытство Корецкий.
— Что крепкий, надежный. То, что обычно говорит о «Святой Жозефине» всякий мудрый, знающий человек.
— И все? — скептически уточнил Корецкий. — Не может такого быть. Лучше говори правду, если хочешь дойти на этом корабле до порта.
— Полковник мечтает о тех временах, когда такие же корабли будут строить на украинских верфях.
— На украинских верфях? Корабли? И ты, поляк, спокойно выслушивал это?
— Я, поляк, привык слушать все, что мне говорят.
— Но ты же знаешь, что Украина никогда не видела моря. Тебя что, не учили, что все земли в этой части Европы, от Балтийского моря до Черного, принадлежат польской короне? Конечно, и на Черном, и на Азовском море могут появиться настоящие боевые корабли, такие, как у французов, испанцев, англичан. Однако ходить-то они будут под флагом Речи Посполитой.
— На любом море могут ходить любые корабли, господин офицер, — спокойно заметил моряк. — Для того они и создаются по воле Господней.
— Идиот! В тебе не осталось ни капли польской крови. А кто-то говорил мне, что ты истинный поляк. Запомни: если и дальше хочешь плавать на «Святой Жозефине», рассказывай мне обо всем, что услышишь от этого казачьего полковника. И от двух других. Я покажу их тебе.
— Только за право остаться на корабле? — хитровато сощурился Кшиштоф. — За что такая неслыханная щедрость?
— И за право получить свой злотый за каждое важное для меня сообщение.
— Это уже другая коммерция.
— Следи за каждым их шагом. Ты — моряк, тебе удобнее крутиться возле них. Особенно вон возле того, черноусого, — кивнул в сторону стоявшей на баке группы казачьих старшин, — что ближе к нам. Это полковник Хмельницкий. Рядом с ним — полковник Гяур. И сотник Гуран. А с полковником Сирко ты только что разговаривал. Все понял?
— Пока что я понял только то, что вы до сих пор не дали мне ни злотого задатка.
— Слезы девы Марии! Вот тебе злотый. Но знай: в тебе нет ни капли польской крови, — прошипел ротмистр.
— Если бы она была, разве я брал бы у вас эти сребреники? Но я — вольный человек, не признающий ни наций, ни веры, ни королей. Единственное, что я признаю, это деньги.
Поняв, что разговор закончен, Сирко незаметно отошел назад, на трап, и поспешно спустился вниз.
Он не сомневался, что по их следу обязательно кого-то пустят. С этой минуты ему известны были уже двое.
32
Франция встретила их густым туманом. Тяжелые серые клубы его волна за волной, будто колесницы неисчислимой армии, накатывались с пролива Па-де-Кале, постепенно поглощая прибрежье, порт, город и сливая воедино промозглое небо с продрогшей влажной землей. Даже булыжник припортовых улочек казался настолько разбухшим, что стоит ступить на него, как он тотчас же раскрошится и разверзнется, словно хрупкие осенние льдины.
— Опять эта Англия с ее идиотскими туманами, — вальяжно проворчал встречавший послов полковник д'Ордэн.
Маленького росточка, располневший и округлившийся до такого состояния, что никакой мундир уже не в состоянии был придать его фигуре хоть какое-либо подобие воинской выправки, полковник, тем не менее слыл храбрецом и любимцем кардинала Мазарини. И с этим вынужден был считаться даже главнокомандующий, принц де Конде.
Впрочем, в Кале д'Ордэн прибыл не из ставки главнокомандующего, а прямо из Парижа. Поскольку при полковнике был лишь слуга-ординарец, кардинал приказал прикомандировать к нему для сопровождения послов шестерых мушкетеров. Случайно или нет, но выбор при этом пал на оказавшегося в этот раз под рукой лейтенанта д'Артаньяна.