Читать интересную книгу У стен Москвы - Георгий Зангезуров

— А под Тихвином и Ростовом?

Полковник не ответил.

— Сперва они нанесли удар по нашим флангам на южном и северо-западном направлениях, сковали там наши силы, а потом перешли в контрнаступление здесь, в центре. Это уже не случайность, господин полковник.

— Что же, по-вашему, это конец? — все больше раздражаясь, спросил полковник.

— Нет, господин полковник. Я далек от этой мысли. Но вы сами видите, какое нас постигло несчастье на подступах к русской столице.

— Ваше несчастье в том, господин Мизенбах, что вы потеряли веру в нашу победу.

Мизенбах поднял голову и холодно посмотрел на своего собеседника:

— Но позвольте…

Полковник не обратил внимания на его реплику.

— Все, что случилось здесь, в России, случилось в результате слабоволия и нераспорядительности некоторые генералов. Но теперь все будет по-иному. Со вчерашнего дня фюрер взял главное командование сухопутными войсками лично на себя.

— Ка-ак? — поразился Мизенбах. — А фельдмаршал фон Браухич?

— Снят с поста. Генерал-фельдмаршал фон Бок…

— Что, он тоже снят?

— Он, видите ли, заболел желудком, — съязвил полковник. — Но фюрер охотно удовлетворил его просьбу об отпуске. Пусть лечится.

— Кто же назначен вместо него?

— Фельдмаршал фон Клюге. Ваш командующий. И это еще не все. Будут отстранены от своих постов и сурово наказаны все, кто перестает верить в нашу победу, кто проявляет нерешительность.

С этими словами адъютант фюрера расстегнул ремни на своем объемистом портфеле, достал из него пакет и вручил его Мизенбаху. Тот некоторое время держал его в своих руках, пытаясь определить, что же содержится в нем. Так и не придя ни к какому определенному выводу, генерал распечатал пакет, извлек из него лист бумаги с машинописным текстом. Это был приказ, подписанный лично Гитлером. За то, что армейская группа, вопреки существующему приказу, не устояла против натиска советских войск и отступила, он, генерал фон Мизенбах, снят с должности, разжалован в рядовые с лишением всех чинов и отличий. Командиром вместо него назначен генерал Ольденбург.

Полковник видел, как задрожал в тонких пальцах Мизенбаха лист бумаги с приказом Гитлера, как побледнело его лицо.

— Я очень сожалею, господин Мизенбах, что именно мне пришлось вручить вам этот приказ, но… такова воля фюрера.

Полковник сухо попрощался с бывшим командиром армейской группы и уехал разыскивать Ольденбурга.

20

Перед рассветом к Хмелеву постучала квартирная хозяйка и зло, с издевкой крикнула через дверь: «Эй, господин Хмелев, ваши уходят. Смотрите не опоздайте!..» Тот сперва никак не мог сообразить, кто именно и куда уходит. Быстро одевшись, он вышел из дому и… остолбенел. Вся улица была забита военным транспортом и какими-то немецкими подразделениями. Приглушенно урчали машины, громыхали по обледенелой мостовой орудийные колеса, скрипели повозки, храпели лошади, слышались недовольные голоса солдат. И весь этот поток двигался на западную окраину города.

«Немцы оставляют Березовск!» — с тревогой подумал Хмелев и, боясь, что гитлеровцы уйдут, а он останется здесь один на один с людьми, которых предавал, влился в общий поток отступающих. На немцев он все-таки надеялся, он был даже уверен, что о нем не забудут. Стоит ему добраться до здания бывшего городского Совета, где размещалась немецкая контрразведка, и сразу все устроится.

Но вот и знакомый двухэтажный кирпичный дом. Вон и капитан Шлейхер. Он стоял у подъезда и руководил погрузкой имущества. Мимо него к машинам пробегали солдаты с тяжелыми чемоданами, какими-то толстыми папками и автоматами.

Хмелев, не раздумывая, подбежал к одной из машин и стал помогать солдатам забрасывать чемоданы в кузов. Те покосились на него, но не отказались от помощи. Машину наконец загрузили. Два солдата залезли наверх и уселись на ящики. Хмелев, ухватившись за борт, тоже хотел забраться в кузов. Его грубо оттолкнули. Тогда он подошел к Шлейхеру и стал просить, чтобы тот взял его на какую-нибудь машину. Шлейхер, занятый своими делами, не слушал его. Хмелев тронул его за рукав шинели. Капитан, обернувшись, рявкнул на него так, что предатель отскочил в сторону. Из подъезда вышел полковник Берендт. Он что-то сказал Шлейхеру и сел в машину. Машины тронулись. Капитан вбежал в калитку. Раскрылись ворота, и из глубины двора вышла колонна русских людей, которые до этого содержались в подвалах контрразведки.

