из кубиков.
А между тем новость о возвращении Морана разошлась по всей округе. Люди и существа, населяющие окрестные земли, потянулись к замку, чтобы своими глазами увидеть своего лорда.
Нам приносили цветы и угощения. Из погреба выкатили бочки с пивом. Спешно сколачивались столы и длинные скамьи. Стихийный вспыхнувший праздник набирал обороты. Я смотрела на Морана и не могла наглядеться. Когда он разговаривал с каким-то крестьянином, по его губам скользнула знакомая улыбка. Но вот его окружили и скрыли от моих глаз.
С наступлением темноты вокруг замка зажглись костры и зазвучали песни. Утомленная за целый день, я уже направлялась в покои, когда заметила около ворот корзинку. Повинуясь любопытству, я подошла и заглянула внутрь: там лежал какой-то клубок из одеял. Я откинула край, и взору открылось крошечное личико новорожденного. Но что поразило меня больше всего — это личный герб принцессы Клеа, вышитый на одной из пеленок.
Воровато оглядевшись, я отнесла находку в покои. Крепко спавший младенец был отмечен темной силой. И это оказалась девочка.
— Магда, — раздался веселый голос Морана.
Я резко обернулась:
— Посмотри. Кто-то подкинул ее к нашим воротам.
Веселость Морана как рукой сняло, когда он увидел корзинку.
— Что будем делать? — спросила я, показывая на вышитый герб. — Это… не может быть. Как? Откуда в темных землях эта пеленка?
Моран хмурился, рассматривая младенца.
— Нужно найти кормилицу, — наконец сказал он. — Мы воспитаем это дитя так, как если бы это была наша родная дочь.
— Ты не удивлен? — подозрительно прищурилась я. — Что происходит? Это действительно ребенок Клеа? Но как она здесь оказалась?
Вместе с вопросами появлялся страх. Липкий и неприятный.
— Тьма, — ответил Моран. — И Гис.
Он взял пеленку и бросил ее в огонь.
— Никто никогда не узнает о ее происхождении. Этот знак только для нас.
— Ты так спокоен…
Я еще не могла спокойно смириться с фактом. Чувства к принцессе я испытывала смешанные. Нет, понятно, что девочка ни в чем не виновата, но мы могли подыскать ей какую-нибудь семью…
— Это плата, Магда, за то, что мы вместе. Поверь, лучше не пытаться обмануть судьбу, она найдет способ отыграться.
— Как ее зовут? — спросила я.
— Пока никак. Какое имя тебе нравится?
Я еще раз вгляделась в сморщенное красное личико.
— Алана. Пусть она будет Аланой.
Эпилог
Среди неприступных гор затерялась далекая обитель Силана Добродетельного. Глубокой ночью, когда вокруг выли волки или что похуже, а всякая нечисть свободно гуляла по земле, в замке светилось лишь одно окошко. Магический светильник горел в большом зале библиотеки, освещая конторку с разложенными на ней листами.
Архивариус устало потер глаза и снова заскрипел пером. Несмотря на изрядное количество часов, проведенных за переписыванием древних манускриптов, буквы у него выходили круглые и гладкие — одно заглядение. Ах, как часто он досадовал, что появился на свет слишком поздно! Вот если бы он родился во времена самого отца Силана, основателя ордена, то непременно не просто записал бы сухие факты, а постарался передать историю покрасивее. Он был уверен, что у него хватило бы таланта. И пусть бы его считали тщеславным. Но увы, приходится методично переносить, ничего не добавляя и не убавляя. Архивариус, которого, кстати, звали Корнелий, перечитал написанное:
«В светлых землях сохранилась легенда о ведьме, которую прозвали Магда Темная. Не было чудовища страшнее и уродливее. Это она принесла великую Смуту, утопив в крови весь королевский дворец, куда пришла вызволять своего мерзостного морт’аэна.
К счастью, любимая дочь правителя, принцесса Клеа, спаслась вместе со своим супругом Эдмундом Благородным».
Была в библиотеке легенда об Эдмунде Благородном, великом маге и чародее, который приручил дракона. Корнелий и ее переписывал. Знал он также и о первенце, который впоследствии стал королем Эдмундом Первым Великим. Или как его именовали братья — Эдмундом Предателем, поскольку он прекратил войну света и тьмы.
Корнелий тихо выругался и тут же больно стукнул себя по губам. Но этот Эдмунд Первый… слов нет. Шутка ли — женился на какой-то темной безродной девице! Предал дело своего деда, заставил подданных присягнуть на верность своей «королеве». В летописях ее имя старательно вымарывалось, но Корнелий все равно его знал — Алана. Если бы не ее братец Варрен, который стал верховным чародеем объединенных земель, то ничего бы у нее не вышло.
Корнелий задумался о превратностях истории. В ней оставались серьезные пробелы. Кто-то из ученых мужей полагал, что этот самый Варрен приходился Алане вовсе не братом, а мужем и они вместе околдовали Эдмунда Первого…
Но рыцари обители не покорились самозванке и до сих пор ведут борьбу с тьмой, несмотря на то, что орден объявлен вне закона.
Корнелиус вынырнул из своих мыслей и попробовал сосредоточиться. Все еще хмурясь, он продолжил чтение:
«С помощью Светлейшей принцесса Клеа стала королевой и получила имя Клеа Отважная, ибо ей пришлось мечами и магией отстаивать свое законное право на светлый престол.
Ведьма Магда Темная насылала на светлые земли чудовищ и ужасы, что рождала ее мерзкая утроба. Королева Клеа бросила клич, чтобы найти героев, которые смогли бы навести порядок. И тогда добрый рыцарь без страха и упрека, Силан Дрейн отрекся от своего родового замка, облачился в рубище и принес великий обет: что не остановится, пока не найдет ведьму и не отомстит за гибель правителя.
Он странствовал по землям и везде, где только мог, сражался с чудовищами и порождениями тьмы, истреблял ведьм злокозненных. Но не встретилась ему на пути та, которую он искал. Видимо, прослышав о его славе, Магда Темная заползла в какую-то дыру и носа оттуда не высовывала. И не прекращал своих поисков Силан Добродетельный. И видя такое благочестие и волю, к нему присоединились другие рыцари. Они содержали себя в духовной чистоте, ели простую пищу и принесли обеты безбрачия и воздержания от плотских утех. И был Силан Дрейн строг и нетерпим к грехам. Ни единого раза он не дрогнул, как ни пытались соблазнить его».
Корнелий тяжело вздохнул и на секунду зажмурился: перед внутренним взором понеслись темные прелестницы-ведьмы, которые соблазняли его обещаниями неземного блаженства. Архивариус вздрогнул, до Силана Добродетельного ему было далеко.