Взгляд выхватил в свете молнии мертвенно-бледное лицо Денны — тот, цепляясь за стену, медленно-медленно приближался к чему-то, — Дулгухау не мог повернуть головы и потому не видел. Но Денна шел туда, и черные глаза-провалы были полны холода и жажды. Он ничего не видел — только это «что-то». Будто эта цель только и держала его на ногах. На мгновение в голове Дулгухау мелькнула страшная мысль — Денна мертв, но идет. Живой мертвец…
Нельзя. Нельзя закрывать глаза. Иначе умрешь. Нельзя…
Руки Денны задергались, словно зажили своей жизнью и он не мог с ними справиться, а потом Дулгухау перестал его видеть, потому что тот не то упал вперед, не то прыгнул. Снова молния и раскат грома, а за ним — близкий предсмертный визг лошади. Дулгухау снова скрутил приступ рвоты. Он упал в лужу грязи и собственной блевотины, но теперь он видел все.
«Лучше бы я остался в Уммаре и умер с остальными», — подумал он. Но глаза отвести не мог. Сцена была настолько невообразимой, что он даже не ужаснулся и смотрел почти спокойно. Маленький конек с замотанной ногой, что стоял тут, видимо, на привязи, теперь лежал на земле, конвульсивно дергаясь, а к темной ране на его шее припал Денна, вздрагивая в такт конвульсиям коня.
«Он пьет его кровь», — со спокойной отрешенностью сказал себе Дулгухау и потерял сознание.
Очнулся он тысячу лет спустя — или всего через пару мгновений. Ливень прекратился, теперь с неба лениво и рассеянно падали крупные капли, гром рычал где-то близко, но уже не над головой. Дулгухау трясло от холода. Рядом на корточках сидел Денна, уже совсем такой же, как прежде, живой и настоящий, вытирая рот.
Дулгухау тупо уставился на него.
— Тебе мало, — прошептал он, — той крови? Тебе нужна моя?
Красивое лицо Денны дернулось.
— А чего ты хотел? — почти крикнул он. — Я не мог прочиться. Я умирал, мне надо было, я чувствовал, я не мог иначе! Не людей же… Силу-то вы мою забирали, — почти зло ответил он. — А плачу за все я. — Он вдруг рассмеялся. — Слушай, брат, разве это было бы не справедливо? Я кормил вас собой, почему бы и вам не отплатить мне той же монетой? А? Ты бы отдал мне свою кровь? А? Ну?
Дулгухау молча оттолкнул его руку, пытаясь встать, упал на четвереньки.
— Ну, презирай меня, — зло плюнул Денна. — Люди — неблагодарные твари. Это я уже понял.
— Ты — не человек, — почти выдохнул морадан. — Не человек!
— Я твой брат, — горько и одновременно издевательски прохрипел Денна. — Брат твой. Куда бежишь?
Дулгухау полз прочь, а сзади шагал брат его жены и говорил:
— Не воспитывали у тебя стойкость… Не учили не отвлекаться, когда на глазах у тебя щенков душат или людей режут. А ты при этом книгу читаешь и осознаешь возвышенный смысл мудрых слов… Да, я не человек. Я сам только что понял. Я больше, ведь ты сам это говорил. Ведь это ты просил, чтобы я помог тебе своей Силой. Это вы все хотели от меня Силы, все хотели, а теперь плюете?
Дулгухау упал, перевернулся на спину. Открыл горло.
— Ты хочешь… платы? Ну… бери. И уходи. Ты… не… человек. Но ты… мой брат. И не возвращайся… больше…
Денна замер. Потом медленно сел на мокрую землю рядом с мораданом. Сгорбился.
— Я не знаю, кто я теперь — тихо-тихо проговорил он. — Но среди людей мне не жить… Куда же мне идти? — словно бы сам с собой заговорил он. — У меня осталось только одно дело. Да. — Он повернулся к Дулгухау, помог ему подняться, усадил у стены.
— Не лечи меня твоей Силой… — прошептал морадан, чувствуя, что сейчас потеряет сознание.
— Нет. Я ухожу. Поплачь по мне, брат. Больше некому.
Из письма в метрополию
«Господину Альдимиру от его сына Бельгара поклон и привет.
Дорогой отец, прости за слишком короткие и нечасты письма — поверишь ли, времени нет совсем. Но совесть и сыновний долг заставили в конце концов бросить все и выкроить время на обстоятельное письмо. Доставлено оно тебе будет не королевской почтой, а прямо в собственные твои руки моим другом Лотандилем. Ты хорошо его знаешь, да и я могу сказать о нем лишь лучшее. Расспроси его — он видел многое, чего в письме не напишешь. Это письмо будет тебе доставлено частным порядком, потому, наверное, ты удивишься, насколько сильно оно отличается от тех, что ты получал раньше. Я пишу сейчас не как бравый солдат, верно?
Боюсь, ты и Лотандиля с трудом узнаешь нынче. Мы стали другими за этот бесконечный год войны. Мы не просто повзрослели, мы постарели, и многие наши мечтания и чаяния ушли безвозвратно. Эндорэ старит. Даже если не дряхлеет тело, то душа покрывается морщинами и рубцами. Ты не представляешь, насколько это разные земли — наша Эленна и Эндорэ. Даже те из нас, что родились за морем, уже не такие, как мы. Один из моих здешних соратников сказал, что когда отец взял его с собой в Эленну, чтобы он мог подняться на Менельтарму, ему было тяжело в нашей земле.
И еще сильнее отдалились от нас морэдайн. Теперь это самые злые и стойкие наши враги. Ты не представляешь, как страшно встречаться с ними в бою — не потому, что они в плен не сдаются. Они слишком похожи на нас. Лица, стать, оружие. Даже воюют они так же, как мы. И мы говорим на одном языке, отец. Это страшно.
Их немного, а чистокровных из них и того меньше, но даже полукровки выделяются среди южан. И они тоже считают себя морэдайн. Наша кровь сильна, отец. Увы. Да, именно увы.
Ладно, о грустном я не буду. Если говорить в целом о кампании, то мы, несомненно, победим. Поначалу я, как и многие молодые (эх, как говорю-то!), хотели короткой войны, больших победных боев, славы. Теперь я рад, что наши командиры не спешат. Мы наступаем медленно. И мы видим, что у них не хватит сил отбросить нас, если они не призовут на помощь какое-нибудь колдовство. Поговаривают, что такое может быть.
Но пока никакой чародей не пришел на помощь морэдайн. Мы отняли у них Умбар. Мы постепенно отъедаем у морэдайн кусок земли за куском. И еще не было случая, чтобы они сумели отбить свою землю назад. Наши лучники лучше, и хотя конницы у нас, почитай, и нет — сам знаешь, редкий здешний конь выдержит нуменорца в полном вооружении — но наши говорят, что мы хотя и ходим медленнее, зато и не бежим.
А куда им теперь бежать — я не знаю. Харад их предал. Мне даже жаль их».
Аргор молча смотрел на преклонившего перед ним колено человека. Эрк привел его с юга, из Ханатты, вместе с большим отрядом угрюмых, измученных и злых морэдайн.
— Мы прошли по землям Харада, государь, — говорил Эрк, — и они не смели заступить нам дорогу.
Коленопреклоненный человек поднял худое черное от усталости лицо. У него были холодные серо-зеленые глаза — нуменорские морские глаза, такие яркие на загорелом дочерна лице — и черные волосы, грязные и спутанные. Человек положил к ногам Аргора меч и сказал хриплым, чуть дрожащим низким голосом:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});