В первом ряду, рядом с низкорослым, щупленьким старичком, шагала Наташа. Она не заметила Хмелева, не посмотрела в его сторону.

Пленные уходили все дальше, а он, подавленный, всеми забытый, стоял у забора и не знал, что ему делать, куда идти. Затем словно во сне он медленно побрел вслед за колонной…

Подул встречный ветер и начал будоражить пыль, бросать ее в лица пленных, слепить им глаза.

Хмелев видел, как люди ежились, втягивали худые, тонкие шеи в воротники, прикрывались руками, пригибались чуть ли не до самой земли и все шли, подгоняемые рычанием немецких овчарок, рвущихся с поводков.

Это невеселое шествие замыкал здоровенный эсэсовец с большой головой, бугристым, красным лицом и выцветшими, почти белыми бровями. Когда какой-нибудь выбившийся из сил пленный падал на дорогу, он с бесстрастным видом подходил к нему и, толкая ногой в бок, приказывал:

— Вставайть!.. Скоро! Скоро!

Если тот не мог подняться, краснолицый давал по нему короткую очередь из автомата и, не оглядываясь, шагал вслед за колонной.

Каждый раз, когда впереди раздавалась автоматная очередь, Хмелев вздрагивал от страха и останавливался. Но потом, боязливо озираясь, обходил стороной труп пленного и снова шагал вслед за колонной.

Подходить близко к людям он не решался. Краснолицый эсэсовец мог заподозрить его в недобрых намерениях и подстрелить.

Прошли уже несколько сел. Позади осталось много километров трудной, сугробистой дороги. Хмелев выбивался из последних сил. Ему казалось, что пленным гораздо легче. Там люди помогали друг другу. А он был один. Один в этой метельной степи, на пронизывающем до костей ветре. Его начинала покидать вера, что он выдержит, не упадет на дорогу…

И все-таки ему не хотелось умирать. Он напрягал последние силы, засовывал окоченевшие руки все глубже в рукава шинели и, спотыкаясь, шел и шел вперед… Машинально он нагнал колонну и чуть не уперся в спину эсэсовца, идущего позади пленных.

— Э-эй, Иван!.. Цюрюк! На-зад!! — закричал на него тот.

Хмелев не слышал окрика. Он шел спиной к ветру.

Немцу показалось, что русский хитрит: притворяясь глухим, он хочет приблизиться к колонне как можно ближе.

— На-за-ад, швольочь!! — выходя из себя, снова крикнул эсэсовец и дал по спине Хмелева длинную автоматную очередь.

Евгений остановился, на мгновение обернулся, словно хотел увидеть, кто же это выстрелил в него, и молча, лицом вниз, рухнул в сугроб. Порывистый ветер взвихрил над ним облако снега…

21

В полдень с востока подул ветер и стал теснить на запад тяжелые, свинцово-серые облака. Среди туч появились разрывы, выглянуло солнце и осветило колонну пленных, тяжело шагавших по узкой проселочной дороге.

Пленные, занятые своими нерадостными мыслями, еле брели. Особенно трудно приходилось Наташе. Избитая, измученная, она с трудом шла и не видела ни солнца, ни конвоиров, ни самой дороги. Она хотела только одного: чтобы скорее кончилась эта заметенная снегом дорога, а с ней и эти муки.

— Крепись, Наташа. Крепись… — тихо сказал ей Митрич.

— Не могу больше, дедушка. Не могу.

— Можешь! — не поворачивая головы в ее сторону, снова тихо, но твердо сказал старик. — Можешь. Ты же сильная.

«Сильная»… Какая же я сильная, если так быстро сдалась, не выдержала…» — мысленно пыталась возражать, Митричу Наташа. И тут она вспомнила слова матери о том, что к партизанам послан человек. В той сутолоке, в какой были сказаны ей эти слова, она не совсем ясно поняла их значение. Но теперь понемногу до ее сознания дошел смысл сказанного. Если в отряд послан кто-то, то, значит, о них узнает и Саша. Ведь партизанский отряд теперь действует вместе с полком Кожина. Значит, Саша сделает все, чтобы выручить всех этих людей, а вместе с ними и ее, Наташу. Это так и будет. Она уверена. Только бы вовремя до него дошел этот человек. Только бы не опоздал.

«Надо сказать об этом капитану. Обязательно сказать. Он подготовит людей. Его послушают…» — решила девушка и незаметно поменялась с Митричем местами, пошла рядом с седым военным.

— Слушайте меня… — И она слово в слово передала капитану все, что услышала от матери.

Седой капитан стал шептаться со своим бородатым соседом слева. Выслушав капитана, бородач приотстал немного, пошел со второй шеренгой. Потом с третьей… Минут через двадцать он снова появился в первой шеренге и что-то шепнул капитану.